- Здесь? Возможно, что это так! - ответила баронесса, бросив на Рено пылкий взгляд. - Но оставьте напрасные слова. Вы говорите, что любите меня. Зачем же, если вы любите меня, вы уезжаете? Зачем вы повергаете меня в отчаяние и печаль? Кто вас к тому вынуждает? Ответьте прямо, без уловок, как мужчина отвечает мужчине. И зачем?
Рено принял гордый, вызывающий вид.
- Во Франции вспыхнула война между моей верой и кальвинистами, сказал он. - Я дворянин и католик, и должен присоединиться к королевской армии.
- А я?
- Вы?
- Послушайте, Рено, я буду говорить обо всем так, как я думаю. Сейчас может решиться вся моя жизнь. Вы знаете, как я вас люблю. Увы, мои глаза, мой румянец, мое волнение уже сказали об этом прежде, чем я открыла рот. Но вы не знаете, сколько огня зажгла эта любовь в моем сердце! И ваше сердце нужно мне безраздельно, иначе... Ах, я не отвечаю больше за огонь, который горит в моей крови! Он может толкнуть меня на страшные поступки! Я могу или любить или ненавидеть! Можете ли вы доказать, что вы действительно любите меня? Что ж, тогда останьтесь! Я, баронесса д`Игомер, одна из первых женщин Швеции и по положению и по состоянию. До вас я никого не любила. Я вдова. Оставайтесь и берите мою руку.
- Я? Стать Вашим мужем?
- А почему нет? По положению своему я имею право на корону маркизы.
- Я знаю. И мои предки были бы благодарны соединить наши гербы. Но долг чести принуждает меня ехать, и разве хочется мне заставлять вас надевать траур и одновременно свадебное платье? Если бы я остался подле вас, что сказали бы мои братья по оружию?
- Ладно, уезжайте! Но я могла бы последовать за вами и на поле битвы, куда вы так стремитесь. И будь я вашей женой, маркизой де Шофонтен, я всюду пошла бы за вами.
Рено трясло. Он предполагал слезы, гнев, но подобное открытое и чистосердечное предложение ему и в голову не приходило.
- Вы сомневаетесь? - продолжала баронесса.
- Это невозможно! - сказал наконец г-н де Шофонтен, думая о Диане.
- А, вот видите, вы не любите меня. Ту, что вы любите, зовут Диана де Парделан. Но берегитесь!
Рено, до сих пор сохраняя спокойное и веселое настроение, стал вдруг серьезным.
- По-моему, вы только что сказали два лишних слова, моя дорогая Текла, - сказал он.
- А почему я не могла сказать их? Разве я не имею права? Речь идет о вас и речь идет обо мне - почему же я должна молчать? О, нет! Я пойду до конца! Вы говорите мне, что не любите Диану? Ох, хотела бы я ошибаться и хотела бы закрыть глаза на эту страшную правду, но ведь это вы сами позаботились о том, чтобы открыть мне их! Какими взглядами вы сопровождаете каждый её шаг! Как сияет каждая черточка вашего лица, когда вы говорите с ней! О, я никогда не видела этих искр счастья, когда вы бываете рядом со мной! А сегодня вечером, во время этого грустного ужина, который собрал всех нас за одним столом - это было, возможно, в последний раз, когда я смотрела только на вас, чьи глаза, чью улыбку вы искали? И вы считаете, что это унижение, которому я подверглась, и это невнимание ко мне я вам прощу? И безропотно оставлю госпожой вашей жизни и вашего сердца эту соперницу, которую я презираю? О, не думайте, что я до такой степени слаба и глупа! Нет! Вы меня ещё не знаете, Рено!
Г-н де Шофонтен встал и вежливым и твердым голосом спросил:
- Вы угрожаете, госпожа баронесса?
- Сжальтесь! Не уезжайте! Останьтесь! Сделаем как ты хочешь! Ты хочешь, чтобы мы уехали из Швеции? Я поеду с тобой! Я поеду во Францию, в Испанию, в Италию, куда прикажешь, лишь бы быть с тобой. Ах, все мое существо принадлежит тебе настолько же, насколько я ненавижу эту Диану!
Рено высвободился из объятий г-жи д`Игомер и сказал, насколько мог владеть голосом, плохо скрывающим грусть:
- А почему вы так ненавидите её, если я уезжаю и, возможно, больше никогда не увижу ее?
Смертельная тоска подкатила к сердцу Теклы.
- Так вы думаете только о ней!? Уезжайте же! - крикнула она. Уезжайте! И будь проклят тот день, когда я встретила вас, когда ваш лживый рот впервые целовал меня! Бегите во Францию и молите Бога, чтобы он больше не возвратил вас ко мне! Даже хорошо, что вы привели меня в чувство! Теперь, когда вы разбили это сердце, из него будут проистекать лишь желчь и злоба. Прощайте!
Никогда ещё Рено не видел у г-жи д`Игомер такого страшного лица, выражающего столько жутких и безумных чувств. Это было чужое лицо,, чужой голос. Он уже подумывал о том, что зря решил искать наказания рядом с Теклой. Но он был не из тех людей, которые получают удары, не отвечая на них. Раскланиваясь с г-жой д`Игомер, он проговорил вежливо и вместе с тем с долей иронии:
- Мое оружие против мужчин - шпага, против женщин - забвение!
Властным движением г-жа д`Игомер указала ему на окно, где так часто встречала его объятиями своих рук.
Рено поклонился, точно посол, уходящий в отставку от своего монарха, и с высоко поднятой головой вышел на балкон.
- О, Диана! - прошептал он.
Г-жа д`Игомер молча и неподвижно, положив руку на сердце и дрожа губами, слушала звук шагов Рено, удаляющихся в ночь. Когда они стихли и наступила мертвая тишина, она произнесла, наконец, тяжело вздохнув:
- О! Я отомщу за себя!
Совсем другого рода сцена происходила под окнами м-ль де Сувини в этот час глубокой ночи. Соединив руки и сердца, Адриен и Арман-Луи в последний раз обменивались словами прощания. Двадцать раз г-н де ла Герш уходил и двадцать раз возвращался.
- Теперь я ничего не боюсь, хотя знаю, какая опасность мне угрожает, говорила Адриен. - Конечно, я никогда не буду женой Жана де Верта, никогда! И любовь, которая только и связывает меня с жизнью, никто другой, кроме вас, не услышит от меня, клянусь вам! Езжайте с миром. Та, что любит вас, из тех, кто любит один раз и навсегда.
Арман-Луи коснулся губами губ Адриен.
- Если я не вернусь, молитесь за меня, - сказал он.
Адриен сняла кольцо со своего пальца и надела на палец г-на де ла Герш со словами:
- Пока я жива, я ваша, мертвая - я не буду ничьей.
Арман-Луи прижал её к своему сердцу, их губы соединились, и под звездным небом они молили Бога быть свидетелем и защитником их любви.
На следующий день к полудню Арман-Луи и Рено в сопровождении Каркефу были уже на лошадях во дворе замка. Это был час отъезда. Все вокруг было залито сиянием дня.
Г-н де Парделан, взволнованный, пожал на прощание руки обоим друзьям. Жан де Верт появился в великолепном наряде. Темляк, расшитый золотыми нитями, был привязан к гарде его шпаги. Сняв перчатку с руки, он намеренно ласкал его бахрому.
Г-н де ла Герш подошел к нему.
- Вам - темляк, мне - сердце, - сказал он.
- Вам - сердце, мне - рука, - ответил барон.
Г-н де ла Герш едва удержался от яростного жеста и, сделав над собой сверхусилие, проговорил:
- Послушайте, господин барон, вспомните, что вчера сказала мадемуазель де Сувини господину де Парделану. Я люблю её больше жизни. Откажитесь достойно от ваших притязаний на нее, и до моего последнего часа, до моего последнего вздоха вы приобретете признательного дворянина, в котором вы не обманетесь никогда.
Губы барона искривились в улыбке.
- Господин граф, - сказал он. - Я предпочитаю даму дворянину. Посмотрите на этот темляк, вышитый рукой мадемуазель де Сувини. Сколько времени он будет на головке эфеса этой шпаги, столько же я не откажусь от нее, я ведь взял слово с господина де Парделана.
Г-н де ла Герш вскочил в седло.
- Что ж, сударь, так же наверняка, как и то, что мое имя Арман-Луи де ла Герш, я вырву этот темляк у вас! - крикнул он.
Он пустил лошадь вскачь и в отчаянном рывке выскочил за ворота.
Когда вместе с Рено он сворачивал за угол замка, несколько роз, перевязанных лентой, упали к ногам г-на де Шофонтена. Он проворно подобрал их. Белая, точно снег, ручка показалась из окна и, сделав прощальный знак, исчезла.
- Но это окно не госпожи д`Игомер! - сказал Арман-Луи.
- Слава Богу! Этого мне только недоставало, - пьянея от радости, проговорил Рено.
- Может, все же останешься? - спросил г-н де ла Герш. - Здесь твое счастье.
- Зачем мне оставаться? И кем ты хочешь чтобы я здесь оставался? Пусть и любит она меня, меня, который не в состоянии предложить ей корону Франции!.. Нет, нет! Ты знаешь мои принципы: или золотая шпага, или ничего...
Он вздохнул и сунул цветы и ленту за камзол.
Затем, распрямившись и приняв гордый вид человека, уверенного в самом себе, непринужденно сказал:
- по правде говоря, тем хуже для меня. Ты идешь защищать Ла Рошель, а я собираюсь завладеть этим городом еретиков, тем самым делая подарок господину кардиналу де Ришелье. По возвращении он даст мне полк, который я положу к ногам мадемуазель де Парделан.
- Аминь! - грустно сказал Каркефу.
А через полчаса башни замка Сент-Вест скрылись за сплошной полосой соснового леса.
18.
Ла Рошель
Прошло несколько месяцев. Подвергшийся нападению с суши, блокированный со стороны моря дамбой и флотом, отрезанный от мира внушительными силами, которые кардинал Ришелье стянул вокруг его ветхих стен, Ла Рошель пришел к тому роковому часу, когда поредевший и изголодавшийся гарнизон больше защищал свою честь, чем осажденный город.