Заносчивость цаннов получила такой конец и Феодор через страну лазов возвратился к стратигам.
3. Немного раньше этого в Византии было сильное землетрясение, так что едва весь город [Константинополь] не был повержен и разрушен. Было оно и само по себе величайшим и такого, полагали, никогда не было раньше по силе толчков и продолжительности колебания. Еще более страшным его сделали время и обстоятельства, при которых оно случилось. Ибо тогда уже кончилась осень этого года, совершались новогодние пиршества по римским обычаям. Наступила стужа, как это естественно, когда произошел зимний солнцеворот, и солнце взошло в созвездие Козерога и в особенности в восьмой пояс от Эвксинского Понта, как определяется знатоками. Тогда в среднюю стражу ночи,[64] когда горожане предавались сну и покою, внезапно на них обрушилось это бедствие. Все тотчас же было потрясено до самых оснований. Толчки, хотя и вначале достигавшие большой силы, все нарастали и нарастали, как бы равномерным увеличением направляясь к высшей точке. Когда таким образом все пробудились от сна, со всех сторон слышался плач, и вой, и мольба, обычно в таких случаях обращенная к богу. Равным образом какой-то глухой и страшный звук, как бы земной гром, посылался землей, сопровождая землетрясение и удваивая страх. Прилегающий к земле воздух затемнился дымным облаком, неизвестно откуда поднявшимся, и был какой-то мрачный и бурный. Люди, бывшие вне себя от страха и не знающие, что делать, выбегали из своих домов. И тотчас улицы и узкие проходы наполнились народом, как будто бы там они не могли погибнуть, если бы так случилось. Ибо всюду постройки (расположены) непрерывно и связаны между собою и весьма редко можно видеть постройку, находящуюся на открытом месте, свободную и совершенно не связанную с соседней. Направляя свои взоры ввысь, взирая на небо и так умилостивляя бога, [люди] понемногу, казалось, уменьшали свой страх и душевное смятение, но страдали от падающего небольшого снега и были мучимы холодом. И однако и в таком положении не входили под кровлю, разве только некоторые убегали в церковные святилища и преклонялись там. Многие женщины не плебейского сословия, но даже знатные, бежали вместе с мужчинами. Всякий порядок и почтение, преимущества и уважение к старцам по возрасту, которым они превосходили других, были потеряны. Даже рабы, пренебрегая своими господами, не повинуясь приказаниям, убегали в священные места, поддаваясь большому страху. Плебеи оказались в равном положении с архонтами ввиду нависшей общей опасности, — ожидания всеми скорой гибели. Многие дома в эту ночь были разрушены и особенно в Регии, приморской части города. Случились многие невероятные чудеса. В некоторых местах части кровли, сделанные из камня или дерева, разрывались, так что можно было видеть небо и звезды, как на открытом месте, а затем немедленно соединялись в прежнюю связь; в некоторых местах колонны, водруженные в верхней части домов, свергались силой удара и, перескочив ближайшие, неслись с высоты на более отдаленные дома, наподобие пращи, и все сокрушали. Кое-где происходили еще более страшные вещи, которые, конечно, и раньше случались и которые будут происходить и в дальнейшем, пока стоит земля и имеют место явления природы, но тогда в наибольшей степени все вместе совпало. Много людей погибло из толпы и неизвестных. Из динатов и записанных в сенаторское сословие погиб один Анатолий, человек, почтенный консульским достоинством, который раньше нес заботы об императорских дворцах и управлял дворцовыми имуществами. Римляне называют их кураторами. Случилось, что, когда этот Анатолий спал в своей опочивальне, мраморная фигура из тех, которые были вделаны в стены вблизи его ложа и которые в большом количестве обычно употребляются для украшения стен ради показа великолепия [людьми] сверх меры услаждающимися этими излишними, отнюдь не необходимыми украшениями, оторванная силой сотрясения, обрушилась на его голову и разбила ее. А он пережил этот удар ровно столько времени, чтобы издать глухой стон, и пал замертво на свое ложе.
4. Когда наступил день, с великою радостью смотрели друг на друга встретившиеся друзья и родственники, обнимаясь с плачем, целуясь, одновременно радуясь и не веря {тому, что они спаслись]. Когда же несли и погребали Анатолия, люди из народа повсеместно говорили, что он наказан поистине справедливо, что он был самым несправедливым человеком и у многих своих близких отнял их собственность, что к этому концу привели его каменные доски с судебными постановлениями и пурпуровые флаги, которые он неоднократно накладывал на имущества богатых, добиваясь благоволения императора, и таким образом все присваивая себе, насиловал и бесстыдно нарушал волю умирающих, совершенно игнорируя законы, которые требуют, чтобы дети наследовали имущество своих родителей. Об этом шептали в толпе и, казалось, причина случившегося вполне обнаружена. Я же в этих делах сильно сомневаюсь и не могу утверждать, каким образом они происходят. Конечно, землетрясение было бы желанным приобретением и достойным большой похвалы, если бы могло отделить худых от добрых, и одних губило бы злой смертью, а других щадило бы и к ним снисходило. Допустим, что он действительно был несправедлив, но были и другие очень многие в городе ему подобные, даже более несправедливые, а между тем внезапно был похищен смертью он, а они остались не наказанными. Поэтому неясно и нелегко понять, почему умер из всех один Анатолий, когда даже по учению Платона более жалкими и несчастными являются те, которые после весьма дурной жизни, не искупив наказаниями грехов в этой жизни, или насильственной смертью, или каким-либо другим образом уходят из нее как рабы, заклейменные клеймом преступлений, прежде чем [преступления] будут искуплены. Так что, если принять это положение, более счастлив пострадавший, чем спасенные. Но весьма желательно, чтобы это учение было внедрено в души людей. Быть может, некоторые нечестные люди, боясь погибнуть злою смертью, возвратятся к справедливости. Во всяком случае, вполне очевидно, что если кто будет жить очень долго и будет жить беззаботно и счастливо, то этого не будет достаточно для подтверждения его справедливости; и если кто умрет даже жестокой смертью, то это не будет прочным доказательством его крайней несправедливости. Но самым истинным образом мы узнаем, каково воздаяние и награда за эту жизнь, когда придем туда.
Итак, пусть говорят об этом одни одно, другие другое. Я же возвращаюсь к прерванному рассказу.
5. После этого и в дальнейшем в течение весьма многих дней происходило сотрясение земли, не сильное и не такое, как вначале, но достаточное, чтобы разрушить сохранявшееся. Тотчас в народе появились разные безумные предзнаменования и предсказания, что немедленно должен погибнуть и весь мир.
Различные обманщики и как бы добровольные прорицатели блуждали, предсказывая что ни заблагорассудилось, и еще более устрашали толпу, легко восприимчивую вследствие уже перенесенного ужаса. Они же, искусно притворяясь безумными и одержимыми демоном, предвещали еще более страшное, как научившиеся предсказывать будущее на основании происходящих событий и неумеренно хвастаясь этим своим свойством. Другие же, наблюдая звезды в их движение, истолковывали их и предсказывали большие несчастия и чуть ли не общую гибель всего существующего. Обычно в трудные времена всегда появляется множество таких людей. Но каждое подобное предсказание было вредно для общественного блага. По-моему, следовало бы привлекать за нечестие подобных толкователей снов, не оставляющих для бога никакого более глубокого знания будущего. Однако никого не было в то время, кто бы не был сильно охвачен страхом и смятением. Поэтому ежедневно давались обеты и совершались моления, причем все собирались в одно место. И то, что на словах легко восхвалялось, а делами редко подкреплялось, тогда делалось с большой готовностью. Все вообще стали справедливыми во взаимных обязательствах. Начальники, отказавшись от наживы, судили по законам и прочие динаты, живя скромно и тихо, придерживались правды и справедливости и воздерживались от позорных деяний. Некоторые же, совершенно изменив образ жизни, избрали одинокую жизнь, уединились в горах, отказавшись и распростившись с богатствами, чинами и всем, что людям наиболее дорого. Весьма многочисленные пожертвования делались храмам, а по ночам наиболее богатые граждане, обходя площади, одаряли обильным питанием и одеждой бедных и находящихся в самом жалком состоянии изувеченных людей, которые в большом количестве валялись на земле, выпрашивая подаяние. Все это имело место в течение некоторого времени, пока страх был еще свеж и силен.
Но как только бедствие ослабело и прекратилось, тотчас большинство возвратилось к привычному. Такое движение может быть названо не истинной справедливостью и благочестием, одинаково прочным и действенным, которое обычно создается правой верой и постоянным усилием, но какой-то беспорядочной уловкой и весьма ненадежным торгом для обмана и чтобы избежать настоящей беды.
