путешествие по Европе. В Одессе в это время было неспокойно: шли забастовки, которым суждено будет войти в историю под именем Первой русской революции. По возвращении из Европы Анна поехала на Кавказ. Как и все в семье, она любила Лермонтова; она и сама писала стихи, которые отец сравнивал с лермонтовскими. Посетив место гибели поэта, она приняла яд и через две недели скончалась в мучениях.
Для Сергея наступили времена, которые сам он много позже описал как состояние «бессознательного горя». Узнав о самоубийстве сестры, он совсем не почувствовал грусти, но несколько месяцев спустя поехал в Пятигорск и облил слезами место гибели поэта. Он пытался отвлечься занятиями в университете, но дела шли плохо.
По рекомендации отца Сергей обратился к Бехтереву с жалобами на «депрессию». Тот как раз в это время был занят поиском средств для своего будущего института. Отец Сергея в память о дочери собирался финансировать строительство больницы для душевнобольных в Одессе. Бехтерев, которого ожидали в приемной множество важных дам и господ, принял Сергея вне очереди. Погрузив студента в гипноз, Бехтерев внушал ему: «Завтра вы проснетесь бодрым и здоровым. Вы будете с интересом учиться и с успехом сдадите экзамен… Убедите своих родителей пожертвовать средства на строительство Неврологического института». Сергей отлично запомнил слова Бехтерева и был так удивлен сменой темы, что поделился с отцом. Больше на сеансы гипноза он не ходил. Родители посылают его к знаменитому Крепелину, которого в учебниках зовут «отцом современной психиатрии». В свое время он лечил и отца Сергея.
Надо признать, что из разных вариантов истории этой болезни, изложенных Фрейдом, Джонсом и другими аналитиками, мы так и не знаем, чем же именно страдал в тот период Сергей П. По его собственным воспоминаниям, жизнь казалась ему пустой, все происходящее нереальным, а окружающие – восковыми фигурами или рисованными марионетками. Сходные ощущения можно встретить во множестве документов той эпохи. Блок, несколькими годами старше Панкеева, писал своей невесте в 1903 году: «Теперь у нас такое время, когда всюду чувствуется неловкость, все отношения запутываются до досадности и до мелочей, соображениям нет числа…; если хочешь, даже марьонетки, дергающиеся на веревочках, могут приходить на ум и болезненно тревожить».
Зато мы хорошо знаем, чем занимался Панкеев в баварском санатории, куда поместил его Крепелин. На карнавале в стенах заведения Сергей увидел одетую турчанкой женщину, которая оказалась медсестрой по имени Тереза. Состояние больного резко изменилось, теперь жизнь показалась ему прекрасной. «Но только при условии, что Тереза захочет дать мне свою любовь». Но едва поступившему в санаторий больному познакомиться с медсестрой не так-то просто. Сергей проявляет завидную настойчивость: выяснив, где живет Тереза, он врывается к ней в комнату и назначает свидание, на которое она не сразу, но приходит. Любовь богатого пациента и красивой медсестры чередуется с ссорами. После каждой ссоры Сергей пытается уехать из санатория. Крепелин трактует его состояния как смену фаз маниакально-депрессивного психоза и категорически отказывает в выписке. В конце концов, через 4 месяца лечения в санатории, Сергей настаивает на своем освобождении. Побывав в Париже, где дядя водит его по ночным клубам, считая это наилучшим средством от воспоминаний, Сергей возвращается в одно из отцовских имений под Одессой. Наконец он чувствует себя хорошо.
Идет лето 1908 года – время, известное в русской истории как «годы реакции». В Москве неожиданно умирает отец Сергея. Константину Панкееву было 49 лет, он ничем не болел и, как считал его сын, умер от излишней дозы веронала, который он принимал как снотворное. У любого клинициста в такой ситуации, конечно, возникнет гипотеза о самоубийстве. Фрейд позднее соглашался с диагнозом депрессии, который дал Константину Панкееву Крепелин.
Подобно тому как это было после гибели сестры, Сергей мечется – и не чувствует горя. Он едет в Мюнхен, чтобы проконсультироваться у Крепелина, а заодно увидеться с Терезой. Крепелин категорически отказывает ему в продолжении лечения, признав, если верить Сергею, что ранее поставленный диагноз маниакально-депрессивного психоза был ошибочным. Проведя ночь с Терезой, Сергей просыпается в состоянии невыносимой тоски. Крепелин все же дает ему направление в новый санаторий. Пикантной особенностью заведения в Гейдельберге оказывается то, что к каждому пациенту-мужчине была приставлена юная дама, и все они, как вспоминал Сергей, – из хороших семей. Но чувства русского больного принадлежали Терезе. Новые встречи с любовницей кончаются бурными расставаниями, после которых Сергей всякий раз вновь возвращается к ней.
Тереза Келлер была почти на десять лет старше Сергея, и у нее была дочь. В своем санатории она имела репутацию добросовестной медсестры. Но странный русский, всю жизнь, кстати, пользовавшийся успехом у женщин, ломал выстроенные ею рамки. На время Панкеев вернулся в Одессу. Мать Сергея, встревоженная намечавшимся мезальянсом, все пыталась его лечить. Среди прочих докторов в имение приезжает молодой одесский врач Леонид Дрознес. Увлеченный новым направлениями психиатрии, о которых он узнал из книг Дюбуа и Фрейда, Дрознес пытается применить их к молодому, умному и богатому пациенту. Сергей впервые за все время хождения к психиатрам чувствует интерес к своим переживаниям. Их встречи под Одессой продолжаются недолго. У Дрознеса возникает идея везти больного к европейским знаменитостям. Путь в Женеву, к Дюбуа, лежит через Вену. Они выезжают втроем: Панкеев, Дрознес и некий студент, который был необходим как третий партнер для карточной игры. Основной капитал Сергея, оставшийся ему от отца и дяди, контролировала мать. На лечение она денег не жалела.
Четыре года по часу в день
Фрейд произвел на Сергея Панкеева такое впечатление, которое не стерлось и спустя сорок с лишним лет, когда он описывал встречу с ним. Более всего его поразили «умные темные глаза, смотревшие проницательно, но не вызывавшие ни малейшего дискомфорта». В общем, Фрейд в восприятии Сергея довольно полно соответствует тому, что мы знаем из множества других источников. Панкеев подчеркивает его корректность, простые и уверенные манеры, выдержанность одежды, внутреннюю упорядоченность. В целом «все отношение Фрейда и то, как он слушал меня, поразительно отличалось от тех его знаменитых коллег, которых я знал». Со своей стороны, Фрейд характеризовал состояние Панкеева как несамостоятельное, полностью зависимое от других людей. Джонс, сообщая о том, что поведение Сергея на первых сеансах было абсолютно неадекватным, в качестве примера приводит грубо выраженное желание гомосексуальных контактов с самим аналитиком. Сам Панкеев в конце жизни отрицал достоверность этих сведений. В общем, они кажутся расходящимися и с тем, что рассказывает о своем пациенте Фрейд: вряд ли
