Тотчас по заключении мира с турками началась война со шведами в союзе с польским и датским королями. Петр в этой войне вовсе не искал ни военной славы, ни распространения своих владений. Он считал эту войну необходимою, во-первых, для того, чтоб добиться Балтийского моря, от которого оттолкнули русских немцы, поляки и шведы, и потом он видел в этой европейской войне хорошую школу для русского войска. Он знал, что новособранное русское войско, как бы его ни учили во время мира, не померившись с другим европейским искусным войском, не получит искусства военного, не выйдут из него свои хорошие офицеры и генералы, все будет нужда в иностранцах. Петр заранее знал, что школа будет тяжелая, что сначала будут неудачи, что русскому неопытному войску с первого раза не осилить шведского войска, знаменитого тогда своим искусством и давно привыкшего к победам. Петр знал, что постоянная удача балует, портит человека и самый народ, а неудача учит и укрепляет силы. Начало войны было неудачно: молодой шведский король Карл XII не испугался тройного союза против себя, начал действовать с необыкновенною силою и быстротою; сначала напал на Данию и принудил ее к миру; потом переправился на восточный берег Балтийского моря. Русское войско в это время осаждало Нарву; Карл XII внезапно напал на него и страшно поразил; русские потеряли много людей, все пушки. Но e них оставался царь Петр, которого никакая беда сломить не могла. Петр не потерял духа и сейчас же воспользовался тем, что Карл XII пошел в Польшу против тамошнего короля Августа II. Как после первого неудачного Азовского похода, так и теперь закипела изумительная деятельность. Через год уже были готовы новые пушки взамен тех, которые потеряли под Нарвою. В этом деле много помогал Петру старик Виниус, из давно поселившихся в Москве, обруселых иноземцев. Виниус замечателен тем, что указал на богатство Сибири относительно руд. «Такое множество нашел я здесь руд, — писал он царю из Сибири, — что, думаю, до конца мира не выкопать; особенно болит сердце, что иноземцы, продавши высокою ценою шведское железо и побрав русские деньги, за границу поехали, а наше сибирское железо гораздо лучше шведского». Петр очень любил таких людей, у которых болело сердце, что русские о своем не знают и покупают чужое дорогою ценою. Лили пушки; но прежде всего надобно было приготовить людей, искусных на войне; набрано было в школы 250 мальчиков, из которых должны были выйти инженеры, артиллеристы и всякие мастера.
В то время, когда спешили отливать пушки и заводить необходимые школы, русское войско под начальством Бориса Петровича Шереметева вступило в Лифляндию и уже стало с успехом проходить свою школу. В конце 1701 года Шереметев разбил шведского генерала Шлиппенбаха при селении Эрестфер. Эта победа сильно обрадовала, потому что была первою после нарвского поражения; Шереметев был сделан фельдмаршалом. Летом следующего года он одержал над тем же Шлиппенбахом другую победу при мызе Гуммельсгофе. Петр смотрел на ливонские походы как на школу для своих войск и как на средство ослабить неприятеля; утверждаться в Ливонии сначала он еще не думал; он хотел прежде всего утвердиться у Финского залива, где море всего ближе подходит к русским землям, где впала в море широкая река Нева, где Александр Невский победил шведов, но потом шведы отняли всю эту страну, овладели и русскою крепостью Орешком, которая находится при истоке Невы из Ладожского озера, так что вся Нева, вся прямая, кратчайшая дорога из русской земли в море, была в их руках. Петр сам взял этот Орешек жестоким приступом и писал к Виниусу: «Жесток был этот орех: однако, слава Богу, счастливо разгрызен». Взятый город был назван Ключом-городом (Шлиссельбург). Легко было догадаться, что хотел Петр отпереть этим ключом. В апреле 1703 года он добрался до устья Невы. 5 мая появились здесь два шведских корабля: Петр, посадив своих преображенцев и семеновцев на 30 лодок, окружил шведские корабли и взял их: это был первый успех на море. До моря дошли; но надобно было укрепиться на нем, и 16 мая 1703 года на одном из островов невского устья срубили деревянную крепость: то был Петербург. Добыли новый морской берег, надобно было строить новый флот, и в Лодейном поле начали строить морские суда; в глубокую осень, когда по Неве уже плавает лед, Петр около Котлина острова меряет глубину: здесь будут укрепления, здесь будет Кронштадт, оборона Петербургу, куда уже пришел первый иностранный купеческий корабль. Но Петр не покидает и старого, Азовского флота; из Петербурга спешит в Воронеж, смотреть, как там идет дело, как там строятся корабли. Весною 1704 года Петр уже опять на западе: здесь берет Дерпт, старый русский Юрьев, и пишет своим: «Сей славный отечественный град паки получен». Еще радостнее писал Петр о взятии крепкой Нарвы: «Где четыре года тому назад Господь оскорбил, тут ныне веселыми победителями учинил, ибо сию преславную крепость шпагою в три четверти часа получили».
Так Петр умел воспользоваться уходом Карла XII с главными силами в Польшу. Чтоб легче справиться потом с Россиею, не оставить у себя позади врага в польском короле, Карл хотел непременно свергнуть Августа II с престола и возвести на его место такого короля, который был бы его союзником в войне против России. Действительно, Карл заставил поляков объявить Августа лишенным польской короны и возвести на его место одного из польских вельмож, Станислава Лещинского. Петр не оставил Августа: с помощью русского войска Август отнял опять у шведов Варшаву; русские войска заняли Курляндию и Литву; Меншиков шел дальше и одержал над шведами победу при Калише, какой еще не было до сих пор. Но когда Карл вступил в наследственную землю Августа, в Саксонию, тот, чтоб спасти ее от разорения, помирился со шведским королем и отказался от польской короны. Таким образом, Петр остался один, без союзников, и должен был взять на себя всю тягость войны, должен был принять врага на своей земле. И эта страшная тягость, тягость войны со шведским королем, знаменитым своею храбростью и искусством, — и эта тягость была не одна; к войне внешней присоединилась внутренняя: в тот самый 1708 год, когда Карл XII был уже в русских границах, поднялся башкирский бунт и заволновались донские казаки.
Татары, башкирцы и другие инородцы, входившие в состав прежнего Казанского царства, вместе с Казанью подчинились России, но неохотно, и начинали волноваться при первом удобном случае; особенно были опасны те из них, которые были магометанами, потому что у них были сношения с Крымом и Турцией по единоверию; между ними являлись такие люди, которые внушали им, что магометанам не годится быть под властью христианского царя и что верховный повелитель магометан — это султан турецкий, он освободит всех их из-под христианского подданства. Так и теперь явился башкирец, который выдавал себя за святого, ездил в Крым и Константинополь и успел взбунтовать башкирцев и татар; 300 сел и деревень и с лишком 12 тысяч людей погибли от этого бунта. Но дикари умели только жечь деревни и бить беззащитных и не могли стоять против даже маленьких отрядов русского войска. Башкирский бунт был потушен, но труднее было тушить бунт на Дону. Мы знаем, что и прежде сюда собирались люди, которые бежали от труда, которым хотелось пожить по своей воле и пожить на чужой счет; мы видели, когда при царе Алексее Михайловиче этих голутвенных людей набралось много на Дону, какой бунт они подняли под предводительством Стеньки Разина. Теперь они начали также там собираться, но Петр не хотел этого терпеть; он сам работал без устали и хотел, чтоб и все другие работали, не терпел тунеядства; особенно сердило его то, что работники, нанятые на казенные работы, заберут вперед деньги, да и убегут в казачьи городки. Царь требовал выдачи беглых, но указы его не исполнялись; тогда он в 1707 году для сыску беглых послал отряд войска; но казаки нечаянно ночью напали на этот отряд и истребили его. Предводителем казаков в этом деле оказался бахмутский атаман Кондратий Булавин, который разослал призывные грамоты: «Приезжайте все, кто хочет с атаманом Булавиным погулять, сладко попить да поесть, все дорожные охотники, воры и разбойники!» В то время как Петр призывал русских людей к честному труду, чтоб овладеть наукою, искусством, возвысить родную страну, Булавин призывал тех, которые хотели погулять, попить и поесть на чужой счет, воров и разбойников! Охотники погулять нашлись; около Булавина, как около Разина, собралось большое войско; он пошел в главный город донских казаков, Черкасск, истребил донского атамана и старших казаков, сам стал атаманом, пошел было на Азов, но потерпел неудачу и возвратился в Черкасск; эта неудача и приближение царского войска ободрили противных ему казаков; они собрались и осадили Булавина в его доме; Булавин, видя, что отбиться нельзя, застрелился. Но с товарищами его царское войско должно было долго управляться, и в то самое время, когда надобно было управляться и со шведами, и с другою изменою.