отвлечь человека от домашнего питания проявлялось не столь агрессивно. Более того, с помощью рационализации питания предполагалось укрепить семью. Эту проблему в конце 1955 года поднимали в письмах в адрес II Всесоюзного съезда советских архитекторов и рядовые граждане:
Товарищи архитекторы! Мы, две женщины из одной семьи… считаем… что вы не помните указаний Ленина о необходимости освободить женщину от отупляющей, непроизводительной работы по приготовлению пищи в своей кухне.
Мы обязаны строить новые дома и кварталы так, чтобы в каждом большом доме или в 3–4 средних домах были или столовая, или кафе, или диетстоловая, или специальная столовая для детского питания, или учреждения по приготовлению заказанных полуфабрикатов, по отпуску обедов на дом и т. д. … Что же вы хотите – и при коммунизме обречь нас, женщин, на ежедневное домашнее приготовление завтраков, обедов и ужинов?! Вы не должны больше строить жилых домов, кварталов и улиц без предприятий общественного питания! Нестерова, преподаватель института, Нестерова, инженер.
Постановление 1956 года уделило внимание производству «готовой еды», рекомендовалось также расширить «отпуск завтраков, обедов и ужинов на дом». На Западе доставка блюд прямо в квартиры вполне оправдала свое существование. В СССР пока не дошли до обширной сети кейтеринга, но продажу готовых блюд к концу 1956 года предложили увеличить в три раза. Действительно, уже в начале 1957 года по такой схеме заработали некоторые столовые. Как правило, они располагались поблизости от крупных промышленных предприятий, в районах жилмассивов 1930-х годов. Газета «Ленинградская правда» от 20 января 1957 года писала про такое заведение общепита: «Эта столовая обслуживает исключительно тех, кто обедает на дому. В субботу вы можете заказать здесь для своей семьи воскресный обед: солянку, заливную рыбу, пирог с рисом, жаркое. Все это будет доставлено вам на дом в судках в точно установленный час. Доставка производится бесплатно». Во второй половине 1950-х годов в советских хозяйственных магазинах в продаже появились даже специальные трехэтажные судки для переноски таких обедов. Возможно, казенная еда не могла конкурировать по своим вкусовым качествам с домашней, но зато жизнь хозяйкам она явно облегчала. Употребление в домашней обстановке блюд, приготовленных в системе общепита, – некий промежуточный вариант между буржуазно-крестьянской индивидуализацией приготовления пищи и рационализмом в еде, свойственным эпохе всеобщей модернизации.
Горожане Западной Европы быстро привыкли покупать готовую еду, приготовленную в доступных по цене ресторанчиках, и есть ее у себя в квартире. Такие детали можно обнаружить, например, во французской художественной литературе 1960-х годов. Герой романа Франсуазы Саган «Немного солнца в холодной воде» (1969) журналист Жиль иногда предпочитает ужину в литературном клубе домашнюю трапезу из уже готовой тонко нарезанной холодной телятины. А к приезду обожаемой им Натали – новой подруги из французской провинции – покупает жареную курицу. Запеченная целиком на гриле в ресторане, но собственноручно разрезанная птица символизировала особую близость любовников.
В советских условиях альянс домашней обстановки и «казенной», то есть лишенной индивидуальности и своеобразия, еды, конечно, не носил эротического подтекста. Напротив, потребление где-то приготовленных блюд в собственном жилье рассматривалось как фактор укрепления семьи. Женщина могла не напрягаться в жару и чаду индивидуальной кухни, а уделить больше времени домочадцам и развлечениям в часы досуга. Однако для изготовления и доставки потребителю блюд, пригодных для разогревания в домашних условиях, требовалась перестройка работы заведений общепита, особая концепция еды и быстрота обслуживания. Экономить время посетителей могли, например, буфеты без продавцов и столы самообслуживания/саморасчета. Они появились еще до постановления 1956 года. Как писала «Ленинградская правда» в феврале 1955 года, в помещении кафе или столовой располагался прилавок с кулинарными и кондитерскими изделиями, а также «кофе и чаем в бачках». Около каждого продукта имелся ценник. Посетитель сам брал продукты, клал деньги на специальный поднос и забирал сдачу. В таких пока непривычных заведениях «самообслуживания» люди тратили на обед всего лишь 15 минут вместо прежних 40. В освободившееся время в той же столовой посетители покупали что-то пригодное для ужина и завтрака в домашней обстановке: котлеты, сырники, запеканки и др. Еще накануне ХХ съезда КПСС в Ленинграде, например, начали работу четыре магазина по продаже кулинарных изделий. В городе существовало 140 буфетов без продавца, 290 столовых самообслуживания, в половине из них наладили отпуск обедов на дом, появилась даже практика заказов тех или иных блюд по телефону. В прессе середины 1950-х годов перемены в общепите нередко маркировались как «ростки коммунизма».
Конечно, новые практики питания – покупка фасованных и консервированных продуктов, употребление готовых блюд из столовых в домашних условиях – могли использовать все горожане, независимо от их бытовых условий. Но в качестве истинных разрушителей канонов «сталинской кухни» должны были выступить жители типового жилья с характерными для него специфическими сугубо индивидуальными кухонными помещениями. И произошло это в массовом порядке после принятия постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР от 31 июля 1957 года «О развитии жилищного строительства в СССР».
Вопрос об оптимальной величине кухни в типовом жилье муссировался еще при Сталине. Уже в начале 1951 года на специальном совещании московских коммунистов ведущие зодчие страстно спорили по вопросам архитектуры жилых зданий. Многим не нравились планировки экспериментальных квартир, при строительстве которых предлагалось экономить на размерах помещений для приготовления пищи. Противники минимализма настаивали: «Кухня должна иметь холодильные шкафы, мойки, стол, шкафы для посуды» – и вопрошали: «А где это разместить?» Употребление названий предметов кухонного интерьера во множественном числе можно рассматривать как оговорку по Фрейду. Скорее всего, сторонники больших кухонных пространств имели в виду коммунальные квартиры для нескольких семей. Иначе откуда у обычного советского человека в начале 1950-х годов несколько «холодильных шкафов». До Великой Отечественной войны бытовые, домашние рефрижераторы – предмет роскоши, доступный лишь высшей номенклатуре. В квартире лидера ленинградских большевиков Сергея Кирова, убитого в 1934 году, стоял американский холодильник. А при обыске у главы НКВД Генриха Ягоды в 1937 году в ряду «различных заграничных предметов» (домашнего обихода) обнаружились немецкие электрические ледники. В 1945 году обычные люди приобрели всего 300 «холодных шкафов», скорее всего трофейных. Ведь выпуск бытовых отечественных холодильников начался лишь в 1949 году. К середине 1950-х годов в домах советских граждан насчитывалось 120 тысяч домашних рефрижераторов. Это, конечно, в 400 раз больше, чем в середине 1940-х, но явно недостаточно для того, чтобы семья имела несколько холодильников. Иными словами, защитники больших кухонь в глубине подсознания грезили о новых крупногабаритных сталинских квартирах. Их потенциальные жильцы – ценные для власти люди, стахановцы, ученые, врачи. Им в виде социального поощрения предоставлялось индивидуальное жилье с просторными местами общего пользования. В отношении же основной массы населения в начале
