Когда основная часть русских военных эмигрантов покинула Бизерту, начав рассеиваться по всему северу Африки, в соседней Эфиопии возникла даже небольшая «колония», насчитывавшая в те времена до 80 человек. Среди прочих русских эмигрантов в Эфиопии оказались и офицеры императорской гвардии — участники боев с большевиками в рядах Русской армии барона Врангеля, из которых было 2 генерала, 6 инженеров, 4 доктора и 8 человек самых разнообразных профессий. Сюда, в страну со старинной монархией императора Хайле Селассия и близкой по своей вере, прибыл и православный протоиерей, установивший со временем в Аддис-Абебе церковь Святой Троицы.
Бывший командир эскадрона Лейб-гвардии Его Величества Уланского полка Александр Николаевич Фермор, начавший свою борьбу с большевизмом в России еще со времен Ледяного похода 1918 года, сформировал конную гвардию императора Хайле. Русский инженер Н.П. Вороновский вложил немало сил и умений в эксплуатацию самой оживленной железнодорожной магистрали империи на линии Аддис-Абеба — Джибути. Все русские инженеры были трудоустроены по специальности, а инженер Ф.И. Шиманский стал главным инженером муниципалитета столицы. И все же, как и в любой другой точке мира, умами эмиграции владел вопрос возвращения. До начала Второй мировой войны самыми известными из русских эмигрантов в Эфиопии были: адмирал Д.Л. Сенявин, полковник Ф.Е. Коновалов, члены многочисленной семьи графа П.Н. Татищева. Сам граф, знавший несколько европейских языков, служил у императорской семьи переводчиком, а полковник Коновалов был назначен начальником штаба. Кроме того, русские эмигранты исподволь занимались врачебной и юридической практикой, служили инженерами, механиками, агрономами. Большая часть русских армейских офицеров была принята инструкторами в эфиопскую армию.
Основной урон русской общине причинила итальянская оккупация страны в период 1936—1941 годов. Многие русские офицеры служили в эфиопской армии, другие — при дворе императора, и, в частности, и потому итальянцы после взятия Аддис-Абебы относились к русским как к противникам, подвергая их арестам и даже заключению в итальянских тюрьмах. Одним из признанных исследователями крупных центров русского рассеяния стали франкоязычные страны тропической Африки — Бельгийское Конго и подмандатная территория Руанда-Бурунди. Несмотря на порой невыносимые условия жизни, климат, непривычный для европейцев, русские эмигранты приезжали туда на заработки, уровень которых превосходил таковые в других странах Черного континента. Знавшие французский язык русские работали в бельгийских колониальных учреждениях, филиалах французских и бельгийских банков и коммерческих компаний. Как и в других странах, непреодолимая тяга к участию в жизни общемировой русской диаспоры давала о себе знать, и авторами статей в эмигрантской периодике или памятных изданий становились и те из русских, кого судьба забросила в тропическую Африку. Ярким примером могут служить воспоминания офицера кирасирского Её Величества полка А.А. Литвинова о прикомандировании к Лейб-гвардии Драгунскому полку в годы всероссийской смуты, опубликованные в 4-м томе памятной книжки 1930 года «Лейб-драгуны дома и на войне».
Еще более малое количество русских служило во французских учреждениях Дагомеи и Сенегала, Судана и на Мадагаскаре. Согласно выводам современных исследователей проблемы, число африканских стран до 1945 года, где теплились очаги русской жизни, достигало 20.{94}
Глава четвертая.
ВЛИЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ВОЕННОЙ ЭМИГРАЦИИ НА ХОД ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ГОСУДАРСТВ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ В 1924-1939 ГОДАХ
4.1. ВКЛАД ЧИНОВ ГВАРДИИ В ИЗГНАНИИ В СОЗДАНИЕ ВОЕНИЗИРОВАННЫХ СТРУКТУР В СРЕДЕ ВОЕННОЙ ЭМИГРАЦИИ
Еще в первой половине 1920-х годов интеллектуальный и политический центр эмиграции в Европе стал стремительно смещаться из стран Юго-Востока все дальше на запад, образуя многочисленные колонии русских во Франции, Бельгии, Испании и ряде других стран. Первые годы изгнания, протекавшие в славянских государствах, обнаружили все имевшиеся противоречия с правительствами и еще раз позволили убедиться в том, что «братские чувства», демонстрировавшиеся на торжественных приёмах, оказались не более чем изящной риторикой.
Дальнейшая жизнь в этих государствах окончательно превратила бы русскую эмиграцию в малоквалифицированную рабочую силу, используемую балканскими правительствами по своему усмотрению на низкооплачиваемых работах без малейшей перспективы занять иные социальные ниши до конца дней.
Борясь за единение всех русских, оказавшихся за границей, которым дороги были идеалы державности, штаб Врангеля стремился найти объединяющую идею, которая сплотила бы вех русских за границей. Вопрос выбора заключался в том, какую страну в Европе можно было бы избрать платформой, на основании которой произошла бы консолидация национально мыслящих слоев эмиграции для дальнейшей борьбы с большевизмом.
Первоначальные планы начать возрождение русского духа на земле славянских народов были пересмотрены под влиянием неблагоприятных для армии обстоятельств. Другую трудность для объединения сил представляло собой углубляющееся рассеяние русских по континенту. Армия, которая могла бы стать главной движущей силы будущей борьбы, прекратила своё существование. Некоторую надежду на объединение под державным флагом России вождям эмиграции давал тот факт, что на югославской земле всё еще находились представители консервативной среды — чины императорской гвардии. «В Белграде находилась и большая часть наилучше организованной и наиболее деятельной представительницы русской военной среды — Императорская гвардия»{95}, — свидетельствовал участник первых лет общественной деятельности гвардейских эмигрантов.
Объединения представителей Императорской гвардии тех лет вполне отвечали «духу времени», и сама схема их деятельности была хорошо продумана создателями в условиях эмиграции и позволяла сохранить ядро прекрасно подготовленных офицерских кадров. Гвардия была наиболее образованной частью военной среды, и при наличии объединяющей державной идеи могла быть использована как своеобразный банк знаний при формировании новой армии для вооруженной борьбы с большевизмом. Благодаря умело поставленной воспитательной и образовательной работе руководству полковых объединений удалось сохранить в гвардейской среде лучшие традиции императорской армии с характерным для неё духом жертвенности во имя России. Одной из постоянных задач общественной деятельности гвардейских полковых объединений являлось воспитание молодого поколения из среды военных эмигрантов, и тех из них, кто родился уже в зарубежье. Общественные организации Гвардии стремились оказывать поддержку тем из офицеров и генералов, кто за пределами Отечества вел жизнь при весьма стесненных финансовых обстоятельствах. Приобщение одиноких и бессемейных офицеров Гвардии к общественной работе сообщало им новый импульс к продолжению полноценной жизни в условиях эмиграции и давало ощущение собственной востребованности.
Попытки консолидации военных сил на Балканах вскоре прекратились ввиду того, что отток русских военных в Западную Европу после 1930 шда принял систематический и повсеместный характер.
Если к дальнейшему распространению эмиграции в Западной Европе применить термин «этапы», обозначающие промежутки между отъездами, то «первый исход» русских с Балкан в 1924—1926 годах составили представители аристократических семейств. Это были вышедшие в отставку сразу после отречения государя в марте 1917 года лица, принимавшие участие в Гражданской войне или служившие в региональных армиях в силу этнического происхождения. Среди них были и обладавшие родственными связями, а в некоторых случаях приличными капиталовложениями за границей, чей стиль и образ жизни не особенно изменился и в эмиграции.
Со вторым, студенческим этапом отъезда, в массовом порядке протекавшим чуть позже, с Балкан стали уезжать и отдельные представители гвардии, нашедшие работу благодаря знанию иностранных языков. Большая часть офицеров гвардии перебрались во Францию, и ввиду того, что почти все уезжавшие избрали для дальнейшего проживания Париж, там стали возникать первые полковые объединения. В конце 1920-х годов завершился третий этап исхода русских, ставший, как и первые два, многочисленным. В него вошли группы армейских офицеров, юнкеров и солдат, выполнивших контрактные обязательства по гражданским работам, а также тех, кто желал найти более квалифицированную работу и обладал достаточным здоровьем для дальнейшей миграции. Общность изгнаннической судьбы и память о славном боевом прошлом объединила гвардейцев всех трех этапов Балканского исхода даже в большей степени, чем можно было предположить. В новых, более цивилизованных, условиях жизни гвардейские объединения приобрели новые свойства, став центрами социальной адаптации и поддержки. Мемуарист свидетельствовал: «Каждый из вновь прибывающих… неизменно находил поддержку со стороны ранее приехавших. Поддержка эта выражалась не только в моральной, но и в материальной помощи. По приезде подыскивалась временная работа. В то же время шла подготовка к экзамену на право стать шофером такси… Основана Касса Взаимопомощи (при ежемесячном взносе в 11 франков)»{96}.
