Васильевич Козицкий (1724-1776). Человек европейски образованный, знавший немало языков, после смерти Ломоносова он разбирал его архив, а еще с позволения императрицы издавал журнал «Всякая всячина». Но в один прекрасный день звезда его закатилась, и Козицкий был отставлен. Причиной сего, возможно, было сильное душевное потрясение (чтение «писем трудящихся» требует немалой закалки!). Это же потрясение привело его к преждевременной смерти - он покончил жизнь самоубийством, нанеся себе более тридцати (!) ножевых ран.
Екатерина Козицкая. Фрагмент портрета Ф. Рокотова, 1770-е годы
Его вдова, статс-дама, тоже Екатерина, но Ивановна, Козицкая (1746-1833) была богатейшей женщиной Москвы. Про нее рассказывали такую историю. Как-то раз она припрятала 37 000 рублей ассигнациями и забыла о них, не особо в деньгах нуждаясь. А сумма эта была по тем временам немалая. Нашли деньги лишь через двадцать лет, когда они уже превратились в труху. Через двенадцать лет после трагической смерти мужа она и занялась строительством дома на Тверской. Землю выкупила за 25 000 рублей у князя Ивана Вяземского, деда Петра Андреевича, который потом не раз вздохнет, посещая особняк на Тверской. Купленная Козицкой земля не пустовала - на ней уже стоял незатейливый каменный дом 1776 года постройки.
Новый дом строила Козицкая то ли на деньги, оставшиеся от впечатлительного супруга, то ли, что более вероятно, на унаследованное состояние - отцом ее был богатый симбирский купец и горнозаводчик Иван Семенович Мясников, преставившийся в 1780 году; кстати. Мясников упоминается Пушкиным в «Истории Пугачева» и архивных заготовках к ней.
В 1787 году и начались строительные работы по проекту Матвея Казакова. Закончилось строительство после 1791 года. Вслед за тем переулок, выходящий на Тверскую улицу, именовавшийся ранее Сергиевским, стал называться Козицким. Возведенный в стиле классицизма особняк получился шикарным как внутри, так и снаружи. Это был самый богатый дом в приходе храма Св. великомученика Дмитрия Солунского, стоявшего на противоположной стороне Тверской улицы, на месте нынешнего углового дома 17.
Дом Козицкой, слева - церковь Дмитрия Солунского. Ф. Алексеев, 1800
Благо, что Отечественная война 1812 года обошла особняк Козицкой стороной, притом что французами был разорен даже дом генерал-губернатора, стоявший напротив, а также Московский университет на Моховой. Профессора последнего и присмотрели дом Козицкой для временного размещения возвратившихся из нижегородской эвакуации студентов и преподавателей. Но контраст между великолепием дома и сгоревшей Москвой оказался настолько сильным, что университетские не решились поселиться в нем. «Только нижний его этаж по простой своей отделке был бы способен для помещения в нем университетских студентов и кандидатов, а второй этаж отделан так богато и убран так великолепно, что никаким чиновникам, а того менее студентам, в оном жить никак не можно, чтоб не испортить штучных полов и штофных обоев, огромных дорогих трюмо и прочее», - отчитывался ректор Московского университета И.А. Гейм.
У Екатерины Козицкой было две дочери: Анна и Александра, невесты с богатейшим приданым. И обеих она выдала замуж с большой выгодой для себя и для их потомства. Александра (1772-1850) стала женой французского эмигранта графа Ивана Лаваля, по имени которого в столице называли знаменитый салон (на Английской набережной). Так одна дочь (купеческая внучка!) стала графиней.
Другая дочь, Анна (1773-1846), вышла замуж за князя и дипломата, вдовца Александра Михайловича Белосельского-Белозерского (1752-1809), получившего за своей женой еще и дом на Тверской. Она стала мачехой его дочерям от первого брака Зинаиде, Наталье и Марии (первая жена князя умерла при родах). Это также был неравный брак. Белосельские вели свою родословную от Рюриковичей, а не от какого-то купца, пусть и скупившего половину Урала. «Спесивое родство видело в этом союзе неравный брак, мезаллианс, ибо на русском языке для того слова еще не существует. А между тем предки отца ее, любимого статс-секретаря Екатерины, умнейшего и просвещеннейшего человека своего времени, Козицкие, русско-украинского происхождения, долго известны были на Волыни своими богатыми владениями, и одна из них, яже во святых Парасковия, была основательницею Почаевского монастыря. Но зато мать ее, тоже преумнейшая женщина, имела несчастие наследовать миллионам дяди своего, купца Твердышева. Богатство родителей с меньшою сестрой разделила Белосельская пополам; но весь ум их ей одной уступила она», - отмечал Вигель [18], видевший Анну Григорьевну «почтенной старухой», которая была скучна и «так чванно пришепетывала».
Князь Белосельский получил право прибавить к своей фамилии прозвание «Белозерский» благодаря Павлу I в 1799 году. Таковыми должны были стать и все его потомки. В том же году император произвел его в родовые командоры Мальтийского ордена. Впоследствии князь говорил об императоре: «Другие делали худое, он же - худо делал доброе». Помимо дипломатии, князь проявил себя и в гуманитарных науках, за что был избран в почетные члены Императорской академии наук и Академии художеств, а также Российской Академии. Белосельский-Белозерский переписывался с Кантом, послав ему свое сочинение «Дианиология, или Философская картина интеллекта». Книгу издали за границей, в Дрездене и Лондоне, но не в России. Князь, будучи человеком эрудированным и образованным, писал по-французски. Во Франции жили и многие его знакомые. Желая прославить Вольтера, он сочинил и отправил ему стихотворно-прозаическое посвящение, на что получил ободряющий ответ от адресата. А вот что писал князю Руссо: «Выраженные Вами, князь, чувства любви и уважения доставили мне большую радость. Благородные сердца перекликаются, испытывая друг к другу взаимное влечение. Перечитывая Ваше письмо, я говорил себе: немного людей внушают мне такие же ответные чувства». Вредный Вигель называет князя «причудливым», сочиняющим дурные французские стихи. Он также пишет про его «уродливо-смешные произведения на русском и французском языках». Видимо, мемуарист ничего не понимал в философии, да и в других сферах, ибо князь еще и выступил автором пьесы «Олинька, или Первоначальная любовь». Как свидетельствовал Вяземский, пьеса была «приправлена пряностями самого соблазнительного свойства», что привело к скандалу во время ее постановки в домашнем театре Столыпина в Москве. Дело дошло до Павла, но его удалось замять. После женитьбы на Козицкой князь поселился в особняке на Тверской, можно сказать, купаясь в роскоши и богатстве. «Князь Белосельский, - описывает Евграф Комаровский [19], - жил в Москве великолепно; я был у него почти всякий день. Он любил играть комедии и, можно сказать, был мастер сего дела; особливо он играл в совершенстве роль игрока в комедии Реньяра. По некотором
