Въехав в Военное министерство 30 мая 1920 года, уже через два дня Кальес преобразовал Освободительную армию Юга в «Южную дивизию» федеральной армии.[157] Де ла О и Маганья стали дивизионными генералами. Сапатисты учредили 13 июня 1920 года Национальную аграристскую партию, которая при поддержке правительства образовала свои отделения во многих штатах. Возглавил партию вернувшийся из эмиграции идейный лидер сапатизма Сото-и-Гама. На выборах в Конгресс в августе аграристы завоевали только семь депутатских кресел, однако при содействии де ла Уэрты и Обрегона они получили места во влиятельных парламентских комитетах.
Сапатисты фактически стали определять и аграрную политику на национальном уровне, так как министром сельского хозяйства (сначала временным, а потом постоянным) стал их представитель в США Вильяреаль, тоже вернувшийся на родину после свержения Каррансы. Вильяреаль, в свою очередь, назначил руководителем Департамента по аграрной реформе родственника Сото-и-Гамы Валентина Гаму. А тот назначил своим представителем в Морелосе вернувшегося из Гаваны Амескую (того самого, которому Сапата адресовал свое знаменитое письмо о русской революции).
Лидер аграристов Сото-и-Гама
Вильяреаль быстро претворял в жизнь аграрную программу сапатистов не только в Морелосе, но и в Мексике в целом. Уже 23 июня 1920 года был принят закон о необрабатываемых землях, который облегчал их распределение среди нуждающихся крестьян (ранее, как упоминалось, Карранса наложил на подобный закон вето). 28 декабря был одобрен ключевой закон о статусе крестьянских общин – «эхидос».
В Морелосе де ла О стал командующим войсками штата, а Хосе Паррес, возглавлявший медицинскую службу сапатистов, – губернатором. Сапатистами были как руководители местного самоуправления, так и все три депутата от Морелоса в национальном Конгрессе. 18 августа 1920 года губернатор Паррес своим вторым декретом назначил всем родственникам жертв революции государственные пенсии. А уже 4 сентября он приступил к окончательному закреплению аграрной реформы в штате. В пятом по счету декрете губернатора, специально посвященном этой проблеме, содержалась прямая ссылка на заветы Эмилиано Сапаты и «план Айялы», с принятия которого почти десять лет назад и началась революция в Морелосе. Согласно новому декрету любая группа крестьян штата (деревня, рабочие ранчо и даже оставшиеся без крова жители разных деревень) могла обратиться к губернатору с просьбой о выделении ее общине земли или увеличении уже существующего земельного фонда. Паррес обещал решать все вопросы в течение 24 часов, и уже в конце сентября первые деревни получили право пользования своими общинными землями. Формально президент и национальный Конгресс могли вмешаться в распределение земель (вся земля все-таки принадлежала нации), однако на практике этого не происходило.
В целом следует подчеркнуть, что если за пять лет правления Каррансы среди крестьян было распределено 167 963 га земли, то менее чем за год правления де ла Уэрты 128 крестьянских общин получили 165 974 га.[158] Одновременно де ла Уэрта вернул прежним владельцам 44 тысячи га, в том числе 25 тысяч в Соноре. Новый президент поощрял учреждение сельскохозяйственных колоний на распределяемых землях, в которых наделы могли получить бывшие бойцы всевозможных группировок. Ведь предстояло сократить армию с 200 тысяч до 50 тысяч человек, а бывший солдат без источника дохода становился потенциальным мятежником. Сельскохозяйственные колонии носили полувоенный характер: с ведома военного министра Кальеса колонистам оставили оружие, и они должны были при первом сигнале правительства выступить на его защиту. Таким образом, создавался противовес регулярной армии, своего рода иррегулярные революционные части, которым было за что любить революцию.
Можно констатировать, что Освободительная армия Юга одержала в 1920 году полную победу, уже в который раз восстав из пепла, словно птица Феникс. Теперь аграрная политика сапатистов претворялась в жизнь по всей стране.
С Вильей ситуация была не столь однозначной. И Обрегон, и Кальес ненавидели его, считая обычным бандитом. Поэтому первоначально новый режим в Мексике даже решил активизировать борьбу против неуловимого партизанского вожака. Награду за голову Вильи повысили до 100 тысяч песо, а командующим войсками в Чиуауа остался один из самых толковых генералов правительственной армии Амаро.[159] Вероятно, большую, если не ключевую роль в такой линии играли опасения Обрегона, что примирение с Вильей может дать США повод не признавать смену власти в Мехико.
Сам Вилья был не прочь по примеру сапатистов сложить оружие, тем более что никаких социально-экономических реформ для своего штата он не требовал. Сначала Вилья обратился к военному министру Кальесу, предложив встретиться для обсуждения условий прекращения войны. Кальес от встречи отказался, сославшись на плохое здоровье, но через своего представителя предложил Вилье с небольшой группой сторонников уехать в Сонору и поселиться на одной из асиенд.[160]
Из родного штата Вилья уезжать не хотел и обратился с предложением начать переговоры к руководителю групп «социальной обороны» Чиуауа Игнасио Энрикесу Тот был ярым врагом Вильи и, для вида согласившись на встречу, решил использовать ее для расправы с ним. Но Вилья повторять ошибку Сапаты не собирался. Он соорудил ложный лагерь, где разложил бивуачные костры. Попытавшиеся его атаковать бойцы «социальной обороны» сами были уничтожены тайно окружившими пустой лагерь вильистами. 2 июня в качестве ответной меры вильисты атаковали Парраль.[161]
Попытка спровадить Вилью в эмиграцию также не удалась – он отверг предложенный ему местными золотопромышленниками миллион песо, в обмен на который должен был навсегда покинуть Мексику[162]
Де ла Уэрта был горячим сторонником примирения с Вильей. В отличие от Обрегона и Кальеса, у него не было с ним никаких личных счетов. Однако с оглядкой на будущего президента де ла Уэрта избрал посредником на переговорах с Вилье журналиста и инженера Элиаса Торреса – то есть лицо неофициальное, которое в крайнем случае можно было легко дезавуировать.[163] Торрес нашел Вилью через мясника Табоаду, ранее служившего в Северной дивизии Вильи. Вскоре Табоада привез Торресу клочок газеты, на котором корявым почерком было написано «Панчо Вилья». Этот обрывок газеты представлял собой пропуск на встречу с Вильей.
2 июля 1920 года Торрес встретился с Вильей на одной из асиенд в Чиуауа.[164] После этой встречи Вилья написал де ла Уэрте письмо, в котором подробно излагал условия своей капитуляции. Правительство должно было передать ему асиенду, но не для личных нужд, а для того, чтобы на ней могли прокормиться наиболее близкие его соратники. Вилья, который всегда был человеком очень практичным, даже предлагал в качестве варианта одну из асиенд, владельцы которых давно не платили налогов государству. Таким образом, писал он, правительство сможет приобрести асиенду дешево – в счет налоговых недоимок. Для себя Вилья просил поста командующего «руралес» (то есть сельской полицией) штата Чиуауа или, по крайней мере, южной его части. Остаться под началом Вильи и получать от государства жалованье должны были 500 бойцов. Вилья обязался быстро покончить в штате с бандитизмом и преступностью. Наконец, он поклялся сохранять полную лояльность властям штата и национальному правительству и «простить всех своих врагов».
Понимая, кто в стране на самом деле хозяин, Вилья требовал, чтобы условия подписал не только де ла Уэрта, но и Кальес, Бенджамен Хилл и сам Обрегон.
Де ла Уэрта был готов предоставить земли солдатам Вильи, однако ограничил их число 250. Этим ветеранам правительство обязывалось платить жалованье как военнослужащим в течение года после капитуляции. Ветераны и Вилья должны были поселиться на асиенде «Канутильо», которой когда-то управлял соратник Вильи Урбина. Таким образом, Вилья находился бы под защитой наиболее близких ему людей, которым к тому же разрешалось ношение оружия (количество вооруженных вильистов не могло превышать 50 человек). Однако самое главное условие – назначение Вильи шефом «руралес» – де ла Уэрта решительно отверг. Он требовал, чтобы Вилья полностью ушел из политики.
Кальес и Хилл быстро согласились подписать условия, на которых Вилья прекратил бы борьбу. Однако ключевой политик страны Обрегон ничего не хотел слышать о компромиссе с «бандитом». Вдобавок Торрес опубликовал условия, причем именно в варианте Вильи, в газетах, и у Обрегона сложилось впечатление, что де ла Уэрта согласен назначить бывшего партизанского командира шефом «руралес» Чиуауа.
