Современники расходятся в оценке результатов столыпинской реформы. Необходимо учесть также, что оцениваются лишь первичные результаты оной, так как летом 1917 года действие ее было приостановлено Временным правительством.
Историки левого толка склонны объявлять реформы провалившимися, указывая на то, что из состава общин вышли лишь не более трети хозяев, а всего в ходе реформы было образовано 1,88 млн единоличных хозяйств, которые владели 16 млн десятин земли. Ликвидировать проблему малоземелья правительству не удалось, так как естественный прирост значительно превышал отток крестьян в города и на окраины империи.
Однако даже критики Столыпина не могут отрицать двух главных достижений его деятельности — роста производства сельскохозяйственной продукции и укрепления политической стабильности на селе. Сделав ставку на кулаков, правительство, с одной стороны, лишило крестьянство наиболее деятельных и толковых вожаков, с другой — посеяло рознь в самом сословии. И теперь сохранившаяся община видела главного своего конкурента не в помещике, а в кулаке-хуторянине. Социальная напряженность на селе пошла на убыль и вплоть до февраля 1917 года не доставляла особых хлопот властям.
Приведенные выше материалы опровергают представление о крестьянстве в русском обществе как вечно страдающем сословии, не способном осознавать свои интересы и отстаивать их, пусть и не всегда законными методами. Вопреки утверждению мифа, царское правительство не проводило однозначно антикрестьянской политики, более того, в начале XX века власть попыталась сделать ставку именно на крестьянство, вернее, на его наиболее активную в политическом и экономическом отношении часть. И нельзя сказать, чтобы эта попытка полностью провалилась.
Кормил русский мужик Европу?
В публицистике начала XX века, а потом и в позднейшей, благоприятно относящейся к истории нашей страны, для описания ее позиции на мировом рынке продовольствия используется выражение — Россия была житницей Европы, или даже больше — Россия кормила Европу.
Иные современные публицисты левого толка пытаются ныне воспринимать этот тезис буквально и с цифирями в руках его опровергнуть[120]. Естественно, что опровергнуть образное выражение несложно.
На самом же деле, даже из материалов, приведенных в статье критиков (мы намеренно не будем приводить иные), видно, какую роль играла наша страна на мировом рынке зерна в начале 10-х годов XX века.
УРОЖАЙ ЗЕРНОВЫХ В РОССИИ И ДРУГИХ СТРАНАХ В 1913 ГОДУ (В МЛН ПУДОВ)
Надо сделать небольшую ремарку, которую «забыл» сделать тов. Пыхалов, — из таблицы следует, что значительную роль в зерновом производстве США играет кукуруза. Однако эта культура в США возделывается не только как зерновая, но и как кормовая, и в начале XX века американская статистика не отделяла одну от другой. Поэтому можно говорить о том, что в 1913 году Россия по производству зерна сравнялась с Соединенными Штатами.
В том же 1913 году Россия поставила на мировой рынок 554 549 тыс. пудов зерна (28% от мирового экспорта) и являлась крупнейшим продавцом этой продукции. Большая часть российского хлеба шла в Европу, составляя примерно треть от импорта зерна в этот регион.
Таким образом, конечно, Россия не была «кормильцем Европы» в буквальном смысле этого слова, но ее роль на мировом рынке продовольствия была одной из важнейших. Советский Союз и современная Российская Федерация никогда не были в состоянии занять такое же место на рынке. Более того, «благодаря» колхозному хозяйству СССР начиная с конца 50-х годов был вынужден покрывать свои потребности в зерне за счет импорта.
Импорт зерна в СССР начал неуклонно возрастать с 0,25 млн тонн в 1959 году до рекордного уровня 46,0 млн тонн зерна в 1984 году. Доля СССР в мировом импорте зерна в период 1980—1990 годов являлась одной из крупнейших и составляла 16,4%. Важно отметить, что Советский Союз закупал хлеб в странах, являвшихся его геополитическими противниками. Были заключены долгосрочные соглашения о поставках зерна, взяты обязательства ежегодно закупать не менее 9 млн тонн в США, 5 млн тонн в Канаде, 4 млн. тонн в Аргентине, 1,5 млн тонн в Китае[121]. Это давало противникам СССР мощные рычаги влияния на нашу страну и ставило под вопрос ее внешнеполитическую самостоятельность.
Одной из традиционных тем для критиков развития сельского хозяйства дореволюционной России является вопрос о периодическом голоде в стране, вызванном неурожаями. Причем масштабы бедствия под пером советских историков выглядели ужасающими. Писали о сотнях, тысячах или даже о миллионах умерших от голода крестьян. Справедливости ради надо отметить, что о многочисленных жертвах голода писала российская оппозиционная пресса до революции, а зарубежные издания и вовсе публиковали иллюстрации, изображающие, как царские казаки пиками не дают выйти голодающим крестьянам из их деревень.
А что же было на самом деле? Для начала необходимо уточнить терминологию.
Неурожай, недород — плохой, бедный, малый урожай, то есть урожай меньше ожидаемого земледельцем.
Голод — в социальном аспекте — недополучение населением потребного количества пищи, ставящее под угрозу здоровье и жизнь человека.
Голодомор, или массовый голод, — социальное бедствие, вызванное длительной нехваткой продовольствия и приводящее к массовой гибели населения на территории крупных регионов.
Уточнение необходимо, потому что в публицистической литературе очень часто можно встретить совершенно неверное употребление этих терминов, когда одни из них выдаются за другие. Можно, например, встретить выражение «смертность от недорода составила», хотя смертность если и наступает, то не непосредственно от недорода, а от последовавшего за ним голода.
Недород, или неурожай, — явление довольно частое, обусловленное климатическими, хозяйственными и иными обстоятельствами, далеко не всегда подвластными воле человека. Но человек с библейских времен научился предвидеть такую возможность и готовиться к ней. К XIX веку в России была сформирована система казенных хлебных магазинов (то есть складов), которая позволяла если не полностью компенсировать последствия неурожая, то хотя бы ослабить их.
Тем не менее ситуация доходила до состояния голода. Но переходил ли голод в следующую свою стадию — голодомор? Иными словами, действительно ли в России в неурожайные и голодные годы умирали люди?
Новое исследование московского историка Владимира Круглова позволяет прояснить этот вопрос. Автор подробно рассмотрел характер формирования мифа о голоде и наглядно показал, что при всей тяжести этого бедствия активные и своевременные усилия государства и общества (в том числе земских и благотворительных организаций) позволяли предохранять население от голодной смерти. Единственный всплеск смертности, имевший место в 1891—1892 годах, произошел в значительной степени под влиянием эпидемий и остается самым высоким в пореформенный период. Смертности от голода в прочие годы (1897—1898, 1901 — 1902, 1905—1907, 1911—1912) не зафиксировано ни российскими дореволюционными, ни советскими, ни российскими постсоветскими историками и демографами[122].
Для сравнения — голод, вызванный коллективизацией, без всякого неурожая, даже по оценкам советских историков, унес жизни более 5 млн человек[123].
Несколько штрихов к портрету русского крестьянина
Каким же он был, русский крестьянин? Для начала посмотрим на его фотографии. Не так уж мало их сохранилось, как кажется иным «родства не помнящим Иванам».
Сенокос в русской деревне. (Фото С.М. Прокудина-Горского.)
Посмотрите, сколько в их облике спокойствия, уверенности в себе, чувства собственного достоинства. Отнюдь не забитым и несчастным смотрит на нас крестьянин с пожелтевшей от времени фотокарточки. Он чувствует свою силу и смотрит на зрителя с некоторой затаенной хитринкой — меня, мол, не проведешь.
Как жил крестьянин? Мы привыкли представлять себе его жилье бедным, но вот свидетельство очевидца: «Внутри избы были две комнаты. В одной из них находились большая русская печь и около нее разные полки с посудой, закрытые занавесками, и начищенный медный рукомойник. Вдоль стен стояли две длинные скамьи; в углу деревянный стол, покрытый белой скатертью, а над столом божница со старинными образами, изображающими святых с большими головами, темными лицами и тонкими длинными руками.
Крестьяне-старообрядцы. 1897 год. Фото М. Дмитриева
Другая комната была просторнее. Тут у стены стояла большая кровать, завешенная ситцевым пологом. Под окнами опять тянулись скамьи. В углу, так же как и в первой комнате, стоял стол, покрытый самодельной скатертью. В простенке между окнами висели часы, а рядом с ними полка с большими старинными книгами в кожаных переплетах. В другом углу стояла ручная машина Зингера, около дверей на гвозде висела малокалиберная винтовка Маузера и бинокль Цейса. Во всем доме полы были чисто вымыты, потолки хорошо выструганы, стены как следует проконопачены»[124].
