По дороге встречается нам много курдов-мусульман. У всех лица смелые, самоуверенные; длинные усы без бород, головы умотаны высокими тюрбанами, у всех шали вместо поясов, на многих характерные верхние одежды с башлыками в крупных букетах, сделанные, будто бы, из персидского ковра; но вообще они — такие же оборванцы, как и армяне и татары. А между тем, говорят, у них много скота и они богаты. Курдские деревни, главным образом, окружают Алагёз, — это их настоящее царство. Два раза пришлось переехать вброд речку Аладжу; теперь мы в долине реки Карс-чая, почти у самого впадения ее в Арпачай. Оттого Карс-чай здесь порядочно широк. Красноватая глина его обрывистого берега вся изрыта старинными пещерами. У впадения его — большое село Аргино, первая почтовая станция на шоссе из Александрополя в Карс. Тут же, всего в трех верстах, и новая тифлисско-карская железная дорога. Зять наш Г. прожил здесь два с половиною года на постройке железной дороги и отлично знал все окрестности.
В глубине долины, на самом берегу Карс-чая — две большие, отлично устроенные мельницы, хозяева которых были приятельски знакомы и нашему зятю, и Дрампову, так как этот деятельный хлебный торговец по необходимости должен разъезжать по земледельческим уголкам области и вести знакомства с местными хозяевами.
Ближняя мельница, в которую мы заехали раньше, принадлежит Мелик-Акопову, кажется, отставному капитану; это пожилой, чернобородый мужчина сурового вида, в военном сюртуке, еще вполне бодрый. Наш инженер и Дрампов почему-то величали его «ага». Ага любезно пригласил нас в свою столовую позавтракать с дороги, прежде чем мы отправимся осматривать его мельницу. Тут нам представился его молодой племянник, Сергей Ханагов, вместе с ним ведущий мельничное дело, а за хозяйку явилась молоденькая, красивая брюнетка сестра Ханагова, так как жена «аги» живет в Эривани, где они воспитывают детей. Узнав от Степана Ивановича К-на, что тот на днях возвращается в Эривань, «ага» попросил его свезти своей жене ящик с деревенским вареньем, — что он, конечно, взялся охотно исполнить.
К завтраку подали нам отличный домашний сыр, говядину в кусочках, которую здесь заготовляют разом месяца на три, зарывая в бочках в землю, жареную курицу с маринованным виноградом и огурцами, и, конечно, целую батарею кахетинского вина, коньяку и наливок, закончив угощение чашкою кофе.
За стаканами вина Мелик-Тер-Акопов разошелся и стал вспоминать свои боевые подвиги 1877 года; он участвовал, между прочим, в роковом бое при Аладже. По его словам, положение нас, русских, после первого поражения было почти безвыходное. Авлияр, Уч-Тоба и все другие наши позиции были уже во власти турок; у нас оставался только Караял, на котором еще держались наши небольшие уцелевшие силы. Но Мухтар-паша, имевший, будто бы, 60.000 войска, по непостижимой причине не двигался с места. Двинься он на нас тогда же, пока не подошли подкрепления, он без всякого труда взял бы и Александрополь, и самый Тифлис. Александропольскую крепость мы сами бросили, потому что нынешние орудия уничтожили бы ее в прах с окрестных высота; наша войска укрепились подальше города, на высокой горе. Бездействие Мухтара-паши до того удивляло всех, что в войске стали рассказывать, будто он получил арбуз, начиненный червонцами, за то, чтобы не двигался; другие уверяли, будто к нему пришла телеграмма от султана из Константинополя, чтобы не рисковал вторгаться в русские пределы, а ограничился бы защитою турецкой границы.
Как бы то ни было, но он на свою беду дал время подойти нашим подкреплениям, а сам сидел себе спокойно на горах, не воображая, чтобы русские могли подняться на Аладжу в такие холода и по таким кручам. Наши войска успели окружить турок со всех сторон, прежде чем они тронулись с места. Есть им стало нечего, они мерзли от страшных холодов, и наконец решились сдаться. 7.000 человек положили оружие, остальные бежали к Карсу.
Когда наша армия подошла к Карсу, Лорис-Меликов и все начальство, по уверению Тер-Акопова, были против приступа. Холода были большие, солдаты притомились трудным походом, войска было мало. Но Лазарев и Граббе стояли за немедленный приступ, пока турки не опомнились и не ждали еще нападения от утомленных русских войск. Лазарев не умел разбирать карты, был почти неграмотный, никогда не читал бумаг и инструкций, но отлично знал местность и дух солдат. Ночью приступом взяли Канлы и Карадаг; четыре тысячи наших легло на приступе, Граббе тоже был убит. Великий князь и Лорис-Меликов, по словам рассказчика, верить не хотели, что взят неприступный Карадаг. На другой день сдался и весь Карс…
Мельница Тер-Акопова устроена совсем по современным образцам, с турбиною и всякими усложнениями. Прекрасные куклеотборники отлично очищают пшеницу, поступающую на мельницу, и мука выходит через это чрезвычайно белою и чистою. Шурагельская пшеница и сама по себе славится во всем Закавказье белизною в выгодным выходом. Ловаши из этой муки сохраняются долее, чем всякие другие. Ага повел нас и в кухни, где пекутся эти ловаши, очень длинные и очень белые. Запекаются они разом на три месяца, и огромными стопами сушатся на солнце. Но бабы-пекарки и здесь так же возмутительно грязны, как и в простых армянских домах.
Старый «ага» и его племянник все на своей мельнице устраивают сами, без помощи инженеров и архитекторов, и не держат никаких ученых машинистов. Машину, за которую в Берлине требовали 1.300 рублей, они заказали по собственной модели в Тифлисе за 500 рублей, и исправно работают теперь ею.
Тот же обычай и у соседа их Попова. Мельница его стоит на другом берегу, несколько выше по течению реки; она много обширнее и устроена еще гораздо сложнее и лучше, чем мельница Тер-Акопова. Ага проводил нас через мост на другой берег, а племянник его отправился так, как сидел, даже не захватив шапки, вместе с нами в гости к Попову, с которым наш зять был знаком особенно близко. Обширная усадьба Попова обнесена крепкою стеною из тесанного камня; на дворе — громадная четырех-ярусная мельница — крупчатка. Сам Попов — крестьянин-субботник, но уже оцивилизовавшийся, побывавший везде, и имеет вид человека вполне интеллигентного. Его молодая, рослая фигура, широкие плечи, русая умная голова, спокойная, сдержанная речь — так выразительно обрисовывают нарождающийся на наших окраинах демократический тип смелых и сметливых разрабатывателей наших непочатых природных богатств, — русских Американцев своего рода, прокладывающих первые пути отечественной промышленности и торговли в полудиких пустынных рубежах далекой Азии.
Жена его — подстать мужу; обстановка их жизни совсем культурная, разговор — тоже. В прихожей — велосипед, в кабинете — книги, в гостиной — обычное убранство. Попов охотно потащил нас по всем ярусам своего завода, показывая и объясняя действия разных вентиляторов, элеваторов, куклеотборников, обдирных цилиндров и проч. Он тоже все устраивает здесь сам, своею русскою деловитою сметкою, присматриваясь, как делается у других, вычитывая нужные сведения из книг, и тоже не держит на таком большом заводе ни одного ученого мастера, хотя у него все дорогие и сложные снаряды. Хозяйничают они вместе с старшим братом, которого не было дома, и который больше занят торговою стороною их очень крупного дела. Они имеют склады муки во многих больших городах Кавказа и берут крупные подряды на муку. Чистота и аккуратность во всех уголках их громадной мельницы — поистине голландская.
Глядя на этого «субботника», — одного из представителей гонимой у нас, объявленной вредною, секты, — я с грустью подумал, какая великая нравственная неправда и какая глубокая политическая ошибка — преследовать людей за таинственный мир их верований, не похожий на наш собственный.
Чем же, думал я в глубине своей совести, может быть вреден этот трезвый, разумный, честно трудящийся человек, основывающий в невежественной стране с таким талантом и энергией полезные промышленные предприятия, дающие выгодный заработок множеству местных людей и облегчающие условия жизни всему населению страны удовлетворением его существенных потребностей? Чем он хуже, чем опаснее всякого из нас, и кому мешают особенности его личной веры и его религиозных обрядов, как бы ни казались они нам нелепыми? Ведь в каком множестве случаев, даже по отзывам самой местной администрации, все эти духоборы, прыгуны и субботники, доказывали свой горячий русский патриотизм и свою верность русскому царю; жители Закавказья хорошо помнят, что без подвод духоборов, без сена, овса и муки из «Духоборья», наши пограничные отряды, выдерживавшие натиски турецких войск в кампании 54-го и 77-го годов, — оставались бы без лошадей и, пожалуй, без людей.
* * *
Село Аргино — теперь довольно значительный, торговый и частью административный центр местной округи. Здесь почта, телеграф, сберегательная касса и большое транзитное движение товаров; но, к сокрушению здешних хозяев, на днях все эти учреждения переводятся на станцию новой железной дороги, и Аргину грозит неминуемое запустение.
