– Все слава Богу, но с таким «приличным» министром к чему пришли все международные дела Советского Союза? К откровенному проигрышу…
– Это вы говорите о том моменте, когда политика лишь цеплялась за рушащиеся столпы нашего государства. У Шеварднадзе были ошибки, и не все он делал правильно. Но, отвечая на ваш предыдущий вопрос, могу сказать, что через два-три года Шеварднадзе уже весьма ловко вел переговоры. Но кое-что меня беспокоило. Во время бесед с министрами он начинал подробно рассказывать о том, как все плохо у нас в стране, как все разваливается, как растет социальное напряжение, какие распри в руководстве, как будто хотел разжалобить собеседника, чтобы добиться уступки. Но так не делается. Дипломатия – это игра сильных, она выступает с позиций уверенности и устойчивости своего государства. Возможно, таким образом он добивался доверия к себе со стороны собеседника как к откровенному человеку. Но перед этим собеседником сидел, простите меня за неловкое выражение, не человек. Перед ним была держава, которая устами конкретного человека требовала четкого озвучивания ее сильной позиции.
У меня с Шеварднадзе возникали расхождения, особенно по германскому вопросу; я, кстати, поэтому и ушел с поста первого заместителя министра и уехал послом в Вашингтон. Процесс германского объединения оформлялся на ходу и поспешно, что вело к просчетам. Слишком быстро министр соглашался с германскими позициями. Даже сами немцы такого от Москвы не ожидали. Кстати, в его мемуарах, к которым я написал предисловие, Шеварднадзе особо гордится своей ролью в германском объединении – он как бы отбирает лавры у Горбачева. Он сообщает, что ряд важных решений в германских делах он принимал сам, даже не советуясь с Президентом СССР. На мой взгляд, к этому моменту Шеварднадзе в чем-то действительно «гулял сам по себе». Он хотел остаться в истории именно тем человеком, который обеспечил объединение Германии. Однако история с этим не согласилась.
– Одним из главных рефренов нашей беседы является ваша мысль о том, что в распаде государства виноваты «неправильно понятое крушение системы, безответственность, неумелость»… Чьи конкретно неумелость и безответственность? Вы были не только министром, но и членом Совета безопасности и Совета обороны СССР. На вас, последних руководителях государства, и вина за его распад. Почему вы его не предотвратили?
– Распад системы, ее экономического остова начинался медленно, с 1970-х годов. Ослабление власти Горбачева происходило быстрее – в результате неверно выбранных приоритетов реформирования страны: надо было начинать с экономики, потом политики, а не наоборот. Развал государства, как это было и в феврале, а потом в октябре 1917 года, произошел по историческим меркам почти мгновенно. Слабость и нерешительность Николая II, Александра Керенского и Михаила Горбачева в противостоянии с революционно-агрессивным напором Ленина, Троцкого и Ельцина в атмосфере спонтанного ажиотажа толпы помешали удержать как Империю, так и Союз. Даже дюжине гениев не удалось бы остановить сорвавшийся с рельсов локомотив истории.
– Китаю оказалось возможно силами одного Дэн Сяопина.
– Дэн Сяопин не удерживал распад государства Китая – оно оставалось железобетонным, равно как и социально-политическая система. В этом разница. Дэн Сяопин во время вынужденной многолетней отсидки в годы «культурной революции» продумал верную концепцию развития Китая, проанализировав все, что в тот момент происходило в мире и в самом Китае.
– Ну а почему этого не сделали вы?
– Китайцы сначала думают, потом экспериментируют, потом действуют. Не позволяют времени подгонять их. Русским кое-чего не хватает, особенно терпения. Будучи послом в Вашингтоне, я писал в Москву об опасности резкого ослабления страны, в частности, из-за растущего противостояния лагерей Ельцина и Горбачева. Власть раздиралась изнутри на фоне резкого обнищания народа. Обещания манны небесной как хрестоматийный фактор политики уже не работали. С чего началось буквальное разрушение страны в 1991 году? Я считаю – с действий ГКЧП. Сама того не желая, эта группа руководителей СССР совершила безумно непросчитанный ход. В то время, когда еще сохранялась некая возможность стабилизации, когда девять республик все еще собирались жить в одном государстве. А на следующий день после ГКЧП республики заявили об уходе из СССР. Завершение распада СССР произошло в Беловежской пуще. Но я согласен с теми, кто считает, что многого можно было избежать при более расчетливой линии управления страной. Ведь даже когда в Беловежской пуще произошли события, связанные с государственным переворотом, Горбачев не отнесся к ним как таковым. Многие республиканские лидеры были этим ошеломлены… И лишь собравшись в Алма-Ате и поняв, что президент СССР не реагирует на беловежский переворот, что рубикон перейден и возврата назад нет, они поддержали фактический распад СССР.
Помощник Горбачева Черняев утверждает, что Михаил Сергеевич все это делал из высоких гуманистических убеждений. Но я считаю, что он был психологически раздавлен действиями ГКЧП и группой Ельцина и потому проявил растерянность перед надвинувшейся катастрофой. Очевидно, его генеральная ошибка состояла в том, что он начал политическую, отодвинув на потом экономическую реформу. Китайцы, учтя опыт Советского Союза, начали с экономических реформ. И только сейчас, очень-очень аккуратно и медленно, занимаются подходами к политической реформе. Очень осторожно.
Второй просчет заключался в том, что в качестве эталона были взяты весьма успешные на тот момент реформы Венгрии и Польши. А это были программы иного, не соответствующего Советскому Союзу, масштаба. Добавлю, что китайское экономическое реформирование уже инновационного плана началось позднее. Это был второй этап китайских экономических реформ. И он был основан на несколько иной тактике, нежели наш нынешний сколковский подход. Я считаю хорошей нашу идею – создавать очаги модернизационного развития. Но что сделали китайцы? Они пропустили через западные университеты тысячи своих студентов, которые стали потом широкой основой для успешного научно-технического реформирования Китая; не вернулись с Запада в Китай лишь 7 % выпускников. Нам было бы неплохо и к такому опыту присмотреться.
– Несколько лет вы были первым секретарем секретариата одного из самых выдающихся отечественных министров иностранных дел Андрея Громыко. Какие остались впечатления? Что бы, на ваш взгляд, сказал бы Андрей Андреевич, взглянув на нынешнее международное положение нашей страны?
– Громыко сегодня недопонят в массах. Кое-кому он все еще представляется угрюмым человеком и несложным политиком. На самом деле он был удивительно разносторонним, интеллигентным человеком, хорошо знавшим литературу, живопись и обладавшим тонким чувством юмора. И разумеется – великим дипломатом XX века. У Громыко были две страны, которые он особенно близко держал в поле своего профессионального зрения. Прежде всего это США. Быть может, на кого-то мои слова произведут странное впечатление, но Громыко глубоко уважал Соединенные Штаты. Как страну и как нацию. Он был американистом. А второй страной была Германия, потому что он понимал: эта страна – центровое звено безопасности Европы. Поэтому, из какой бы далекой поездки он ни возвращался, он, как правило, заезжал в Берлин. В ГДР. Пытался ощутить, нет ли чего-то, что может обеспокоить здесь ситуацию. Эти два направления во внешней политике СССР он очень ценил.
Но центральной идеей внешней политики СССР для Громыко была задача – добиваться всеми силами обеспечения безопасности нашего государства. Сохранения послевоенных границ мощной державы.
Если бы он увидел, что произошло с СССР, то, пожевав губами, возможно, тихо сказал бы: «Не сумели уберечь страну – трагично! Постарайтесь сохранить великий народ – ему ведь тоже не обещана вечность». Возможно, не так и не то бы сказал. Или промолчал бы и отвернулся.
Москва, ноябрь 2010 г.
Зорин Валентин Сергеевич – политический обозреватель государственной радиокомпании «Голос России». Родился 9 февраля 1925 г. в Москве. Работал политическим обозревателем Центрального телевидения и Всесоюзного радио СССР, ведущим телепередач «Сегодня в мире» и «Международная панорама». Автор полутора десятков книг и монографий. Доктор исторических наук, профессор МГИМО.
– Канул в Лету Варшавский Договор – аналог Северо-Атлантического альянса, но до сих пор не самораспустится НАТО. Против кого продолжают «дружить» страны, входящие в этот военный блок?
– Логика сохранения НАТО понятна. НАТО – это инструмент геополитической экспансии США. Объединив под своим видимым или невидимым руководством другие страны, американцы достигают, благодаря этому, многих целей, что, конечно, является грубейшим нарушением обязательств, которые были даны американцами Советскому Союзу. Так случилось, что в 1989 году в Вашингтоне я был свидетелем встречи Горбачева с Бушем-старшим. Обсуждался вопрос объединения Германии, это была важнейшая тема той встречи. Я лично слышал заявление Джорджа Буша о том, что если Советский Союз пойдет на объединение Германии, то НАТО не приблизится к советским границам «ни на один дюйм». К сожалению, министром иностранных дел СССР, сопровождавшим Горбачева, в то время был Шеварднадзе. Непрофессионал, партийный работник, он не сообразил, что такие обязательства следует юридически на бумаге закреплять. Поверили на слово! Это вина министра иностранных дел СССР и серьезный просчет Михаила Сергеевича. Думаю, что если бы тогда это обещание Буша-старшего было закреплено юридически, то у нас сегодня не было бы многих проблем. При Буше-младшем стоял вопрос о создании ПРО в Польше и Чехословакии; но ведь этот вопрос не мог бы стоять, если бы эти две страны не были в составе НАТО. Не было бы юридической международно-правовой основы. Дело даже не в том, что Варшавский Договор распался, а в том, что это используется американцами в сегодняшней политике. И хотя свою идею «перезагрузки» российско-американских отношений Обама начал не с голословных заявлений, а с решения отказаться от создания баз ПРО в Польше и Чехословакии, НАТО при этом по-прежнему остается реальным инструментом американской политики.
