Положение соединений всей танковой группы и даже соседней группы армий отображалось отнюдь не на полковых рабочих картах. Захваченная карта явно была прямым следствием разъездов штабных автомобилей 2-й танковой группы по шоссе на Слоним, о которых так хвастливо повествовал Гудериан. Утрата такого документа была серьезным упущением. Однако эта информация исключительной важности не дошла до штаба Западного фронта, по крайней мере до вечера 24 июня. Во всяком случае, в вечерней оперсводке эта история не описывается. Она появляется в оперсводке штаба фронта только в 10.00 утра 25 июня. Когда говорят об инертности управления войсками и прохождения донесений в Красной армии 1941 г., то речь идет именно о таких случаях.
Так или иначе, Павлов и Климовских получили возможность заглянуть в карты противника, причем в прямом и переносном смысле. Комфронта сразу же сделал правильные выводы. Танкисту Павлову не требовалось объяснять, что такое «ПцК» (PzK)[118] — Panzerkorps, танковый корпус. Возможности целого мотомеханизированного корпуса по прорыву в глубину обороны он также прекрасно осознавал. Словно пелена спадает с глаз командующего фронтом. Вместо одной танковой дивизии из предыдущих донесений под Слонимом и Слуцком стояли три вражеских танковых корпуса. Угроза со стороны 2-й танковой группы наконец-то была осознана советским командованием. Думаю, схожие ощущения были у впередсмотрящего «Титаника», когда он увидел в полутьме серую громаду айсберга впереди по курсу. Позднее на вопрос о причинах прорыва обороны фронта Павлов ответил: «На Брестском направлении против 6-й и 42-й дивизий обрушилось сразу три механизированных корпуса, что создало превосходство противника как численностью, так и качеством техники». Справедливости ради стоит сказать, что обрушились все же только два немецких механизированных корпуса, третий XXXXVI корпус в боях поначалу не участвовал. В любом случае оценка сил противника менялась самым радикальным образом.
Однако проходит еще несколько часов до отдачи приказов войскам. Неясно, на что они были потрачены. Возможно, на проверку изображенной на карте обстановки средствами воздушной разведки. Теперь летчики по крайней мере знали, что и где искать. Наконец, в 15.40 25 июня 1941 г. Павлов отдает распоряжение напрямую командиру 6-го мехкорпуса:
«Немедленно прервите бой и форсированным маршем, следуя днем и ночью, сосредоточьтесь Слоним. Начало движения утром 26 и об окончании марша донесите»[119].
Время 15.40 отмечено в журнале боевых действий фронта. На сохранившемся тексте приказа есть пометка: «Отправлен 25 июня 1941 г. в 16 часов 45 минут». Таким образом, с момента захвата немецкой карты под Слонимом и до принятия решения на основании содержащейся в ней информации прошло около полутора суток. Нельзя не отметить, что о перебежчике Лискове 21 июня информация дошла намного быстрее, причем на самый верх, к самому Сталину. Вскоре после отправки приказа Хацкилевичу Военный совет Западного фронта принимает радикальное решение. В войска была направлена директива, начинавшаяся словами:
«Сегодня в ночь с 25 на 26 июня 1941 г. не позднее 21 часа начать отход, приготовить части. Танки — в авангарде, конница и сильная противотанковая оборона — в арьергарде. 6-й механизированный корпус первый скачок — район Слоним».
В последующем войска Красной армии не раз и не два оказывались под угрозой окружения. Но далеко не все командующие решались своевременно отдать приказ на отход. Драгоценное время тратилось на запросы в адрес Верховного командования, ожидание ответов и подтверждений. Наиболее характерный пример в этом отношении дал киевский «котел» сентября 1941 г. Тот случай даже стал почти хрестоматийным. Генерал Павлов не был связан приказами «стоять насмерть» и уже на четвертый день сражения отдал приказ на отход. В случае его успеха охваченные с флангов войска могли избежать окружения и разгрома. Однако любое решение, подобно медали, имеет две стороны. Отрицательным последствием приказа об отходе было прекращение контрудара под Гродно. 6-й механизированный корпус теперь должен был стать основной ударной силой прорыва.
Парадокс и трагедия 1941 г. показали себя здесь неожиданным образом. На данный момент нет достоверных данных о том, что приказ дошел до всех своих адресатов вовремя. 3-я армия приказ, судя по всему, получила. Во всяком случае, Кузнецов отдавал распоряжения, вполне ему созвучные и совпадающие по времени начала отхода. Штаб 10-й армии, напротив, спасительного приказа на отход не получил. Но здесь еще раз проявилось то, что у командующих не было пресловутого страха перед наказанием за оставление позиций или чего-либо в этом роде. Начальник оперативного отдела 10-й армии полковник Маркушевич впоследствии писал: «Об отходе с рубежа р. Бобр, р. Нарев приказа от командующего Зап. фронтом не было. Этот отход был осуществлен решением Командарма-10. Приказ был издан в 14.00–15.00 25.06.41 г.». Приказ Голубева предусматривал отход на рубеж р. Сокулка. Начальник штаба 10-й армии генерал-майор Ляпин впоследствии подтвердил эти слова полковника Маркушевича. Фактически отход на восток 10-я армия начала еще до того, как Павлов отдал свой приказ отходить ввиду наметившейся угрозы окружения.
Командование фронта уже на следующий день после того, как был отдан приказ на отход, убедилось в реальности возникшей угрозы. Авиаразведка фронта еще сохраняла некоторую боеспособность, хотя видела далеко не все. Но даже ее отрывочные доклады били, словно обухом по голове. В 12.00 26 июня летчики увидели колонну танков, на больших скоростях проходившую Слуцк в направлении на Бобруйск. Спустя четыре часа, в 16.00 того же дня, танковая колонная противника глубиной 10 км была замечена проходящей на восток в 5 км южнее Минска. Это был XXXXVII моторизованный корпус. Этот глубокий прорыв на левом фланге требовал немедленного парирования. Чтобы это сделать, нужны были войска, пусть даже из пасти тигра — надвигающегося окружения.
Однако было легче отдать приказ (фронту или армии), нежели его выполнить. Против Западного фронта здесь работало своеобразие условий местности в районе между Белостоком и Минском. Во-первых, направление отступления пересекалось несколькими реками, протекающими в меридиональном направлении. Из их числа Зельвянка (100 км восточнее Белостока) и Щара (125 км восточнее Белостока) были окружены обширными болотистыми районами. Между долинами этих рек находились вытянутые в северном направлении высоты, которые постепенно переходили в равнину. Во-вторых, Неман образует на направлении отхода большую, выступающую в южном направлении излучину. В итоге полоса, пригодная для отступления, образовывала «бутылочное горло», сужаясь от, примерно, 55 км у Гродека до 25 км у Волковыска. Собственно, реки Зельвянка и Щара протекали по самому узкому месту «бутылочного горла».
Серьезной проблемой насыщенных техникой отступающих частей были дороги и переправы в районе «бутылочного горла». Прорыв немцев в район Слонима означал перехват единственного крупного шоссе. Павлов не зря нацелил 6-й мехкорпус в район этого города. Несмотря на лето и относительно хорошее состояние грунтовых дорог, захват Слонима, значимого узла коммуникаций, имел катастрофические последствия. Между шоссе Белосток — Минск и Неманом не существовало сколько-нибудь серьезных дорог в направлении с запада на восток. Более того, количество пригодных для техники переправ стремительно уменьшалось по мере отхода на восток. Через реку Свислочь в 50 км восточнее Белостока можно было переправиться по 9 мостам (не считая шоссейного) и 10 бродам. Через протекавшую всего в 23 км восточнее Свислочи реку Рось имелось только 3 или 4 моста и 7 бродов. Находившееся еще дальше к востоку «бутылочное горло» полностью оправдывало свое название. Через Зельвянку с ее заболоченными берегами вел всего один мост у Песков (27 км северо-северо-западнее Зельвы) и один брод, пригодный для транспорта, в 8 км севернее Зельвы.
Немецкий исследователь белостокского «котла» Хейдорн писал: «Что касается Шары, то автор смог обнаружить между шоссе и Неманом один мост, окруженный несколькими бродами, у Дворок — Велика Воля (35 км северо-западнее Слонима) и 6 других бродов, достаточно равномерно распределенных по течению реки на расстоянии 5–8 км друг от друга».
Сообразно всему этому дороги в «бутылочном горле» с запада и северо-запада стекались к Волковыску и примыкали здесь к главному шоссе. При быстром отступлении крупных масс войск здесь должны были неизбежно возникнуть многокилометровые «пробки». Это само по себе в условиях явного преимущества немецкой авиации в воздухе предвещало разгром отступающих полков и дивизий Западного фронта.
Отход и попытки прорыва из окружения 3-й армии
