К концу войны всеобщее представление об СССР было уже совершенно иным, и Черчилль 5 марта 1946 года в своей ставшей знаменитой речи, произнесенной в присутствии президента США Трумэна в американском городе Фултон, недвусмысленно сказал о нашей стране как о реальнейшей и роковой угрозе самому существованию Запада, для спасения от которой необходима всемерная мобилизация его сил. Утверждая, что Россия "хочет... безграничного распространения своей мощи и доктрин", Черчилль заявил: "По этой причине старая доктрина равновесия сил теперь непригодна. Мы не можем позволить себе... действовать с позиций малого перевеса" и т. д.4
В дальнейшем изложении это глобальное противостояние Запада и СССР будет рассматриваться конкретно; сейчас необходимо установить только, что имевшая место с 1945 года ситуация как бы на грани новой мировой войны обусловила ту исключительную закрытость, которая крайне затруднила (и продолжает затруднять) понимание происходившего в стране. Вполне уместно утверждать, что реальная война не могла бы довести до такой степени засекреченности.
Н. С. Хрущев в своих воспоминаниях описал характерную сцену - Сталин созвал членов Политбюро и "утверждал, что через наши секретариаты идет утечка секретных материалов... Вдруг Сталин обращается ко мне: "Это у вас, через ваш секретариат идет утечка". Я: "Товарищ Сталин, уверен, что такого не может быть"..." и т. д.5
Г. М. Маленков на Пленуме ЦК КПСС 7 июля 1953 года констатировал: "Политбюро уже длительное время нормально не функционировало. Члены Политбюро... работали по отдельным заданиям. В отношении некоторых членов Политбюро... было посеяно политическое недоверие"6. В этом, в частности, проявлялось стремление как можно более сузить круг людей, осведомленных о том или ином "деле", что подтвердил и Хрущев, говоря о послевоенных годах: "Никаких заседаний не созывалось. Собирались у Сталина... а он на ходу давал директивы"7. Понятно, что при таком образе правления страной документация или вообще не велась, или была очень скудной.
Другой причиной затемненного и искаженного представления о послевоенном времени явилась мощная идеологическая кампания, предпринятая после смерти Сталина,- так называемое разоблачение культа личности. В первом томе моего сочинения* было показано, что сведение всех бед к личным качествам Сталина строилось, в сущности, по модели детской сказки об ужасном злодее, а кроме того было по сути дела тем же культом личности, хоть и "наизнанку"... Да и вообще есть все основания заключить, что "разоблачение культа" ни в коей мере не ставило задачей понимание предшествующей истории. Оно имело сугубо "практическую" цель - утверждение и укрепление новой власти. Любой правитель, оказавшись у власти после смерти обожествленного вождя, в сущности, вынужден был в той или иной мере "принизить" его (иначе в сравнении с ним, "богом", новый правитель представал бы в качестве недееспособного)**, отмежеваться от прискорбнейших явлений предыдущего периода и, в конце концов, явить собой "спасителя" страны от вероятных злодеяний своего предшественника (если бы он продолжал править), а также и от своих соперников по борьбе за верховную власть.
Для этого новому вождю нужно было, в частности, уничтожить те или иные следы своей собственной предшествующей деятельности. Известный историк КПСС В. П. Наумов сетовал в 1994 году, имея в виду послевоенный период: "Сейчас стало особенно ясно, что... мы не можем получить очень важные документы и свидетельства... Может быть, отсутствуют самые важные документы..."8 В. Е. Семичастный, назначенный в 1961 году председателем КГБ, впоследствии, в 1992 году, сообщил, что, когда он занял свой пост, "многие документы уже были уничтожены или подчищены, вытравлен текст. Это мне сказали и показали архивисты"9. Относительно "неугодных" документов есть свидетельства архивистов о том, что по воле Хрущева в 1957 году "был сформирован специальный состав (! - В. К.) с такими документами, которые затем сжигали под тщательным наблюдением"10.
Впрочем, как уже отмечено выше, крайняя засекреченность, присущая послевоенному времени, привела к тому, что в верхах власти старались вообще обойтись без документов: и Маленков, и Хрущев (см. выше) вспоминали о "директивах", которые Сталин давал устно членам Политбюро (с 1952-го Президиума) ЦК.
Дефицит документов, запечатлевших послевоенную историю, настолько значителен, что многие нынешние авторы, как бы заранее убежденные в отсутствии достоверных сведений, не вдумываются с должной тщательностью даже и в имеющиеся документы, а исходят из каких-либо "мнений" и "слухов".
Так, например, уже в 1990-х годах были изданы "Очерки истории Советского государства", в предисловии к которым утверждалось, что наконец-то у историков СССР есть возможность "заглянуть под покровы идеологического тумана"11. И вот одно из таких заглядываний "под покровы" в этих "Очерках"...
"В последний год жизни Сталин готовил новую крупную перестановку кадров в верхнем эшелоне руководства. Сначала октябрьский (1952 г.) пленум ЦК, а затем ХIХ съезд партии (5-14 октября 1952 года.- В. К.) приняли решение о существенном расширении состава Политбюро ЦК, которое преобразовывалось в Президиум и увеличивалось до 25 членов и 11 кандидатов (вместо 11 членов и 1 кандидата прежнего Политбюро). По предложению Сталина из вновь избранного Президиума ЦК выделилось более узкого состава Бюро Президиума, в которое вошли И. В. Сталин, Л. П. Берия, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, Г. М. Маленков, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров, Н. С. Хрущев, Н. А. Булганин. Из бывших членов Политбюро ни в Бюро, ни в Президиум ЦК не вошли А. А. Андреев, Н. А. Косыгин, В. М. Молотов, А. И. Микоян" (с. 295. Выделено мною.- В. К.)
А ведь ко времени издания цитируемого сочинения были вполне доступны документы, согласно которым почти все процитированные суждения являют собой произвольные домыслы. Начнем с того, что Молотов, Микоян и Косыгин на XIX съезде вошли в Президиум ЦК (Косыгин - в качестве кандидата в члены), хотя в самом деле не вошли в его Бюро; Андреев же выбыл из "верхнего эшелона" по нездоровью. Далее, если вдуматься, на XIX съезде произошло не столько "расширение" состава "верхнего эшелона", сколько, выражаясь модным ныне словечком, его реструктуризация.
Дело в том, что до XIX съезда "верхний эшелон" слагался из трех различных по своему персональному составу "органов" - Политбюро, Оргбюро и Секретариата, в которые с 1946 года входили (в целом) 23-24 человека (а не 12). Правда, двое из них - Сталин и Маленков - состояли во всех трех "органах", а еще три человека - в двух из них, но остальные 18-19 лиц "верхнего эшелона" числились только в одном из трех "органов"12.
Между тем на XIX съезде все избранные секретари ЦК вошли одновременно и в Президиум, а Оргбюро было вообще упразднено, и часть его членов вошла в Президиум вместе с 11-ю членами прежнего Политбюро,- В. М. Андрианов, В. В. Кузнецов, Н. А. Михайлов, Н. С. Патоличев (вошли в Президиум и не состоявшие ранее в Политбюро члены предшествующего Секретариата - П. К. Пономаренко и М. А. Суслов). Правда, Президиум (вместе с кандидатами в члены) включал на 12 человек больше, чем прежние Политбюро, Оргбюро и Секретариат, вместе взятые, но это все же едва ли можно определить как существенное "расширение". Ибо в связи с настоятельной потребностью радикальной модернизации экономики страны* в Президиум ЦК (то есть в "верхний эшелон") был впервые введен целый ряд руководителей промышленности и экономики страны в целом.
Накануне XIX съезда в "верхнем эшелоне" состоял, в сущности, только один не собственно политический деятель - А. Н. Косыгин; теперь же в него вошли, кроме самого Косыгина, 6 членов правительства (Совета Министров СССР), ведавших важнейшими промышленно-экономическими сферами,- А. Г. Зверев, И. Г. Кабанов, В. А. Малышев, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров, И. Т. Тевосян. Это действительно было "расширением", но оно являлось, в сущности, "качественным", а не количественным, ибо смысл его состоял не в самом по себе увеличении численности "верхнего эшелона", а, так сказать, во всемерном повышении статуса руководителей промышленности и экономики в целом.
Далее, Президиум как бы "вынужден" был увеличиться еще и потому, что в 1948-1949 годах Хрущев и Пономаренко, руководившие ранее крупнейшими республиками,- Украиной и Белоруссией - были перемещены в Москву в качестве секретарей всесоюзного ЦК, и в Президиум следовало "добавить" новых руководителей этих республик - Л. Г. Мельникова, Д. С. Коротченко (предсовмина Украины)** и Н. С. Патоличева. Наконец, в Президиум был введен сменивший в 1949 году Молотова на посту министра иностранных дел А. Я. Вышинский.
Как уже сказано, верхний эшелон власти вырос в 1952 году с 24 до 36, то есть на 12 персон, но перечисленные 10 новых его членов вошли в него, так сказать, в силу необходимости, и, следовательно, "расширение", о котором столь многозначительно говорится в цитированных "Очерках истории Советского государства",- это по сути дела произвольный домысел. Он имеет в виду, что Сталин намеревался в ближайшее время осуществить "перестановку" и, более того, уже начал ее, ибо якобы не включил в Президиум ЦК Молотова, Микояна и Косыгина (это уже не домысел, а вымысел). В действительности же "перестановка", вернее, "чистка" верхнего эшелона имела место тремя годами ранее, в 1949 году, когда по обвинению в "русском национализме" были арестованы (и в 1950 году расстреляны) член Политбюро Н. А. Вознесенский, секретарь ЦК и член Оргбюро А. А. Кузнецов и член Оргбюро М. И. Родионов, а секретарь ЦК Г. М. Попов был по аналогичному обвинению "освобожден" от своего поста.
