ХАРАКТЕРИСТИКА ПОЗЕМЕЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ В РАЗВИТОМ ФЕОДАЛЬНОМ ОБЩЕСТВЕ У ЯВАНЦЕВ (XIII—XV вв.)
В это время выросла доля упоминаний в документах о деревенских коллективах и о средних светских титулованных владельцах, вышедших из среды деревенского чиновничества. Из числа средних частных землевладельцев внимание привлекают панджи — служилые, часто — воины; о них речь идет с конца XII в., но характерны они для времени Сингасари и раннего Маджапахита. На исторической арене они появляются сразу в заметном количестве, одновременно растет число упоминаний об отдельных священнослужителях-землевладельцах, не связанных с храмом или религиозной общиной. Представители обеих этих социальных групп владели обычно одной общиной, не более.
Монархи теперь полные хозяева земли, но с начала XV в. — в слабеющем государстве и раздираемом внутренними противоречиями обществе. В XIII—XV вв. в среде крупных владельцев появляется новая группа, в титулование которой уже не входят слова «ракараян» и «рака». Такие крупные владельцы окончательно утратили право санкционировать дарения (в пользу монархов). После относительно благополучного времени (конец X—XII в.) с середины XIII в. дарения земель снова сокращаются. Об аграрных трудностях свидетельствуют земельные споры, все больше внимания в эти века уделяется неземледельческим доходам. Возможно, земель для раздач к XV в. стало не хватать уже на востоке Явы (как и в Камбодже). Впоследствии даже уменьшился объем обработанных земель, и процветавшая в XIV—XV вв. пристоличная область Моджокерто на Восточной Яве до сих пор не входит в число житниц Явы.
В этих условиях резко возросла роль процедуры хранения и торжественного зачтения документа. В это время также массово изготавливались копии с древних владельческих документов в ходе «подтверждения» старых прав. Распространяется процедура уточнения прав на землю, касающегося в основном прав владельцев, а не статуса земель, как ранее. Тогда же расцветает передача «навечно», также укрепляющая личные права владельца; дальнейшее распространение «вечного владения» ослабляло центральную власть, сужая сферу реализации верховной собственности. В это время предметом операции являются уже все земли общины или частного лица, а не какая-то их часть (прежде обрабатываемая); порой прямо уточняется, что имеются в виду поля, леса, воды, горы. Владением становится пространство в определенных пределах, а не обрабатываемое поле; это — ново и важно. При этом ни характер земли (обработана или нет), ни ее размеры не указываются; последние — сфера действия обычного права, то есть не санкционированного государством соглашения владельцев.
Одновременно мы видим полный отказ государства от прав, ранее делившихся между ним и владельцем. Прежде принадлежность монарху всех доходов сверх определенной нормы сковывала хозяйственную инициативу крестьян и владельца, а теперь полный отказ создавал земельную собственность почти без ограничений. Меняется положение зависимых — с них начали брать налог в связи со сближением их статуса со статусом частично закабаляемых свободных. Если раньше земли во владениях светских и духовных феодалов обрабатывали несвободные, то теперь распространилась переадресация поступлений со свободных общин частным владельцам; тем самым на владельцев, даже мелких, стали работать свободные общинники. И если в первую эпоху (732—928 гг.) упоминаний об общине в аграрных документах было мало, то это, видимо, потому, что отношения господства-подчинения складывались вне ее, на землях феодальных владельцев. А со второй эпохи (992—1197 гг.), и особенно в третью (1264—1486 гг.), эти отношения захватили и ее! Иными словами, если первая эпоха — время формирования определенного типа отношений эксплуатации, то вторая и третья эпохи — время их перенесения на все общество, а затем и кризиса.
Среди признаков кризиса всей этой ранней имперской аграрной структуры в XIV—XV вв. интересно первое упоминание о строгих правовых карах «за покушение на земли монарха». Интересно, что покушение на них — достаточно массовое явление. На смену просителям из общины о даче земельного имущества, обращающимся в основном к монархам, пришли в этом же качестве индивидуальные и местные владельцы (светские лица и священнослужители), вытеснившие общинные коллективы и их верхушку. К частным светским и духовным феодальным владельцам перешло «право на доходы со сверхнормативных торговцев и ремесленников» в поселении. Частные владельцы в это время экономически ослабляли прежде всего общину, в меньшей мере — государство, хотя политически подрывали (и подорвали) прежде всего его.
РАННЯЯ ИСТОРИЯ КОРОЛЕВСТВА СИНГАСАРИ
Период истории Кедири, предшествовавший его крушению, — одно из «белых пятен» яванского средневекового прошлого. Неизвестны события, происшедшие после правления короля Камешвары II, то есть в 90-х гг. XII в. и начале XIII столетия, не ясно даже, кто управлял страной и какие социально-политические силы сыграли главную роль в переменах, случившихся на Восточной Яве в 1221—1222 гг. Правда, относительно королевского правления имеются две версии. Согласно первой, на троне примерно с 1190 по 1222 г. находился Кертаджая, последний правитель Кедири, относившийся, очевидно, к той же родственной линии, что и короли эпохи расцвета. Согласно второй, около 1190— 1200 г. королем был Сарвешвара (Шренгга), и Кертаджая ему наследовал, либо правил с 1216 г.
Политический кризис восточнояванского государства должен был 'быть достаточно глубоким, если прервалась династия и к власти пробрался человек с весьма смутной земной, но пышной «небесной» генеалогией, презревший условности высокородного происхождения и утверждавший себя как «человекобог». Это показывает анализ одного из важнейших нарративных источников яванской истории — «Параратона» (Дворцовой книги). Несмотря на трудности интерпретации источника и дискуссионность восстанавливаемой картины событий, можно предположить наличие некоторых предпосылок данного кризиса. К ним можно отнести недовольство духовенства утратой прежних позиций и рост претензий высшей светской власти на сочетание светских и духовных функций, в результате чего назревал конфликт между династией и духовенством. Совокупность этих факторов порождала рост напряженности. Возникла сильная оппозиция центральной кедирийской власти в лице клира и монастырей, поддержавших в конце концов самозванца, выступившего против Кедири со своими сторонниками и их дружинами.
Источник сведений об этих событиях, происходивших в 1221 — 1222 годах, своеобразная яванская хроника «Параратон», повествует об истории яванских правителей в XIII—XV вв. Изученная версия этого произведения была окончена, вероятнее всего, в последней четверти XV в. По «Параратону», центральная власть в лице прабху (монарха), следуя традициям кедирийского трона, стремилась сосредоточить в своих руках функции духовной власти и подчинить религиозную аристократию (священническую верхушку) целям отправления культа короля-бога (дева-прабху). Конкретные шаги в этом направлении послужили поводом к открытому выступлению против последнего кедирийского короля Кертаджаи.
Основным районом недовольства стала Джанггала. Судя по всему, именно там зрели настроения мятежа и та атмосфера брожения, в которой появляются самозванные «пророки» и «мессии» и претенденты на власть, «предназначенные» к ней «волей богов». И такая личность не замедлила появиться.
Кен Ангрок («Ниспровергающий все») родился, если верить яванским источникам, в 1182 г. в местечке Пангкур области Тумапель и был сыном крестьянки. Во всяком случае есть основания говорить о простонародных корнях будущего правителя Явы, который для своих врагов был человеком смутного происхождения, а для почитателей и сторонников сыном и воспитанником богов (по преданию родившимся от связи Брахмы с земной женщиной).
Сначала Ангрок был обыкновенным бродягой, пробавлявшимся случайным заработком и воровством, покинувшим свою общину. Затем он занялся разбоем, и его насилия стали известны в Дахе, в окрестностях которой он слыл в числе главных возмутителей спокойствия. Видимо, нашлись противники кедирийского короля, которые не преминули воспользоваться славой Ангрока как дерзкого смутьяна и главаря таких же, как он, насильников. Поэтому, когда Ангрок стал выдавать себя за сына Брахмы, одновременно сына Шивы и воплощение Вишну, стал быстро распространяться слух о будущем правителе страны, самим небом ниспосланном ради восстановления законности и порядка. Брахманы и главы религиозных общин, еще недавно при одном его появлении собиравшие народ и монахов для охоты за ним, теперь «по велению свыше» стали оказывать ему покровительство и давать приют. Поступление Ангрока на службу к акуву (начальнику) Тумапеля Тунгул Аметунгу, которое произошло, очевидно, не без влияния духовенства, уже само по себе было вызовом властям Дахи. Ведь более чем вероятно, чта тумапельский акуву был тогда среди неугодных кедирийскому монарху. Вскоре, однако, случилось то, что должно было случиться: Ангрок убил акуву Тумапеля и захватил власть.
