Коломенское рассудила княгиня отдать великому князю, а о Рождественском монастыре, «где ми самой лечи», решила – передать для вечного поминовения всех родных село Дьяковское со всеми деревнями и село Косино с тремя озерами.
Так случилось, и случалось нередко. И род многолюдный, и обещания московским князем даны были крепкие, и завещательницы сравнительно недавно не стало, а все московские земли рода Владимира Храброго вошли в 1416 году в духовную великого князя Василия II Васильевича Темного как его собственность и владение. Только за княгиней Василисой, вдовой Семена Владимировича, продолжало состоять село Ногатинское, которое «по животе ее» переходило к великой княгине.
Вопросы наследования относились в Древней Руси к самым сложным и спорным. Земля давалась и в удел или в вотчину, за службу, при разделе родительских владений. Владения княгинь делились на дареные, прикупные, наследственные, но и то права их должны были каждый раз подтверждаться. Чаще всего небольшая часть мужниных владений сохранялась за вдовой только пожизненно. Отходили к великому князю и земли князей, умиравших без наследников. Немалая доля завещалась ему всякими родственниками и родственницами, чтобы укреплять княжеский стол. В духовной грамоте великого князя Василия Васильевича закреплялось за его княгиней «село Дьяковское, что выменила у княгини у Василисы». Существовал и подобный род «промена» владений, к которому обращались и великие, и удельные князья.
Да и век князей в те неспокойные времена постоянных нашествий и междоусобиц долгим обычно не был. В походы начинали ходить подростками, ходили часто и трудно. Нелегко было уберечься от ран, от смерти на поле боя, еще труднее – от моровых поветрий. Младший из семерых сыновей Владимира Храброго и княгини Олены Василий Владимирович рассчитывать на большую долю не мог. Ладно и то, что стал серпуховско-перемышльским князем с придачей половины Углича, поделенного с братом Андреем. Летописцы жизни Василия Владимировича будто и заметили только то, что ходил двадцати лет от роду в великокняжеский поход против Нижнего Новгорода, – не хотели нижегородцы подчиняться Москве, несмотря на выданный князю ханский ярлык. А в 1527 году, когда «мор бысть велик во всех градех русских, мерли прыщом» – язвой, Василий Владимирович скончался, оставив бездетную вдову Ульяну.
Слабела семья, слабели ее связи с родовым монастырем. Зато в начале XVI века вошел он в историю семейства Ивана Грозного. Собор монастырский, так хорошо видный со стороны бульваров и Трубной площади, стал центром разыгравшейся в 1526 году трагедии.
Собственно, начал у загадки было два. Не замеченных любителями истории. Не сопоставленных между собой исследователями.
Всех одинаково устраивал хрестоматийный вариант судьбы первой супруги великого князя московского Василия III Ивановича Соломонии Сабуровой. Прожила с мужем без малого двадцать лет. Наследника не родила. И была отвергнута ради молодой жены, подарившей Русской земле Ивана Грозного. Иначе – скончала живот свой под монашеским клобуком с именем старицы Софии в печально знаменитом Покровской монастыре города Суздаля, где находили свой конец женщины из самых знатных семей – Шуйских, Нагих, Горбатовых. Бывшая княгиня московская. Бывшая Соломония Сабурова.
Слов нет, в хрестоматийном варианте не все выглядело слишком гладко. Посол императора германского барон Сигизмунд Герберштейн побывал в Московском княжестве в 1517 году и приехал во второй раз через несколько месяцев после развода Василия III. Развод и последовавшие за ним перемены в установках московского двора и были причиной его миссии. Каждая подробность с точки зрения дипломатических расчетов представлялась очень важной.
Барон узнал от очевидцев, что до последнего великий князь скрывал от супруги свое решение, что поддерживали его в этом митрополит Даниил и вся так называемая иосифлянская партия, тогда как самые влиятельные придворные – князь Симеон Курбский, Максим Грек, Вассиан Косой подобного попрания церковных правил не допускали. Что княгиня не давала согласия на постриг и постригали ее в соборе Рождественского монастыря, на крутом берегу речки Неглинной, силой: «Рассказывали, что она билась, срывая монашеский куколь, кричала о насилии, о вероломстве мужа, так что боярин Шигоня Поджогин ударил ее плетью».
И не раз. И не один Шигоня – утверждали очевидцы. Так что совершен был насильственный обряд над обеспамятевшей княгиней, которую тут же увезли в Каргополь. Хотя, по слухам, предполагал первоначально Василий III поместить бывшую жену в московском, только что отстроенном Новодевичьем монастыре. Слишком долго пользовался ее умной поддержкой, слишком не хотел сразу потерять.
Знать бы должен, что не смирится, не простит страшной измены. Но при всей своей собственной злобности и яростности о Соломонии продолжал думать – бесправную и безгласную «пожаловал старицу Софию в Суздале своим селом Вышеславским… до ее живота». На безбедное и достойное прокормление.
И первое начало загадки. В 1934 году в подклете Покровского собора одноименного суздальского монастыря уничтожались все захоронения. Рядом с гробницей Соломонии-Софии оказалось белокаменное детское надгробие того же времени и под ним в деревянной колоде вместо человеческих останков… истлевший сверток тряпья. Это была кукла, одетая в дорогую шелковую рубашечку и спеленутая шитым крупным жемчугом свивальником.
Известие о кукле в одежде мальчика промелькнуло в 36-м выпуске Кратких сообщений Института истории материальной культуры Академии наук СССР в 1941 году. Никаких выводов не последовало. Хотя память невольно подсказывала существовавшие в народной памяти легенды, что была Соломония пострижена беременной, что уже в стенах монастыря родила сына Георгия и разграла его смерть, чтобы спасти княжича и законного наследника московского престола от неминуемой смерти. Доверенные люди вывезли и укрыли младенца. Обряд погребения с ведома священника был совершен над куклой.
Просто легенда? Но слух о рождении у Соломонии сына Георгия приводит тот же барон Герберштейн. Сам князь Василий III Иванович посылает для «прояснения дела» дьяков Меньшого Путятина и Третьяка Ракова. Слухи подтвердили жена казначея Юрия Малого, к тому времени уже опального, и жена постельничего Якова Мансурова. Казначейша не отступилась от своих слов и после жестокого бичевания. Оставалось неясным, была ли она очевидцем родов или передавала рассказ доверявшей ей княгини Соломонии.
Положим, все оказалось простой сплетней, но тогда почему не находит себе покоя Иван Грозный, требует к себе следственные бумаги Путятина и Ракова и их, по-видимому, уничтожает, потому что, попав в царские руки, бумаги бесследно исчезают. Но царь на протяжении всей своей жизни будет отзываться на каждый слух о появлении Георгия, снаряжать доверенных дьяков для расследования и искать, искать, искать… Кудеяра-атамана, защитника бедных и обездоленных, грабителя богатых и несправедливых, Робин Гуда Владимирских лесов.
И второе начало загадки. В 1650 году – решение пятого из древних патриархов Иосифа причислить к лику святых и угодников княгиню Соломонию. Под ее мирским именем. С обнародованием всей ее замужней жизни. Не смирившуюся и под монашеским клобуком. Родительницу прямого царского врага и ослушника. Правда, уже заслужившую народное почитание: к ее гробнице стекались толпы молящихся. Как будут они стекаться в недалеком будущем к скромному погребению старшей сводной сестры Петра I, царевны Марфы Алексеевны, в Успенском монастыре Александровой слободы – города Александрова. Только почитание угодницы Марфы останется на народной совести – церковь ее не признает. В отношении великой княгини Соломонии патриарх согласится с народным судом и чувствами. Но почему?
Это восьмой год правления патриарха и пятый год правления царя Алексея Михайловича. Многое успело произойти в личной жизни юного самодержца. Не состоялась пламенем вспыхнувшая любовь к дочери Руфа Всеволожского – уже объявленная царской невестой, уже введенная в терем, происками ближайших к Алексею Михайловичу лиц была она оклеветана и сослана со всей родней в Сибирь. Прошла рассчитанная теми же приближенными свадьба с Марьей Ильичной Милославской. Успела зародиться дружба с Никоном.
Но рядом жило и волновалось государство. Ушел в прошлое страшный для народа 1648 год, когда окончательно были прикреплены к земле и месту жительства крестьяне и посадские люди и разразился Соляной бунт. Больше всех повинного в народном гневе дядьку своего, боярина Бориса Ивановича Морозова, царь сумел спасти, тайком переслать в Кириллов монастырь, окольничего Траханиотова выдал толпе, не защитил и других своих приближенных. Ставший же любезным его сердцу Никон железной рукой усмирил мятежников в 1650 году в Новгороде. Канонизация Соломонии произошла именно в эти дни. Загадка заключалась в том, кем же княгиня была в действительности?
