Балицкого на Советской Украине, а затем изменил ее концепцию. Когда в Москве в 1936 году начались показательные процессы, Ежов заманил своего подчиненного Балицкого в западню. Пока известные коммунисты давали признательные показания в Москве, Балицкий докладывал из Киева, что на Советской Украине возродили Польскую военную организацию. Он, без сомнения, хотел лишь обеспечить вниманием и ресурсами себя и свой местный аппарат в ситуации паники по поводу безопасности. Но теперь, при повороте событий, которые, должно быть, удивили Балицкого, Ежов провозгласил, что Польская военная организация представляет гораздо большую опасность, чем утверждает Балицкий. Это дело не для регионального НКВД в Киеве, а для центрального НКВД в Москве. Балицкий, выдумавший историю про Польскую военную организацию, теперь утратил контроль над ней. Вскоре было выбито признание из польского коммуниста Томаша Домбаля, который утверждал, что руководил Польской военной организацией по всему Советскому Союзу»
122 (с. 131).
Доказательств, правдивы ли утверждения процитированного абзаца, нет ни в одном из источников в примечании. Стронский (p. 227) касается событий 1938 года. Ни один из затронутых выше вопросов там не обсуждается. Снайдер (Sketches, p. 119–120) схематично описывает историю борьбы со шпионажем ПОВ в СССР в середине 1930-х годов.
Снайдер никак не обосновывает свои повторяющиеся заявления о шпионаже как о выдумке, а всех арестованных по подозрению в разведывательной деятельности – сознавшихся или изобличенных другими лицами как польские шпионы – считает невиновными жертвами. А вместо доказательств Снайдер прибегает к «аргументу цитаты», расставляя оценочные кавычки там, где ему желательно создать у читателей впечатление неправдивости чего-либо. Такая форма логической ошибки известна как «предвосхищение основания» – подмена доказательства тезисом, который сам нуждается в обосновании.
Заявления Снайдера, что ПОВ – выдуманная организация, а ее лже-существование сфабриковано НКВД, – само по себе фальсификация, попытка ввести читателей в заблуждение. Как показано выше, в своих более ранних «Зарисовках» Снайдер признает серьезность польского шпионажа в СССР в 1930-х годах. Более того, Снайдер не постеснялся использовать материалы книги, в которой опубликованы признания польских шпионов об их членстве в ПОВ. Среди его ссылок указаны и украинская книга о ПОВ в СССР, и документ германской разведки 1942 года, где сообщается, что ПОВ в то время была самой активной подпольной польской организацией в оккупированной нацистами Литве.
Вместе со Стронским Снайдер считает, что Домбаль невиновен, что его вынудили дать показания. Здесь вновь «предвосхищение основания»: подмена доказательства тезисом, нуждающимся в доказательстве. Свидетельства принуждения Домбаля к самооговору отсутствуют. Зато в нашем распоряжении есть одно из признаний Домбаля, датируемое 16 января 1937 года (см.: Лубянка 1937–1938, док. № 5). Домбаль был арестован 29 декабря 1936 года.
Известны два очень подробных доклада Ежова, которые касаются «польской операции» (Лубянка 1937–1938, док. № 167, 200). Ни в одном из них не упомянут Балицкий.
Снайдер продолжает:
«Благодаря инициативе Ежова Польская военная организация утратила какой бы то ни было остаток своего исторического и регионального происхождения и превратилась в угрозу Советскому Союзу как таковому. Ежов представил свою теорию огромного польского заговора Сталину 16 января 1937 года, а после его одобрения – на пленуме Центрального комитета. В марте Ежов очистил НКВД от польских офицеров. Хотя Балицкий был по национальности не поляком, а украинцем, он теперь оказался в очень щекотливом положении: если Польская военная организация была настолько важной, спрашивал Ежов, почему Балицкий не проявлял большей бдительности? Таким образом, Балицкий, вернув к жизни призрак Польской военной организации, стал жертвой собственного творения. Его позицию занял в мае его собственный бывший заместитель, Израиль Леплевский – офицер НКВД, который с таким усердием проводил “кулацкую операцию” на Советской Украине. Балицкий был арестован 7 июля по обвинению в шпионаже в пользу Польши; через неделю его имя убрали из названия стадиона, где клуб “Динамо – Киев” проводил футбольные матчи, и заменили именем Ежова. В ноябре того же года Балицкого расстреляли»123 (с. 131).
Здесь Снайдер вновь занимается сочинительством. Ни в одном из указанных им источников не говорится о том, что Ежов требовал от Балицкого ответа, почему у того не хватило бдительности, или о том, что ему пришлось стать жертвой собственной мистификации.
Никольский (с. 337) просто описывает начальный период «ежовщины» с июля 1937 года и далее, сопровождая свой текст цитатами из нескольких документов ГУГБ НКВД. Но нигде там нет ни слова ни о ПОВ, ни о докладе Ежова, ни о Балицком или Леплевском, не затрагиваются там и другие вопросы, упомянутые в вышеприведенном абзаце.
Стронский (p. 227) действительно пишет о Ежове и деле ПОВ. Однако все им написанное не имеет отношения ни к одной из тем, которые рассматриваются в обсуждаемом фрагменте, – к докладу Ежова в январе 1937 года, к Балицкому или Леплевскому. Балицкого Стронский вообще не упоминает после 1936 года.
Если верить «Кровавым землям», детальнее о Балицком написано в статье Шаповала, Пристайко и Золотарева из украиноязычного сборника документов124. Текст статьи заканчивается на стр. 73, так что сноски на стр. 69–74 быть не может. Только на стр. 69–70 помещена относящаяся к делу информация о Балицком, и там сообщается кое-что интересное:
«Балицкий был арестован 7 июля 1937 года в служебном вагоне по недатированному ордеру № 15 за подписью Н. Ежова. Его обыскали, отняли государственные награды: три Ордена Красного Знамени, Орден Красной Звезды и Орден Трудового Красного Знамени УССР, две награды “Почетный чекист”. Он продержался недолго и в заявлении от 17 июля признал, что был вовлечен И. Якиром в конце 1935 года в “военно-фашистский заговор”. А на допросе 26 июля, проведенном заместителем наркома внутренних дел Л. Бельским, начальником 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР Н. Николаевым-Журидом и его помощником Р. Листенгуртом, Балицкий показал, что самолично завербовал своих заместителей Н. Бачинского и В. Иванова, начальника 6-го отдела УГБ НКВД УССР Я. Письменного и начальников УНКВД по Харьковской области С. Мазо и по Воронежской области О. Розанова» (с. 69).
Неизвестно, верно ли указаны даты показаний: Шаповал и другие авторы приводят только архивный идентификатор, который, конечно, невозможно перепроверить125.
Документ, обобщающий показания и содержащий всю информацию, которую приводят Шаповал и другие, опубликован в сборнике «Лубянка 1937–1938» (док. № 144) и датирован 21 июля 1937 года. Снайдер не обнаруживает знакомства с этим исключительно важным и широко известным сборником советских первичных документов, имеющих прямое отношение к теме его книги. Шаповал и его соавторы на «Лубянку» тоже не ссылаются.
Остальные материалы из дела Балицкого не рассекречены. Но сделанные им признания подтверждаются пространными и очень подробными показаниями Д.М. Дмитриева, еще одного начальника УНКВД (по Свердловску и области)
