Виктор Безотосный - Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика

Восток всегда манил Наполеона. Никто из серьезных исследователей не считал случайностью его экспедицию в Египет. Но особое место в наполеоновских планах всегда занимала Индия. И отнюдь не потому, что французскому полководцу не давали покоя мечты о лаврах Александра Македонского. Он, будучи сугубым прагматиком, в данном случае четко исходил из реалий своего времени. С незапамятных времен главным противником Франции всегда считалась мастерская мира и владычица морей — Великобритания. С этой точки зрения мышление великого полководца не отличалось оригинальностью. Мало того, вступив в смертельную схватку с могущественным островным гигантом, империя Наполеона, не располагая флотом, не могла рассчитывать на быструю победу. Франция искала другие, более эффективные пути для того, чтобы поставить неуязвимый на морях «коварный Альбион» на колени. Помимо применения жестких экономических средств (континентальной блокады), периодически возникала идея военного похода в Индию. Осуществление такой экспедиции не просто расширяло ареал военных действий, оно резко изменило бы стратегическую ситуацию, заставило бы Великобританию сражаться с перевернутым фронтом. В этом геополитическом пасьянсе Наполеона Россия всегда играла ключевую роль. 1812-й год также не был исключением.

Идея отвоевания у Англии французами Индии, потерянной в Семилетнюю войну, в нашей историографии недостаточно исследована. Она затрагивалась востоковедами в плане внешней политики Франции на Востоке, но напрямую не связывалась с походами в Индию через территорию России{158}.[129]

Не вызывает сомнения тот факт, что с точки зрения французских интересов, военное предприятие в Азию с конечной целью завоевания Индостана являлось бы стратегически важным шагом, который мог бы привести к полному краху Великобритании и кардинально изменил бы геополитический расклад сил в мире. Трудно даже просчитать все ближайшие последствия такой экспедиции, если бы она успешно завершилась. Последствия для мировой политики были бы крайне радикальными, если не сказать, революционными.

Впервые идея индийского похода была высказана тогда молодым, только что получившим известность генералом Н. Бонапартом в 1797 г., еще до его экспедиции в Египет, которая рассматривалась как первый и очень важный шаг на пути к лишению владычества Великобритании в Индии. Считается, что уже позднее, получив государственную власть в свои руки, став первым консулом, он пытался усиленно внушать Павлу I мысль о совместном походе в Индию. Он, якобы, даже разработал и предложил проект совместной франко-русской сухо путной экспедиции к р. Инду{159}. Но между Россией и Францией тогда еще не было даже мирного договора, не говоря уже о заключении военно-политического союза. Да, главы государств вступили в личную переписку, но вот о самом проекте франко-русской экспедиции в Индию нет ни слова, нельзя обнаружить даже следов обсуждения этой идеи в опубликованных официальных дипломатических документах. Дело осложняется тем, что помимо этого совместного проекта Павел I в конце своего правления предпринял конкретные шаги для реализации собственной программы русского проникновения в Индию через Среднюю Азию. Чаще всего исследователи рассматривают эти два плана как звенья одной цепи, а также считают, что российский император был загипнотизирован красивой идеей Наполеона и постарался осуществить ее самостоятельно. Тут важно разобраться: насколько тесно оказались взаимосвязаны эти два плана и какой из них был первичен? Также необходимо выяснить кто был истинным автором проекта и когда именно составлен план совместной французско-русский экспедиции.

Впервые проект был опубликован на французском языке в 1840 г. в брошюре под названием «Памятная записка Лейбница Людовику XIV о завоевании Индии, публикуемая с предисловием и замечаниями Гоффмана, с приложением проекта сухопутной экспедиции в Индию по договоренности между первым консулом и императором Павлом I в начале этого века»{160}. Причем Гоффман издал «точное изложение проекта, секретно ему сообщенного»{161}. Первый раз проект был переведен с французского на русский язык и опубликован в 1847 г., правда, без указания подлинника и со слегка видоизмененным названием{162}. Причем при издании книги переводчик не был указан, а в посвящение указывалось имя лишь надворного советника П.В. Голубкова, при финансовой поддержке которого она и увидела свет. Видимо, по цензурным соображениям из русского перевода было убрано лишь помещенное перед текстом проекта «напоминание», написанное, вероятно, самим Гоффманом: «Покушение на жизнь первого консула 24 декабря 1800 г. и трагическая смерть императора Павла I 24 марта 1800 г. стали пагубными следствиями проекта экспедиции в Индию. Известно откуда нанесены удары!»{163}. Но затем переводчик (вслед за ним и историки) сделал безоговорочный вывод о том, что сам проект составлялся первым консулом, хотя в оригинале об этом отсутствуют точные указания[130]. Позже в литературе при переизданиях текста и в комментариях к нему появилось утверждение, что этот проект был прислан Наполеоном в 1800 г. российскому императору с генералом Ж. К. Дюроком. Но Дюрок прибыл (возможно, и с проектом) в Петербург уже после смерти Павла I и фактически не мог обсуждать с ним детали этого плана[131]. О кратком содержании этого проекта и о направлении в Петербург Дюрока впервые написал в своих мемуарах, опубликованных в 1845 г., шведский посол в России граф К.Л. Б.К. Стединг[132]. По воспоминаниям современников, он занимал исключительное положение в дипломатическом корпусе. Так И.А. Эренстрем полагал что, «ни один из иностранных послов при русском дворе не пользовался равным с ним положением»{164}. Из всех отечественных историков лишь Д.А. Милютин высказал сомнения «в подлинности этого проекта, соображенного крайне легкомысленно и без основательных местных данных», так как автор французской брошюры не указал место хранения источника{165}. Думается, что подлинность самого документа все же подтверждается мемуарными свидетельствами, да и сам Д.А. Милютин привел в переводе любопытные отзывы о проекте двух агентов прусского министра К.А. Гарденберга, написанные по горячим следам — один из

Парижа, другой из Лондона{166}. Трудно предположить, что в 1840 г. (год переноса праха Наполеона с о. Св. Елены в Париж) некто самостоятельно составил подобный план и выдал его за оригинал начала века. Но когда и кем был составлен проект — этот вопрос остается до конца не проясненным, хотя несколько десятков исследователей до сих пор уверенно приписывали его авторство первому консулу Н. Бонапарту и датировали 1800 г.[133]

Для того чтобы лучше разобраться в этом вопросе, приведем для начала лишь эскизно содержание проекта. Суть его следующая. 70-тысячный экспедиционный корпус (половина французов, половина русских, из них 10 тыс. казаков[134]) под командованием тогда еще генерала А. Массена (на его кандидатуре настаивал Павел I[135]) должен был за 120—130 дней (май — сентябрь 1801 г.) достичь берегов Инда. Планировалось, что в мае 1801 г. французские части от Рейна по р. Дунай при содействии Австрии попадут на Черное море, затем пересев на суда русского флота, доберутся до Таганрога, а оттуда пешим порядком по суше перейдут до станицы Пятиизбянской. Потом, переправясь через Дон, они совершат пеший переход к Царицыну. После чего по Волге они спустятся на судах до Астрахани, где к ним уже присоединятся русские войска. На это отводилось 80 дней. Впоследствии объединенный экспедиционный корпус через Каспийское море на купеческих кораблях попадет в персидский город Астрабад (часть русских войск предварительно уже должна была высадиться там), после чего он двинется к правому берегу реки Инд по маршруту Мешхед — Герат — Феррах — Кандагар. И на все эти действия отводилось лишь 45—50 дней!!!

Дальше обрисовывается весьма странная ситуация. Авторство все приписывали Наполеону. И после текста в качестве приложения были помещены вопросы, которые также сделаны якобы самим первым консулом, — факт, позднее домысленный отечественными историками. Все это весьма сомнительно и как-то не сходятся концы с концами. Посудите сами. Разработчик проекта (Н. Бонапарт), дав его для ознакомления возможному партнеру, мало того, будучи крайне заинтересованным в том, чтобы его идею восприняли и приняли, вместо дополнительных и убедительных доводов, вдруг неожиданно стал задавать конкретные вопросы («objections» — в первом переводе правильно названы «возражениями»), которые, честно говоря, ставят под сомнение его авторство. Не будет же создатель проекта задавать вопросы сам себе? А вот ответы на них якобы дал сам Павел I (указаний на это в тексте также не имеется), его предполагаемый партнер. Причем в ответах предложенную идею защищал как раз российский император, он явно пытался развеять у другой стороны всяческие сомнения в реальности осуществления проекта. В данном случае, исходя из элементарной логики и отбросив утверждения историков, необходимо поменять местами разработчика и партера: то есть предположить, что разработчиком идеи был Павел I, а вот потенциальным партнером — Н. Бонапарт. Тогда с точки зрения логики все становится на свои места. А поскольку нет полной уверенности в точном авторстве (думаю, Павел I не мог самолично написать проект, не царское это дело), имена первых лиц государств следует заменить и условно именовать русской и французской стороной. Тогда проект, а также помещенные к нему вопросы и ответы будут иметь хоть какое-то закономерное обоснование. Русская сторона предложила идею, — французская задала вопросы, — русская сторона попыталась развеять все сомнения партнера.