Это помогло. Мартен, захватив губернатора, с легкостью добился от него капитуляции города и гарнизона, а поскольку Мануэль Рубио не успел-таки повесить Луиса, то несчастному секретарю предстояло теперь сыграть роль парламентера.
Его развязали, позволили умыться и переодеться, после чего Мартен велел усадить его в повозку рядом со стонущим Херрерой и двинулся во главе небольшого обоза через город.
Начавшийся пожар тут же привлек его внимание и весь отряд направился туда.
Прибыв на место и выслушав доклад Бельмона, Мартен похвалил его за рассудительность. Луису сунули в одну руку фонарь, в другую - письмо коррехидора Вера Крус коменданту гарнизона и белый флаг, и протолкнули его через разрушенные ворота внутрь.
Майор, командовавший тремя осажденными ротами, оказался достаточно хладнокровен, чтобы не пристрелить умиравшего от страха посланца, и весьма недоверчив что до подписи Херреры, нацарапанной дрожащей рукой на документе. Потребовал полчаса на обдумывание условий капитуляции, но потом заявил, что окончательный ответ сможет дать только после личной беседы с губернатором.
С Мартена было довольно. Он велел установить доставленные тем временем из арсенала фальконеты на прямую наводку и открыть огонь по стене, окружавшей казармы и плац.
Стена оказалась ветхой, ядра, выпущенные в упор, выбили в ней изрядную дыру. Теперь орудия наведены были прямо на незащищенные окна. И когда вновь запалили фитили, из окон показались белые флаги. Гарнизон сдавался.
Наутро жителей Вера Крус согнали в соборы и заперли там под стражей, отобрав только молодых и сильных мужчин для погрузки серебра и кошенили с городских складов на корабли. Заодно забрали лучшие орудия, порох и ядра из арсенала. Потом начался грабеж лавок, частных домов и пьяные оргии, продолжавшиеся без перерыва два дня и две ночи.
Обезумевшие от насилия корсары вытаскивали из соборов женщин, оставляя мужчин, запертых там, без еды и питья. Они были во власти упоения дикой забавой, жалость, как и все людские чувства, окончательно покинули их сердца. Не щадили ничего и никого. Ни Уайт, ни Мартен не пытались их удерживать. Вера Крус походил на сплошной гигантский лупанарий, разрушаемый ордой безумных пьянчуг.
Чтобы положить конец этому безумию, по совету Шульца город подожгли со всех сторон одновременно. Пожар отрезвил победителей и привел их в чувство. Когда пришлось отступать перед огнем, Мартену удалось навести хоть какой-то порядок и освободить полуживых людей из соборов.
Время было уходить. Страшная весть о захвате и уничтожении города долетела до Орисабы и командиров отправившихся в экспедицию войск. Гарнизон форсированным маршем возвращался после усмирения индейского бунта, а половина военного флота, экскортировавшего суда с серебром и золотом, отделилась от конвоя и, огибая Юкатан, торопилась отрезать путь отхода в море.
На третий день под вечер, в последних лучах солнца, садившегося за величественные хребты Сьерра Мадре, на горизонте показалась целая стая белых парусов.
Их заметили как среди дымящихся пепелищ Вера Крус, так и с кораблей корсаров. Вздохам, стонам и несмелым возгласам на берегу вторили торопливые команды на палубах.
"Зефир","Ибекс" и "Торо" торопливо подобрали на борт шлюпки и подняли якоря, а потом, ловя вечерний бриз пирамидами парусов, вышли из порта и направились на север.
ГЛАВА ХIII
Вернувшись из экспедиции в Вера Крус, Мартен решил какое-то время в море не показываться. Нужно было переждать возмущение, которое охватило все города Новой Испании и все порты вдоль побережья от устья Рио Гранде до залива Гондурас. Между Тампико и Юкатаном и дальше, у западных берегов Кубы, до самого мыса Сейбл на Флориде, крейсировали корабли испанского флота, а специальная эскадра под командой кабальеро Бласко де Рамиреса, который был сыном коррехидора Сьюдад Руэда, вышла курсом на северо-запад, обследуя каждую бухту, чтобы наконец выследить и потопить обнаглевших корсаров.
Столь энергичные шаги переполошили корсаров и всех прочих пиратов. Знакомые капитаны остерегли Мартена и сами предпочли укрыться в Карибском море в своих убежищах среди бесчисленных островов и островков Малых Антил, или в водах Багамского архипелага.
Но Мартен верил, что даже сам дьявол не найдет его у Пристани беглецов. Воспользовавшись сухим сезоном, корабли поднялись вверх по реке и стали у причалов Нагуа на длительный отдых.
Мартен доверил Шульцу заботы о перегрузке добычи на склады, а сам через несколько дней поплыл дальше, забрав с собой Ворста и Поцеху, все шлюпки с "Торо" и "Зефира" и девять больших индейских пирог. На них везли пушки, оружие, запасы аммуниции и инструменты для постройки укреплений в Алкогуа и Хайхоле.
Он знал, что там их примут с радостью: вожди племен лучше умели оценить его усилия по их вооружению, чем Иника с отцом.
Правда, отношения с владыкой Амахи оставались дружественными и даже сердечными, но Мартен чувствовал, что Мудрец не слишком доволен быстрым превращением своей страны в военную базу белых. Он жаждал мира. И не раз это подчеркивал. А когда Мартен отвечал, что лучшей гарантией мира будут орудия и укрепления, с сомнением приподнимал бровь.
Что же касается Иники, она свои сомнения выразила куда решительнее.
- Ты ожидаешь нападения и мести испанцев, или планируешь сам напасть отсюда, от нас? - спросила та на прощание.
- Я занимаюсь укреплением безопасности, - отрезал он, задетый за живое. - Твоей собственной безопасности и безопасности твоей страны.
- Не верю, - покачала она головой. - Ты беспокоишься лишь о себе и своих кораблях. И только до тех пор, пока ты здесь. Тебя совсем не интересует, что тут будет, когда ты нас покинешь навсегда. Совсем не думаешь о нас!
- Кто тебе сказал, что я хочу покинуть Амаху?
- Твои склады уже заполнены до половины. Еще несколько плаваний...
- Кто тебе сказал!? - грубо перебил он.
- Жрец в черной мантии. Мне кажется, он говорит правду, хоть и испанец.
- Лжет! - крикнул Ян. - Я проучу его за это.
- И меня тоже? Ведь и я так думаю.
Гнев Мартена сразу спал.
- Перестань, чича, - он рассмеялся. - Разве я не привез ремесленников, как ты просила?
- А их орудия? - напомнила она. - А железные плуги?
- Не мог же я их собирать по латифундиям и ранчо! Придется доставлять из Англии.
Но нет, она не понимала: зачем Мартен гонялся за серебром, бесполезным металлом, из которого ничего не сделать, кроме украшений, вместо того, чтобы привозить железо и сталь?
Она не представляла, как велик мир, и, разумеется, понятия не имела о Европе. Спросила, почему же он до сих пор не сплавал в Англию, чтобы добыть там все недостающее здесь - ей это казалось столь же простым, как и его плавания в местных морях.
- Ведь ты великий мореход и вождь, - сказала она. - И Англия-не твоя родина. Мог бы устроить там то же, что сделал в Вера Крус, где только серебро и кошениль и так мало по-настоящему ценных вещей.
Мартен попытался ей объяснить, но не был уверен, верно ли она поняла. И обещал, что они поговорят ещё раз после его возвращения.
- Возвращайся скорее! - ответила Иника, глядя ему прямо в глаза.
Он честно стремился выполнить эту просьбу, но строительство укреплений и основание предгорных военных поселений заняли гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Вернулся только в середине лета, когда тропические ливни заставили прекратить все работы и перерезали пути сообщения по суше.
Ян доволен был своими успехами, хотя только теперь впервые понял, что настоящая защита сухопутных границ потребует гораздо больших сил, орудий и фортов, чем ему казалось поначалу.
"- Это только вопрос времени, - думал он. - За два - три года такие силы можно собрать. Ну а пока и этого хватит."
В Нагуа он застал корабли в полной готовности к выходу в море. Эскадра Бласко де Рамиреса два месяца назад прошла мимо залива в устье Амахи, но даже не пыталась обойти мели и войти хотя бы в бухту. Отправили лишь пару шлюпок, чьи экипажи вскоре возвратились, убедившись, что кроме нескольких рыбацких лодок там никаких судов нет и что залив непригоден для убежища корсаров по причине коварных и непроходимых мелей и рифов.
Рамиресу и в голову не приходило, что жалкие рыбаки были вышколенными солдатами, что за густой зеленой мангровой стеной возведены шанцы с орудиями, готовыми открыть огонь, и что в нескольких милях от берега моря бурные воды реки омывают борта трех парусников, которые он так усиленно разыскивал.
По сообщениям, которые разными путями достигли в последние дни Нагуа, Золотой флот якобы прибыл в Гавану и под усиленным конвоем отправился через Атлантику в Европу. А это означало, что число испанских военных кораблей, оставшихся в Мексиканском заливе и Карибском море, резко сократилось. Теперь под их контролем могли остаться только важнейшие проливы и главные порты.
