Эту большую задачу, но в ином ключе, решает в дни, когда пишу эту книгу, Илья Глазунов. На огромном холсте, 4 на 8 метров, он создает картину "Разгром храма в пасхальную ночь"...
Крепись, арбатец, в трудной доле:
Не может изъяснить язык,
Коль славен наш Арбат в "Миколе",
Сквозь глад и мор, и трус и зык.
Автор этих строк Андрей Белый, умерший в 1934 году, не представлял, какой глад и мор, трус и зык сметет всех Микол и аборигенов Арбата, когда начнется "большой террор". Многих увезли тогда из "дома с рыцарями", построенного в 1912 году. То было здание нового поколения, доходный дом с гимназией и детским садом! Его заселила после революции номенклатура, которая пошла потом на расстрел. Пощадил Сталин Николая Подвойского, бывшего председателя Военно-Революционного Комитета в Петрограде 1917 года, бравшего Зимний.
А в Смольном, в думах о битве и войске,
Ильич гримированный мечет шажки,
А перед картой Антонов с Подвойским
Втыкают в места атак флажки.
Из двух упомянутых Маяковским героев штурма Зимнего, Антонова-Овсеенко, того, кто низложил Временное правительство, Сталин расстрелял. Другого - помиловал потому, что Подвойский в давнем споре в годы гражданской войны вождя с Троцким поддержал будущего генсекретаря. Память у него была отличная.
Арестовали тогда молодого инженера, жителя "дома-большевика" Анатолия Рыбакова, отправив строить социализм за колючей проволокой. Увезли ночью его соседей, сослуживцев, знакомых, друзей. О них он напишет "Дети Арбата", роман о тех, кто страдал на улице, где родился Суворов, любил Пушкин, рос сиротой Окуд-жава...
Вдоль Арбата день и ночь несли вахту "топтуны", секретные сотрудники госбезопасности, охранявшие правительственную трассу, "Военно-грузинскую дорогу".
...И льну душой к заветному Кремлю,
И усача кремлевского люблю,
И самого себя люблю за это.
На глазах Булата и всех арбатцев утром и вечером проносилась черная машина Сталина и машина его охранников. Они мчались в Дорогомилово, на Можайское шоссе и сворачивали налево в Волынское, подмосковное село, где за высоким забором притаилась в зелени сада "ближняя дача" вождя.
На фоне непросохшего белья
Руины человечьего жилья,
Крутые плечи дворника Алима...
В Дорогомилово из тьмы Кремля,
Усы прокуренные шевеля,
Мой соплеменник пролетает мимо.
Одни "дети Арбата" погибли в лагерях. Другим, как Саше Панкратову, герою романа Бориса Рыбакова, повезло. Их не расстреляли, они ушли на фронт и вернулись с победой в коммунальные квартиры, обветшавшие дома. Об одном из них, где на первом этаже "Зоомагазин", с предвоенных лет знали все дети по стихам Агнии Барто:
На Арбате в магазине
За окном устроен сад.
Там летает голубь синий,
Снегири в окне свистят.
Из окон четвертого этажа дома со снегирями на Арбате, 30, разносились далеко окрест звуки рояля. Их слышали все во дворе, и даже не сведущие в музыке жильцы понимали, играет Мастер. В коммунальной квартире, где в двух комнатах обитали профессор консерватории Ксения Дорлиак и ее дочь, певица Нина Дорлиак, играл Святослав Рихтер, тогда не известный миру гений.
Во дворе этого дома живет Джуна, ставшая жителем Арбата не без помощи Юрия Андропова, интересовавшимся паранормальными явлениями. "Надо благоустроить!" - решил Генеральный секретарь, когда возникла проблема у Джуны с жильем. Сюда к ней приходил Федерико Феллини и Джульетта Мазина, многие великие артисты, писатели, художники нашего времени. Ее руки видели Высоцкий, Тарковский, Плисецкая, Ахмадулина, Вознеснский, посвятивший ей несколько стихотворений.
Песня Владимира Высоцкого, побывавшего у Джуны с Иосифом Кобзоном за несколько дней до смерти, словно написана о ней:
Без умолку безумная девица
Кричала: "Ясно вижу Трою павшей в прах!"
Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев,
Во все века сжигали люди на кострах".
Пытались расправиться и с Джуной. Пришлось ей доказывать свою правоту в арбатском переулке, за тюремной стеной института судебной медицины имени Сербского. Из него она вышла победительницей.
Напротив дома Окуджавы, на Арбате, 44, жил другой поэт. Он страдал от нищеты, пил, сочинял стихи, даровавшие ему посмертную славу.
Живу в своей квартире
Тем, что пилю дрова.
Арбат, 44,
Квартира 22...
Это написал в годы войны Николай Иванович Глазков, проживший шестьдесят лет и умерший в 1979 году. Печатали его редко. Он выпускал рукописные книжечки, которые называл "Самсебяиздат". Спустя десять лет после смерти вышло "Избранное", откуда я цитирую последние четыре строки:
Скажу неискренно
Пройдет бесследно,
А смерть бессмысленна,
А мысль - бессмертна.
Жителем Арбата, 44, явочной квартиры НКВД, перед тем как 20 июня 1942 года вылететь за линию фронта, был Дмитрий Николаевич Медведев, великий разведчик ХХ века, командир отряда "Победители". Его создал генерал Павел Судоплатов для диверсий и террористических актов в германском тылу. В расположении отряда приземлился через два месяца агент Николай Кузнецов, он же обер-лейтенант Пауль Зиберт. Его подвиги стали сюжетом фильмов. Кузнецов посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. О нем написал полковник Дмитрий Медведев, ставший писателем. Известность ему принесли "Это было под Ровно" и другие книги о войне, где полковник, друг и соратник Кузнецова, заслужил звезду Героя и четыре ордена Ленина, не считая других боевых орденов и медалей.
Еще один поэт, Павел Антокольский, жил одно время в коммунальной квартире в доходном доме на Арбате, 28. Отсюда ушел на фронт двадцатилетний лейтенант Владимир Антокольский и погиб. Его смерть вдохновила отца написать поэму "Сын", за которую ему присудили Сталинскую премию.
С первых дней появления на свет шестнадцать лет прожил Окуджава на Арбате, 43, в четырехэтажном доме, надстроенном перед войной. Его не арестовали, взяли отца-грузина и мать-армянку. Отец, друг Орджоникидзе, соратника Сталина, погиб, будучи секретарем горкома. Мать, секретарь райкома, выжила. Я ее видел в глубокой старости, когда она молча ходила по квартире в Безбожном переулке, в писательском доме, где жил поэт последние годы.
Я выселен с Арбата - арбатский эмигрант.
В Безбожном переулке хиреет мой талант.
Вокруг чужие лица, безвестные места,
Хоть сауна напротив, да фауна не та.
- Для меня Арбат - моя родина, здесь я стал сочинять стихи, много о нем написал... С позиций написанного посмотрел на Арбат, и добавилась моя к нему вторая любовь. Я хотел бы, чтобы улица оставалась родной для тех, кто на ней живет, и близкой для тех, кто здесь бывает, - сказал мне Булат Окуджава и продолжил:
- В мои годы на Арбате в каждой подворотне был свой климат, свое наречие, свое мышление. На Арбате, на его площадках, в его сквериках вырастали дети, там они начинали воспитание, дышали воздухом истории. Здесь заражались патриотизмом. Люди без прошлого - полулюди. По-моему, ключ к патриотизму - это медленное вдыхание ароматов родины. Я отличу прирожденного арбатца от того, кто родился на Басманной, по интонации, акценту.
К Арбату, своему двору долгие годы приближался с трепетом, входил в него со слезами... Деревья, которые сажал, стали большими. Жильцы все новые. Снимали меня здесь операторы телевидения. Появились любопытные, вышла с трудом из подъезда старая женщина. Вспомнили мы друг друга. Видел я ее молодой, красивой тонконогой женой любимца двора, слесаря- виртуоза своего дела Паши, который ее привел в наш дом...
Надеюсь, "кирка, бульдозер и топор не сподобятся к Арбату подобраться". К нему моя любовь, как мир, стара. Он нужен нам и потомкам.
Москва прощалась с поэтом на Арбате, в театре Вахтангова, 18 июня 1997 года. Последний раз таких похорон удостаивался Владимир Высоцкий, другой поэт, исполнявший стихи под гитару на собственные мелодии.
Песни Булата магнитофоны разнесли по всей Москве и России. Этим миниатюрам суждена долгая жизнь, в них выражены сокровенные мысли и чувства народа. Окуджава играл на гитаре, как мне сказал, всего тремя, потом семью аккордами, но играл на струнах души миллионов...
Окуджава с настороженностью отнесся к идее пешеходной улицы, в последние годы не раз говорил, Арбата больше нет. Прежде чем закрывать движение транспорта, нужно было дать ему другой путь, отремонтировать капитально дома, переселить учреждения, каким не место там, где под окнами ходят толпы.
Тяжело раненный Арбат изнемогает под грузом проблем. Он сумрачен по ночам, несмотря на огни фонарей, служащих декорацией неудачного спектакля, разыгранного на старой улице...
В устье Арбата после войны поднялся над Смоленской площадью высотный дом Министерства иностранных дел, построенный по проекту Владимира Гельфрейха, того, кто много лет в соавторстве с Борисом Иофаном проектировал Дворец Советов. Тогда они на бумаге выработали новый стиль, его иногда называют сталинским ордером. Гельфрейх применил найденные пластические формы с блеском, построил красивейшее из высотных зданий. Не хотел автор водружать над домом башню со звездой, как это делали все архитекторы других высоток. Проезжавший по Арбату Сталин исправил это отступление от канона. Пришлось поднимать над зданием конус башни. Но она осталась без звезды, от нее помогла избавиться смерть тирана.
