Немцы также чествовали деревце-«Лето» или изображение Госпожи Солнца — воплощение лета. У шотландцев же зиму воплощала Кайлеах («старая женщина»), а лето — Бригита. 1 февраля, по одной легенде, отважный рыцарь освобождает Бригиту, заточенную Кайлеах; по другой — Кайлеах омывается в волшебном ручье и превращается в Бригиту.
В античном мире весной омывали изображения Кибелы (25 марта), Венеры (1 апреля), Геры. А германцы раз в год погружали в воду колесницу богини плодородия Нерты. Эти обряды вполне родственны утоплению Мораны.
У восточных славян обряд вынесения Смерти неизвестен. Но ему во многом соответствует разудалая Масленица. На неделе, предшествовавшей Великому посту, гуляли, ели и пили не меньше, чем на Купалу или Ярилу. (Зато сексуальных вольностей не было: зачем возбуждать плодородие земли, когда и зерно-то еще не посеяно.) Важное место занимали воинские игрища (кулачные бои, взятие «снежного городка»), символизировавшие борьбу лета с зимой.
В центре же всего празднества было чучело Масленицы. Его возили на санях, чествовали, а затем «хоронили»: разрывали и сжигали. При этом «похороны» старались сделать как можно нелепее и смешнее. Наряд чучела, одежда возницы, сани, сбруя — все было старое, негодное, рваное. Правил санями «чудный» старик, всячески потешавший добрых людей. А те вовсю шумели, плясали, глумились, часто непристойно, над «рваной старухой» Масленицей. Насмехаясь над воплощением смерти и зимы, славяне магически преодолевали ее губительную силу.
И в то же время на сани водружали столб, увенчанный колесом — символом солнца. Иногда этот столб служил мачтой поставленной на сани лодке, и тогда все сооружение напоминало солнечную ладью, как ее изображали, например, на скалах Скандинавии в бронзовом веке. Главным масленичным угощением были блины — также солярные символы. Известны глиняные славянские сковороды I тыс. н. э., отмеченные косым крестом — знаком солнца. На них когда-то пеклись «солнечные» блины. Это все при том, что и кони, и ладья, и сани, и блины были у славян атрибутами похорон или поминок.
Масленица была праздником молодоженов. Они приезжали к теще на блины — а там их встречали куклы-чучела Масленицы и Масленика — не уродливые, как главное чучело, а забавные. Молодых катали на санях, заставляли целоваться при всех, а потом зарывали в снег и чуть погодя выкапывали, как бы изображая их смерть и воскресение. В Индии весной разыгрывали свадьбу Шивы и Парвати, затем топили и оплакивали их изображения. Парвати — это добрая ипостась смертоносной Кали.
Солнце и тьма, смерть и жизнь сливались в этом истинно русском празднике и в образах его божеств — Масленицы и ее супруга (вспомним Маржака и Маржану). При этом они мало похожи на Ягу с Чернобогом — злобных, вызывающих лишь отвращение.
Масленица вполне сродни западноевропейскому карнавалу. На Западе, в том числе и у славян-католиков, накануне Великого поста вовсю ели, пили и гуляли, а под конец сжигали, топили, судили, казнили олицетворение праздника. Только это олицетворение (Карнавал, польский Запуст, чешский Масопуст, хорватский и словенский Пуст) — мужской персонаж типа Ярилы, обжора и гуляка. Часто его (в частности у поляков и чехов) отождествляли с античным Бахусом-Дионисом. Изредка рядом с ним появляется женский персонаж («подруга Бахуса» в Польше).
В Болгарии на Масленицу выступали дружины ряженых-кукеров: ярко и причудливо одетые, с оружием и деревянными фалами. Они изображали пахоту, разыгрывали убийство «царя» и воскрешение его «молодухой». Весь этот обряд должен был принести плодородие земле. Кукерские игры, по мнению этнографов, восходят к фракийскому культу Диониса.
И только у русских главную роль играет женское божество — Масленица, «сударыня», «честная», «широкая». Хотя рядом с ней — спутник-мужчина (Масленик). Кто же он? Общеславянский Ярила приходил в мир гораздо позже — в середине весны, а уходил в конце ее. Этим он отличался от захожего Бахуса (Запуста, Пуста и т. д.). Присмотримся, однако, внимательнее к польскому Запусту-ряженому. Он — в высокой шляпе с лентами, вывернутом кожухе, с топором, увешанным колокольчиками, иногда — верхом на деревянном коне; величается «князем» и осыпает всех пеплом. Топор — атрибут Даждьбога-Колаксая-Радигоста. С пеплом связан один из его сказочных ликов (Иван Попялов). Не Даждьбог ли был спутником Мораны-Масленицы?
Более уверенно судить об этом позволяют украинские и белорусские купальные обряды и песни. В них выступает пара: Иван (Ян, Ясь) и Марья (Марена, Марина, Ганна, Уяна, Катерина). Иван, как мы уже видели, соответствует Даждьбогу. А Марена? Изображающее ее чучело или деревце топят или сжигают. При этом поют, например, песню о Ганне (Анне), которая утонула, а тело ее превратилось в траву, калину, воду и рыб. Об этом объявляет людям мать Ганны. Имя это напоминает римскую богиню Анну Перенну — по преданию, карфагенскую царевну, утонувшую в реке и ставшую нимфой и женой речного бога. Ее праздник отмечали весной, 15 марта. А накануне, 14 марта, изгоняли Ветурия Мамурия, «старого Марса», воплощение зимы.
В представлении язычников подземный и подводный миры тождественны. Поэтому утонуть было то же, что уйти под землю. Но если тонула-уходила богиня плодородия — ее смерть оборачивалась на земле урожаем, обилием всего, что давали людям земля и вода.
Морана — дочь Весны-Купалы («Весна-весняночка, где твоя дочка Марьяночка?»). В ряде песен дочь Купал — ночки (Купалы) или Весны вьет венки, шьет в саду, гонит быков на пастбище, работает в огороде или саду, собирает ягоды.
А. С. Фаминцын предположил, что славянские Купала-Весна и Морана соответствуют греческим Деметре и Персефоне. Богиня-дочь, похищенная злым подземным богом, уходит в преисподнюю и возвращается лишь весной. Миф, аналогичный греческому, был у балтов. В нем Деметре (Церере), Персефоне (Прозерпине) и Аиду (Плутону) соответствовали богини Крумине и Ниола и хозяин преисподней Поклус. Пребывая в нижнем мире, богиня-дочь становится мрачной, смертоносной, старой. (Анну Перенну тоже считали старухой, но при этом соблазнившей Марса.) Однако весной она снова становится молодой и прекрасной и несет земному миру радость и изобилие.
Но в купальских песнях нет подземного владыки. Зато есть герой, в греческом и балтском мифе отсутствующий — Иван (Даждьбог). Он и Марья в этих песнях — брат и сестра, совершившие инцест и превратившиеся в желто-синие цветы иван-да-марья. Иван — желтый цвет, Марья — синий. Здесь проглядывает мифологическая система, подобная китайской инь-ян. Мужское, солнечно-огненное начало противостоит женскому — водно-земному. Ни одно из них при этом не является злым.
Здесь, кстати, истоки нынешнего украинского (первоначально галицкого) флага, в основе которого — герб Львова: золотой лев на голубом щите. Лев, как уже сказано, — зверь Солнца. Украинские националисты, плохо зная отечественную мифологию, объясняют свой флаг как солнце (или пшеницу) и небо. При этом они, вопреки языческой системе, поместили голубую (водную) полосу выше желтой (солнечной).
Среди греческих олимпийцев брак сестры и брата — довольно обычная вещь (Зевс и Гера, Зевс и Деметра). В Ригведе инцест совершают близнецы Яма и Ями. Яма (иранский Иима) — солярный первочеловек и первоцарь, хозяин загробного мира — соответствует Колаксаю-Даждьбогу. Заметим, что на древнерусских миниатюрах зодиакальные близнецы изображаются не двумя юношами, как обычно, а мужчиной и женщиной.
Но если Даждьбог и Морана — близнецы, то родились они вместе, на Рождество. О Коляде-мужчине, соответствующем Даждьбогу, уже говорилось. Однако в Подмосковье Коляду изображала девушка в белой одежде, с распущенными волосами. А в белорусских колядках Коляда-женщина прилетает свысока, приезжает в расписном возу или на вороном коне. Василий (или Иван) дарит ей девочку. Василий — воплощение Нового года (1 января — день Василия Кесарийского). А Иван, несомненно, Даждьбог. В песнях Иван уходит в нижний мир вместе с Марьей.
Иван да Марья на горе купались:
Где Иван купался,
Берег колыхался,
Где Марья купалась,
Трава расстилалась.
Но он, в отличие от нее, — не пассивная жертва. В словацкой купальской песне Анна тонет и зовет на помощь Ивана. В белорусской песне ветер уносит венок дочери Купалночки на море, его добывают три парня; за одного из них она выходит замуж. Эти парни уподобляются трем месяцам (третий — Иван), а три девушки — трем звездам (третья — Маринка). В латышских дайнах (священных песнях) похитители увозят Дочь Солнца на чужбину (в Германию) в самый теплый день года. Или же Дочь Солнца тонет, а Сыновья Бога ее спасают. Они же сватаются к ней.
Чехи сжигали в Купальскую (Святоянскую) ночь ель, а словаки — липу. Хорваты пели тогда же песню о невесте, что сидит под горящей липой и горюет о матери. Слово «Марена» у украинцев означает «черноклен». На Полтавщине Маринку считали русалкой, в Купянском уезде Харьковской губернии — старшей русалкой. Морана, таким образом, и дерево, и водяная богиня. Как, впрочем, и ее мать. Купалу в обряде обычно изображало деревце. На вышивках богиня и дерево легко заменяют друг друга. Вспомним также о виле Живе.
