По большей части это судопроизводство было формальное, так как инквизитор мог представить всякое дело так, как он сам понимал его, и обычно созывали так много сведущих людей, что детальное изучение, как правило, многих дел в короткий срок было совершенно невозможно.
Инквизиторы, строго соблюдая формы, всегда считали себя вправе действовать по усмотрению. В приговорах, выходивших после протоколов совещаний, часто встречаются имена осужденных, о которых на самом суде не было и речи.
Так как невозможно было собирать всех судей для каждого отдельного случая, дела соединялись, и время от времени устраивалось торжество – аутодафе, церемония исполнения приговора инквизиции – с целью навести ужас на еретиков и утвердить верных в вере.
С течением времени церемония становится более внушительной, и происходит она по воскресеньям, причем в этот день были запрещены всякие другие проповеди; воскресенье Рождественского поста и дни больших праздников были исключены. Священники приглашали народ присутствовать на торжестве и заслужить этим сорокадневное отпущение грехов В центре церкви на помосте помещались кающиеся, окруженные духовными и светскими чиновниками. Инквизитор произносил проповедь, после которой представители светской власти приносили присягу в повиновении, и торжественно провозглашалось отлучение от Церкви всех, кто помешает святому трибуналу. Затем нотариус читал на народном языке показания, спрашивая после каждого из них у обвиненного, чистосердечно ли оно дано им; впрочем, с этим вопросом обращались только к тем, кто был действительно «кающимся» и не мог произвести скандала, уличив судей во лжи. На утвердительный ответ обвиненного его спрашивали, хочет ли он раскаяться или, упорствуя в ереси, погубить тело и душу. Он выражал желание принести покаяние, и тогда читалось отреченье, которое он повторял слово за словом; после этого инквизитор объявлял, что с него снимается отлучение от Церкви, и обещал ему снисхождение, если он будет впредь вести себя согласно с тем решением, которое будет ему объявлено. Кающиеся следовали один за другим, начиная с менее виновных. Последними были те, кого «освобождали», т. е. передавали в руки светской власти; приговор над ними торжественно объявляли по будням на площади, где для этого воздвигался особый помост, чтобы храм Божий в воскресный день не был осквернен объявлением приговора, влекущего пролитие крови. Но казнили всегда на другой день, дабы дать время осужденным покаяться. Тщательно заботились о том, чтобы они не обращались к народу с заявлениями о своей невиновности.
Большое аутодафе, совершенное в апреле 1310 г. Бернаром Ги в Тулузе, тянулось с воскресенья пятого числа по четверг девятое. Сначала смягчили епитимьи, наложенные на некоторых достойных прощения кающихся; затем двадцать лиц были присуждены носить кресты и совершить паломничества; шестьдесят пять лиц было приговорено к пожизненному заключению в тюрьму, из них трое в оковах; и, наконец, восемнадцать человек были переданы в руки светской власти и сожжены живыми. На ауто в апреле 1312 г. пятьдесят один человек были присуждены носить кресты и восемьдесят шесть- к тюрьме; было конфисковано имущество десяти покойников, после того как было объявлено, что они заслужили тюремное заключение; были вырыты и сожжены тридцать шесть трупов; пять человек были переданы светской власти и сожжены живыми, и пять человек были осуждены заочно. Для еретика не было никакой надежды найти спасение даже в бегстве, так как инквизиция бодрствовала повсюду. Схватывали по подозрению чужеземца, выясняли, откуда он родом, и посылали гонцов на место его рождения, и оттуда местная инквизиция высылала о нем все нужные справки; тогда, смотря по обстоятельствам, его судили на месте или пересылали на родину, так как всякий суд инквизиции мог судить не только жителей своего округа, но и иностранцев. Иногда два судилища вызывали одного и того же обвиняемого; относительно этих случаев Нарбоннский собор 1244 г. решил, что обвиняемого судит тот инквизитор, который первый возбудил дело. Юрисдикция инквизитора была, в сущности, настолько же личная, насколько и местная, и куда бы он ни являлся, он всегда оставался облеченным судебной властью. Недоставало инквизиции только главы, которому слепо подчинялись бы все подвластные ему и который единолично направлял бы ее деятельность. Папа не брал на себя подобной роли; ему надо было иметь рядом с собой генерал-инквизитора; в 1262 г. Урбан IV приказал всем инквизиторам направлять их донесения кардиналу Каэтано Орсини, сообщать ему обо всех препятствиях, которые встретятся им при выполнении их обязанностей, и во всем следовать его наказам. Кардинал Орсини сам считал себя генерал-инквизитором и старался подчинить непосредственно себе все суды инквизиции. Орсини очень серьезно относился к своим обязанностям и стремился к действительной централизации. Его грамота от 24 мая 1273 г. к инквизиторам Франции свидетельствует, что некоторое время наказы служителям инквизиции исходили от него.
Его вступление в 1277 г. на папский престол под именем Николая III указывает на то, что он достиг значительного могущества. Он назначил на освободившееся после его избрания папой место генерал-инквизитора своего племянника, кардинала Латино Малебранка, чтобы быть уверенным в своей личной безопасности. Бонифаций VIII нашел бесполезным и неудобным этот опасный пост. Он оставался незанятым, пока Климент VI не восстановил его для Гильома, кардинала С.-Стефано, который приказал сжечь многих еретиков. После его смерти не было более генерал-инквизиторов, и вообще этот институт не оказал никакого влияния на развитие инквизиции.
Глава 9. СУДОПРОИЗВОДСТВО ИНКВИЗИЦИИ
Судопроизводство епископских судов подчинялось определенным правилам. С инквизицией это исчезло. В качестве судьи инквизитор охранял веру и карал оскорбления, нанесенные ересью Богу. Он был еще и духовник, боровшийся за спасение душ от вечной гибели. Он стремился выполнить свою миссию, не стесняясь выбором средств. Когда обвиняемый являлся перед судилищем, от него требовали присяги, что он будет повиноваться Церкви, правдиво отвечать на все вопросы, выдаст всех известных ему еретиков, выполнит всякую епитимью, которую могут наложить на него; если он отказывался дать подобную присягу, то этим сам себя объявлял изобличенным и закоснелым еретиком.
Инквизитор, в отличие от обыкновенного судьи, должен был не только установить факты, но и выведать самые сокровенные мысли своего пленника. Преступление, которое преследовал инквизитор, было духовным, уголовные действия виновных не подлежали его юрисдикции. Простое сомнение считалось ересью, и инквизитор должен был убедиться в том, что, внешне будучи верным католиком, подсудимый не был еретиком в глубине своего сердца. Но инквизиторы полагали, что лучше принести в жертву сто невинных, чем упустить одного виновного. Из трех форм возбуждения уголовного преследования – обвинение, донос и розыск – третья обратилась в правило. Обвинение как форма возбуждения уголовного преследования было устранено под предлогом, что оно вызывало пререкания, т. е. давало обвиняемому возможность защищаться. Донос не был обычен, и с самых первых дней основания инквизиции розыск стал почти исключительной формой возбуждения дела. На обвиняемого заранее смотрели как на виновного. В 1278 г. один опытный инквизитор принимает за правило, что в областях, сильно подозреваемых в ереси, нужно вызывать на суд каждого жителя, требовать от него отречения от ереси и подробно его допросить о нем самом и о других, малейшая неоткровенность должна была позднее привести к наказаниям, которые полагались для впавших снова в ересь. В протоколах инквизиции в 1245 и 1246 гг. говорится о двухстах тридцати допросах жителей маленького городка провинции Авиньона, о ста допросах в Фанжо и о четырехстах двадцати допросах в Мас-С.-Пуэльес.
Никто, достигший того возраста, в котором, по мнению Церкви, он был ответственен за свои поступки, не мог отказаться от обязанности давать показания перед инквизитором. Соборы Тулузы, Безье и Альби, предписывая требовать клятву отречения от всего населения, определили этот возраст в четырнадцать лет для мужчин и в двенадцать для женщин; другие считали, что дети должны быть достаточно развиты, чтобы понимать значение присяги; третьи считали ответственными их, начиная с семилетнего возраста; некоторые определяли предельный возраст в девять с половиной лет для девочек и в десять с половиной для мальчиков. Правда, в латинских землях, где законное совершеннолетие наступало только в двадцать пять лет, никто моложе этого возраста не мог быть вызван на суд; но это препятствие обходили легко: назначали опекуна, под прикрытием которого несовершеннолетнего пытали и казнили уже с четырнадцати лет, когда человек делался ответственным по обвинению его в ереси.
