Великого князя Николая Николаевича отмечали иначе: «…Николай Николаевич, который, хоть умом был и не орел, несомненно, был преисполнен энергии и желанием принести пользу…Николай Николаевич несколько лет был “генерал-инспектором кавалерии” и, нужно отдать ему справедливость, такого ей, по хорошему солдатскому выражению, “поддал живца”, что во время войны наша конница на голову выше немцев и венгров»{100}.
До октябрьского переворота 1917 года великий князь Николай Николаевич одним именем своим умел навести трепет на многочисленных начальников гвардии, особенно если случалось ему появляться в Красном Селе во время, когда гвардейские полки проводили маневры.
Перу мемуариста принадлежат занятные воспоминания об одном из характерных эпизодов с участием великого князя: «Великий князь приезжал на поле в большом сером открытом автомобиле… Еще издали завидев великокняжеский автомобиль, появление которого предупреждали специально выставленные махальные, начальники принимались нервничать, суетиться и выравнивать свои части с исключительным рвением и вниманием. Некоторые генералы даже как-то сразу менялись в лице, утрачивая всю свою важность…. с момента появления на поле Николая Николаевича у всех начальников, особенно у крупных, делалось тревожно на сердце, ибо Николай Николаевич вполне справедливо считался грозой гвардии… Его лицо, заканчивавшееся книзу небольшой бородкой, было загорелое и неправильное. Оно не было красивым, но надолго врезалось в память, потому что оно не было обыкновенным военным лицом старого генерала. Это было …особенное лицо очень большого начальника-вождя — властное, строгое, открытое, решительное, и вместе с тем гордое. Взгляд у него был пристальный, хищный, как бы всевидящий и ничего не прощающий. Движения уверенные и непринужденные, голос резкий, громкий, немного гортанный, привыкший приказывать и выкрикивающий слова с какой-то полупрезрительной небрежностью. Николай Николаевич был гвардеец с головы до ног, гвардеец до мозга костей»{101}.
Для поддержки монархических настроений в гвардейской среде генерал-адъютант Безобразов на очередном совещании чинов объединений, подержанный генералами Леховчем и Киселевским, высказался за безоговорочное подчинение всех сил Гвардии великому князю. Однако великий князь Николай Николаевич, ставший впоследствии покровителем гвардейских частей в зарубежье, не спешил поддерживать ни одну из предлагаемых ему программ по будущей реорганизации Гвардии, «в рассеянии сущей». И потому руководством Общегвардейского объединения на очередном собрании 25 ноября 1924 года, в дополнение к ранее принятому уставу, был выпущен «Наказ Гвардейским Объединениям во Франции», первый пункт которого гласил: «Объединение предоставляет себя в полное распоряжение Верховного Главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича для борьбы за спасение Родины и восстановления в ней законной Монархии».
Дистанцироваться от возложенной миссии великий князь более не мог, невольно став объединяющим началом и живым символом российской монархической власти. Колебания великого князя в вопросе возглавления Общегвардейского объединения были отмечены его недоброжелателями, посчитавшими их уступками французским социалистам и масонам, стремившимся не допустить возрождения русского монархизма в сердце республиканского государства. Да и среди соотечественников во Франции, великий князь обрел больше критиков, нежели искренних почитателей. Многие из эмигрантов знали его по прежней службе, а кое-кто даже испытал на себе особенности великокняжеского характера на разных этапах военной карьеры[10], чего ему не простили в эмиграции.
Однако все это не мешало большинству гвардейцев, забыв прежние обиды, разглядеть в личности великого князя один из немногих оставшихся в изгнании символов былой имперской державности, служивший значительной моральной опорой на чужбине. Тем не менее отношение в гвардии к великому князю оставалось далеким от единодушия. Нередко в частных беседах можно было услышать, что возведение великого князя на пьедестал руководства Гвардией в эмиграции не разрешило накопившихся там социальных и политических проблем. Временное группирование ветеранских отделений за границей под именем «популярного вождя» лишь отдалило, но не отменило их последующий неизбежный распад. А последующие политические события и международная политика СССР в конце 1920-х — начале 1930-х годов не дали возможности вождям гвардии сформировать боевые подразделения на основе гвардейских объединений и тем более начать их переброску к границам России, как было задумано Безобразовым в середине 1920-х. Проведенная подготовительная работа по формированию боевых кадров Гвардии оказалась напрасной и не имела ближайшей исторической перспективы.
После скоропостижной кончины его высочества на южнофранцузском курорте Антиб и кончины в июле 1934 года A.M. фон Кауфмана-Туркестанского, начальником Общегвардейского объединения вновь стал генерал-лейтенант Владимир Андреевич Лехович, вернувшийся в январе 1929 года из Америки во Францию.
Но в ту пору драгоценное время для реализации военных планов было безвозвратно упущено. За прошедшие пятнадцать лет эмиграции ряды Гвардии в изгнании сильно поредели за счет естественной убыли ее чинов, и рассеяние гвардейцев по миру в поисках лучшей доли неизменно продолжалось.
К 1936 году во всем зарубежье насчитывалось немногим более 1900 бывших гвардейских офицеров[11]. Большая часть их занималась исключительно общественной работой в рамках своих полковых объединений и иногда присутствовала на памятных официальных церемониях. Формальность работы в полковых союзах стала очевидна еще с конца 1920-х годов. В 1928 году, когда в Копенгагене скончалась вдовствующая императрица Мария Федоровна, секретарь Гвардейского объединения во Франции полковник, Кирасир Его Величества, Сергей Леонидович Сафонов был командирован своим полковым объединением в Данию для участия в траурной церемонии и возложении венка от полка вместе с представителями других гвардейских полков. В том числе и тех, чьим шефом была покойная[12]. Дочери императрицы великая княгиня Ольга Александровна и великая княгиня Ксения Александровна официально поблагодарили всех представителей полков, прибывших на церемонию погребения, за выраженное искреннее участие бывших верноподданных.
Жизнь представителей гвардейских полков за рубежом не получила бурного развития и, если верить мемуарным заметкам, находилась в стадии медленного увядания. Старшее поколение уходило, а лица среднего и молодого возраста стремились наладить жизнь, обзавестись работой и вести тихую семейную жизнь. Современник писал: «За время пребывания в Париже кирасирская семья пополнилась 7 полковыми дамами. Образование новых “семейных очагов”, гостеприимно и радушно раскрывавших свои двери всем однополчанам, только укрепило единение и дружеское общение в часы досуга. За невинным бриджем, стаканом вина или чашкой чая офицеры полка отрешались на время от повседневных, нудных забот»{102}.
Начиная примерно с 1931 года Общегвардейское объединение задалось целью увековечить прежний боевой путь гвардейских частей. Его членами было принято во внимание, что архивы полков и батарей, оставшиеся в России, могут быть уничтожены равнодушными к русской истории большевиками, а воспоминания о действиях войск гвардии в период Великой войны постепенно стирались из памяти стареющих её участников. Как писал один из подвижников сохранения и воссоздания исторических материалов: «…наши зарубежные военные писатели и ученые написали немало литературных и научных трудов в области военной истории и быта. Мы уходим в вечность. После нас останется пустое место и некому его заполнить. Все эти груды канут в Лету, и огромный ценнейший военно-исторический материал пропадет для будущего историка»[13].
Тогда в ряде случаев было принято решение об увековечении памяти былых подвигов полков посредством организации военно-исторических комиссий. В рамках проводимых собраний планировалось заслушивать доклады членов полковых объединений о действиях их частей в определенные периоды Великой войны. Также решено было проводить обсуждения докладов, создавать схемы боевых операций в хронологическом порядке, начав с мобилизации в июле 1914 года.
Примечательно, что, несмотря на необходимость воссоздать недавний исторический опыт, чины гвардии заведомо ограничили доступ посторонних на проводимые доклады, делая редкие исключения почтенным гостям — известным военачальникам императорской армии.
В частности, у «желтых» Кирасир Его Величества подобные обсуждения начинались после 21.00 по пятницам и проходили не чаще двух раз в месяц. Для создания более полной картины боевых действий членами объединения была установлена связь с представителями германских частей, участвовавших в операциях против российской гвардейской конницы.
