После того, как Виктория Петровна и другие находившиеся в Заречье родственники Л.И. Брежнева простились с ним, тело покойного было отправлено в морг. «Тело в морг, – пишет В.Т. Медведев, – я повез сам. Последний раз – один на один. Машину раскачивало, ноги и руки развязались, я всю дорогу пытался их соединить и думал, как все ничтожно перед смертью, был ты первым, а вот теперь умер и не нужен никому»[979].
Видимо, вернувшись во второй раз из Заречья, Ю.А. Андропов поставил в известность о смерти генсека М.С. Горбачева, но сделал это не по телефону, а пригласив к себе в кабинет: «Ровным голосом он рассказал, что Виктория Петровна – жена Брежнева – попросила срочно сообщить ему о смерти Леонида Ильича и передать, что его ждут на даче в Заречье. Никого другого видеть она не хотела. Андропов уже побывал там, беседовал с Чазовым, сотрудниками охраны. Смерть наступила за несколько часов до приезда бригады «скорой помощи»[980].
Получается, Ю.В. Андропова не хотел, чтобы другие знали, что в известность о смерти его поставил Е.И. Чазов. Но почему? А потому, что он тоже понимал: Е.И. Чазов не мог констатировать смерть по телефону.
Видимо, после того, как Ю.В. Андропов, A.A. Громыко и Д.Ф. Устинов покинули Заречье, о смерти Л.И. Брежнева были поставлены в известность начальник 9-го управления КГБ СССР Ю. В. Сторожев, председатель КГБ СССР В. В. Федорчук, члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК КПСС. Когда это было сделано и кто занимался оповещением, мы пока не знаем.
«Однажды морозным ноябрьским утром, – вспоминает Б.И. Стукалин, – позвонил М.В. Зимянин и, ничего не объясняя, попросил срочно приехать к нему. В приемной секретаря ЦК я застал Е.М. Тяжельникова, В.Г. Афанасьева, Р.И. Кослапова, Л.М. Замятина и еще нескольких работников аппарата ЦК». Прислушавшись к их разговорам, Б. Стукалин понял, что умер Л.И. Брежнев[981].
Вскоре их всех пригласили в кабинет М.В. Зимянина, и он поставил перед ними задачу «подготовить тексты двух документов – некролога и обращения к партии и народу». Для этого всех приглашенных разделили на две группы[982]. Б. Стукал и н, Р.И. Косолапов и Л.М. Замятин получили поручение составить текст обращения[983].
Среди тех, кто в то утро был приглашен к М.В. Зимянину, находился и A.C. Черняев, благодаря записи в его дневнике, мы знаем, что это было «около 11»[984].
По всей видимости, одновременно с этим началась подготовка и медицинского заключения о смерти М.С. Брежнева. Удовлетворило оно не всех. Так, М.Т. Косарев, касаясь в своем интервью вопроса о причине смерти Л.И. Брежнева, осторожно сказал: произошла «по-видимому, остановка сердца»[985]. Свои сомнения на этот счет выразил и В.В. Богомолов[986].
Утверждая, что смерть Л.И. Брежнева «была странной», Н. Дебилов сообщил: «В последние недели жизни ему стали часто вместо снотворного давать таблетки-пустышки. Они не действовали, Леонид Ильич плохо спал, злился. Вдруг мне звонит буфетчица, просит подойти. Говорит, что Леонид Ильич попросил фужер водки. Какие-то товарищи порекомендовали вместо таблеток, чтобы лучше спалось. «Какой налить?» – спрашивает. Откуда мне знать? Он сам выбрал фужер среднего размера. Прошло несколько дней, и его не стало»[987].
То, что для Л.И. Брежнева «вместо лекарств» «специально изготавливались» «точные по внешнему виду «пустышки», подтверждает Е.И. Чазов[988]. По его свидетельству, «производство таблеток-пустышек, по виду и упаковке ничем не отличавшихся от настоящего снотворного» было организовано «в лабораториях КГБ» еще при Ю.В. Андропове[989].
Первоначально Е.И. Чазов утверждал, что из этой лаборатории «пустышки» получал Ю.В. Андропов, который и передавал их Л.И. Брежневу[990]. А поскольку из воспоминаний Н. Дебилова явствует, что Леонида Ильича продолжали снабжать «пустышками» и после того, как Ю. В. Андропов покинул Лубянку, возникает вопрос, кто и как передавал «пустышки» генсеку накануне его смерти?
Имея представление о характере взаимоотношений между Ю.В. Андроповым и В.В. Федорчуком, во второй книге своих мемуаров Е.И. Чазов скорректировал свою первоначальную версию, отметив, что, «пустышками» генсека «снабжал В. Чебриков», а «передавал их Брежневу один из охранников В. Медведев»[991]. Делалось ли это с ведома нового шефа КГБ или за его спиной, Евгений Иванович умалчивает.
Между тем, как установил ДА Волкогонов, Леонид Ильич имел привычку делать «рабочие записи», т. е. вести что-то подобное дневнику. Из этих рабочих записей явствует, что Ю.В. Андропов продолжал передавать генсеку «пустышки» и после того, как покинул Лубянку. «Юрий Владимирович, – писал Д.А. Волкогонов, – почему-то незадолго до смерти генсека несколько раз передавал Брежневу «желтенькие», а тот бесхитростно помечал об этом в своих «рабочих записях»[992].
Когда в 1995 г. В. Легостаев впервые обратил внимание на череду странных смертей, начиная с АА Гречко и кончая К.У. Черненко[993], Российская академия медицинских наук откликнулась на это гневным письмом[994].
Однако когда в 1997 г. В. Легостаев обратил внимание на расхождение показаний Е.И. Чазова с показаниями других лиц в описании смерти Л.И. Брежнева и, поставив вопрос об убийстве Л.И. Брежнева, потребовал от Е.И. Чазова объяснений[995], он предпочел промолчать и, издав в 2000 г. новые воспоминания, отделался на этот счет только эмоциональным всплеском.
Хранит с тех пор молчание и Академия медицинских наук.
Между тем у версии об убийстве Л.И. Брежнева появились и другие сторонники[996]. Причем некоторые авторы почти прямо связывают его с передачей генсеку «пустышек»[997].
И хотя бесспорных доказательств в пользу этой версии не приведено, отмеченные выше противоречия в воспоминаниях Е.И. Чазова, а также его упорное молчание на этот счет придают ей правдоподобность.
Е. И. Чазов пишет, что «о смерти Брежнева страна узнала во второй половине дня 10 ноября»[998]. На самом деле об этом 10-го знал очень узкий круг лиц. Даже О. Гриневский, который служил в Министерстве иностранных дел и утром этого дня оказался в кабинете A.A. Громыко, оставался в неведении о том, что произошло.
«Вернулся Громыко часа через три (т. е. около 14.00. – АО.), – пишет О. Гриневский, – но никого не принимал и все время разговаривал «по вертушке». А потом уехал на Политбюро, которое было срочно созвано тем вечером»[999].
Не исключено, что именно в это время в кабинете A.A. Громыко находился его заместитель Г.Н. Корниенко, который пишет, что был свидетелем «телефонных разговоров» своего шефа с Ю. Андроповым «в первые часы после кончины прежнего лидера». Во время одного из этих разговоров зашла речь о кандидатуре на пост генсека. «Андропов, – пишет Г.Н. Корниенко, – согласился занять этот пост при условии, что таково будет общее мнение других членов руководства»[1000].
Если учесть, что Юрий Владимирович уже утром 10-го забрал «бронированный портфель» Л.И. Брежнева, что он не возражал, когда до 11.00 A.A. Громыко и Д.Ф. Устинов предложили ему занять освободившееся место генсека, то приведенное заявление могло быть связано только с тем, что днем у него появились соперники.
И действительно, В.И. Болдин утверждает, что в тот день лица, наиболее близкие к умершему генсеку собрались, чтобы сколотить большинство для поддержки в качестве его преемника К.У. Черненко. Но «о сговоре стало известно Андропову раньше, чем все разошлись по квартирам» [1001].
«После этого, – утверждает Г.Н. Корниенко, – Громыко переговорил с Устиновым и Черненко и было условлено, что именно Черненко выдвинет кандидатуру Андропова на заседании Политбюро»[1002].
По свидетельству секретаря Л. И. Брежнева H.A. Дебилова, как только стало известно о смерти Леонида Ильича, на Старой площади появились «слухи, что Андропов будет генеральным секретарем, Устинов – председателем Совета Министров, а Громыко возглавит Президиум Верховного Совета СССР»[1003]. О том, что подобный план действительно существовал, пишет Г. Корниенко[1004]. Частично об этом свидетельствуют и воспоминания Анатолия Андреевича Громыко, который утверждает, что после смерти Л.И. Брежнева Ю.В. Андропов предлагал его отцу пост председателя Президиума ВС СССР, но он отказался[1005]. По свидетельству Г.Н. Корниенко, этому «воспротивились некоторые члены Политбюро», и «прежде всего Д.Ф. Устинов»[1006].
