56. Между тем Италия терпела беды и страдания еще худшие, чем во время войны. Рассыпавшиеся по колониям и муниципиям вителлианцы крали, грабили, насиловали; жадные и продажные, они любыми правдами и неправдами старались захватить побольше и не щадили ни имущества людей, ни достояния богов. Находились и такие, что переодевались солдатами, дабы расправиться со своими врагами. Легионеры, хорошо знавшие местность, выбирали самые цветущие усадьбы и самых зажиточных хозяев, нападали на них и грабили, а если встречали сопротивление, то и убивали; командиры понимали, что находятся во власти солдат, и не решались запрещать им что бы то ни было. Цецина был занят только своими честолюбивыми планами, Валент же так запятнал себя хищениями и вымогательством, что ему ничего не оставалось, как покрывать преступления других. Италия, и без того уже разоренная, едва могла прокормить все эти пешие и конные войска, едва выносила все эти несчастья и оскорбления.
57. Тем временем Вителлий, ничего еще не зная о своей победе и готовясь к длительной войне, стягивал остальные силы германской армии. Он оставил в зимних лагерях немногих престарелых солдат и поспешно вербовал рекрутов в галльских провинциях, чтобы пополнить свои легионы. Охрану рейнского берега он поручил Гордеонию Флакку116и присоединил к своим войскам восемь тысяч солдат из британской армии117. Едва он продвинулся на несколько дневных переходов, как получил известие о том, что битва при Бедриаке выиграна и смерть Отона положила конец войне. Вителлий тут же собрал войска и воздал солдатам хвалу за проявленную ими доблесть. Армия стала требовать, чтобы он даровал права всадника своему вольноотпущеннику Азиатику118. Вителлий отказался выполнить эту просьбу, слишком уж отдававшую грубой лестью, но потом, с присущим ему непостоянством, негласно сделал то, на что не хотел согласиться открыто, и на пиру вручил кольца119Азиатику, подлому рабу и злобному пройдохе.
58. В эти же дни прибыло сообщение о том, что на сторону Вителлия перешли обе Мавритании и что прокуратор этих провинций120Альбин убит. Лукцей Альбин был назначен управлять Мавританией Цезарейской еще Нероном. После того как Гальба распространил его полномочия и на Тингитанскую провинцию, в его руках оказались крупные силы: девятнадцать когорт, пять эскадронов конницы и большой отряд мавританцев, которые столько грабили и насильничали, что тоже приобрели немалый военный опыт. После убийства Гальбы Альбин, который склонялся на сторону Отона и которому Африка представлялась слишком тесным полем деятельности, стал угрожать Испании, отделенной от Мавритании лишь узким проливом. Это вызвало опасения у Клувия Руфа121. Он приказал десятому легиону выйти к побережью и делать вид, будто готовится переправа в Африку, а сам выслал вперед центурионов и поручил им склонить мавров на сторону Вителлия. Сделать это им было нетрудно, ибо слава германской армии гремела в этих провинциях. В довершение всего распространился слух, будто Альбин брезгует должностью прокуратора, украшает себя царскими регалиями и принял имя Ююбы122.
59. Настроение в мавританских провинциях изменилось. Префект кавалерии Азиний Поллион, один из ближайших друзей прокуратора, и префекты когорт Фест и Сципион были удавлены, Альбин убит, когда он, прибыв морем из Тингитанской провинции в Цезарейскую, сходил на берег, жена его сама подставила грудь ножам убийц и была ими зарезана. Никого из тех, кто все это проделал, Вителлий так и не привлек к ответу, - неспособный ни к чему серьезному, он и более важные дела выслушивал лишь краем уха.
Армии своей он приказал продолжать путь пешком, а сам плыл вниз по реке Арар123, без всякого великолепия, подобающего принцепсу, выставляя на всеобщее обозрение свою нищету, пока, наконец, правитель Лугдунской Галлии Юний Блез124, человек знатный, щедрый и богатый, не дал ему людей для его штата и не окружил блестящей свитой, за что Вителлий его возненавидел, хотя и прикрывал свои чувства самой низкой лестью. В Лугдунуме его ждали полководцы обеих партий - победители и побежденные. Воздав перед строем войск хвалу Валенту и Цецине, он усадил их по обеим сторонам своего курульного кресла125. Вскоре затем Вителлий велел принести своего новорожденного сына, укутал его боевым плащом и приказал войскам дефилировать перед ребенком, которого держал прижатым к груди; он назвал сына Германиком126и облек его всеми знаками императорского достоинства; почести эти, в те счастливые дни ребенку ненужные, стали позже, когда все для него изменилось к худшему, единственным его утешением.
60. Вскоре затем самые храбрые и преданные из центурионов-отонианцев были убиты, что сразу оттолкнуло от Вителлия солдат иллирийской армии; под их влиянием другие легионы, и без того недолюбливавшие германские войска и завидовавшие им, тоже стали помышлять о войне. Светония Паулина и Лициния Прокула Вителлий долгое время держал под угрозой обвинения, пока, наконец, не дал им аудиенции, во время которой они старались обелить себя с помощью аргументов, продиктованных скорее их безвыходным положением, чем искренностью. Они дошли до того, что изобразили сами себя изменниками и приписали своим проискам и длиннейший переход127, и утомление войск перед битвой, и давку, которую произвели повозки, замешавшиеся в ряды солдат, и даже все те перенесенные отонианцами невзгоды, что были вызваны простой случайностью. Вителлий им поверил и простил людей, бывших образцом верности, лишь когда счел их изменниками. Никаких обвинений не было предъявлено брату Отона Тициану: его достаточно оправдывали и подчиненное положение, и полная бездарность. Марий Цельз остался консулом; ходили, однако, слухи, будто Цецилий Симплекс пытался (во всяком случае такое обвинение ему было вскоре предъявлено в сенате) за деньги приобрести эту должность и подстроить гибель Цельза. Вителлий на это не согласился и позже сам отдал Цецилию консулат128, за который тому не пришлось платить ни преступлением, ни деньгами. Трахала спасла от обвинителей Галерия, жена Вителлия129.
61. Рассказывая о несчастьях, обрушившихся на стольких замечательных людей, стыдно даже упоминать некоего Марикка из племени бойев130, который возымел наглость добиваться власти и пойти против римского оружия, утверждая, что действует по велению неба. Он называл себя богом и мстителем за дело галлов; благодаря этому ему удалось собрать восемь тысяч человек, и они начали грабить окружающие деревни эдуев. Тогда это племя, славящееся суровой чистотой нравов, послало против них лучшую часть своего юношества, Вителлий - несколько когорт, и они вместе разогнали беснующуюся толпу. Марикка в этом сражении захватили в плен и бросили диким зверям, но звери не тронули его, и невежественная чернь была убеждена, что его охраняет высшая сила до тех пор, пока присутствовавший здесь Вителлий не велел его убить.
62. Больше не было принято никаких мер против сторонников Отона, и никто не покушался на их имущество. Завещания людей, погибших, сражаясь за Отона, исполнялись; если завещаний не было, действовали согласно закону о наследовании. Вообще если бы Вителлий мог справиться со своим обжорством, алчности его опасаться не приходилось. Он отличался отвратительной, ненасытной страстью к еде. Дороги, ведшие от обоих морей, дрожали под грохотом повозок, доставлявших из Рима и Италии все, что могло еще возбудить его аппетит. В городах устраивались пиры, своим великолепием разорявшие магистратов и истощавшие городские запасы продовольствия. Солдаты отвыкали от труда и воинской доблести, ибо все больше погружались в разврат и проникались презрением к своему вождю. Вителлий отправил в Рим эдикт, которым отклонял звание Цезаря и, до времени, звание Августа, но сохранял за собой всю полноту власти. Звездочеты были изгнаны из Италии. Строжайше запрещено римским всадникам позорить себя участием в гладиаторских боях. При прежних принцепсах их склоняли к этому деньгами, а чаще силой; многие муниципии и колонии наперебой старались подкупить наиболее развращенных из своих молодых людей, чтобы сделать их гладиаторами.
63. Все больше людей, стремившихся навязать Вителлию свои советы по управлению государством, втирались в его доверие; вскоре к ним присоединился брат императора, и под их общим влиянием принцепс становился день ото дня заносчивей и кровожадней. Он приказал умертвить Долабеллу, который, как я уже упоминал, был выслан Отоном в Аквинскую колонию131. Получив известие о смерти Отона, Долабелла прибыл в Рим, где Планций Вар, бывший претор и его ближайший друг, донес на него префекту города Флавию Сабину132. Планций уверял, будто Долабелла самовольно вернулся из ссылки, чтобы взять на себя руководство разбитой партией133, и будто он пытался склонить к измене стоявшую в Остии когорту солдат134. Все эти обвинения ни на чем не были основаны; позже Планций всячески в них раскаивался и старался оправдаться, но преступление было уже совершено. Флавий Сабин медлил, но жена Люция Вителлия Триария, отличавшаяся невиданной в женщине жестокостью, в угрожающем тоне потребовала, чтобы он не пытался прослыть гуманным и милосердным, спасая преступников, представляющих угрозу для принцепса. Сабин, человек по характеру добрый, но в минуты опасности терявшийся и легко менявший свои решения, стал бояться уже за самого себя и подтолкнул падающего, дабы не подумали, что он пытается его спасти.
