* * *
В "основном фонде" поэзии 1941-1945 годов война предстает как очередное проявление многовекового натиска иного и извечно враждебного мира, стремящегося уничтожить наш мир: битва с врагом, как утверждает поэзия, призвана спасти не только (и даже не столько) политическую независимость и непосредственно связанные с ней стороны нашего бытия, но это бытие во всех его проявлениях - наши города и деревни с их обликом и бытом, любовь и дружбу, леса и степи, зверей и птиц,- все это так или иначе присутствует в поэзии того времени. Михаил Исаковский, не опасаясь впасть в наивность, писал в 1942 году:
Мы шли молчаливой толпою,
Прощайте, родные места!
И беженской нашей слезою
Дорога была залита.
Вздымалось над селами пламя,
Вдали грохотали бои,
И птицы летели за нами,
Покинув гнездовья свои...
Через проникновенную поэму Твардовского "Дом у дороги" проходит заветный лейтмотив:
Коси коса,
Пока роса.
Роса долой
И мы домой,
и ясно, что враг вторгся к нам, дабы уничтожить и косу, и росу, и, конечно, дом...
Поэзия в сущности сознавала этот смысл войны с самого начала, и, между прочим, те авторы, которые сегодня пытаются толковать одно из проявлений извечного противостояние двух континентов как бессмысленную схватку двух тоталитарных режимов, должны, если они последовательны, отвергнуть и поэзию тех лет,- в том числе стихотворения Анны Ахматовой, написанные в 1941-1945 годах и объединенные ею впоследствии в цикл под заглавием "Ветер войны". Напомню вошедшие тогда в души людей строки, написанные 23 февраля 1942 года и опубликованные вскоре, 8 марта, в "главной" газете "Правда":
Мы знаем, чт( ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах
И мужество нас не покинет...
На весах лежит даже слово:
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим и от плена спасем
Навеки!
Или перекликающиеся своим творческим простодушием с поэзией Михаила Исаковского написанные уже в победную пору, 29 апреля 1944-го, и опубликованные 17 мая в "Правде" стихи Бориса Пастернака, в которых близящаяся Победа предстает и как спасение самой нашей природы - вплоть до воробьев...
Все нынешней весной особое.
Живее воробьев шумиха.
Я даже выразить не пробую,
Как на душе светло и тихо...
Весеннее дыханье родины
Смывает след зимы с пространства
И черные от слез обводины
С заплаканных очей славянства...
* * *
Как уже сказано, песни во время войны были всеобщим достоянием; не менее важно, что народное самосознание выражалось в них наиболее концентрированно и заостренно. И, наконец, нельзя не отметить, что целый ряд этих песен сохраняет свое значение и сегодня: их поют теперь уже и внуки тех, кто застал войну - поют, собравшись где-либо, и даже перед телекамерами (имеются в виду совсем молодые певцы и певицы). Правда, последнее бывает не столь часто, но надо скорее удивляться тому, что вообще бывает,- если учитывать, какие персоны заправляют сейчас телевидением.
Есть основания полагать, что нынешнее молодое поколение дорожит и теми или иными стихотворениями и поэмами, созданными в годы войны, но полностью убедиться в этом не так легко, а вот тогдашние песни, звучащие сегодня из молодых уст в телестудиях, концертных залах или попросту на улице убеждают.
Вспомним хотя бы десяток песен, созданных в 1941-1945 годах, известных во время войны всем и каждому и продолжающих свою жизнь по сей день: "В лесу прифронтовом" ("С берез неслышен, невесом..."), "Огонек" ("На позицию девушка провожала бойца...") и "Враги сожгли родную хату..." Михаила Исаковского, "Соловьи" ("Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат..."), "На солнечной поляночке..." и "Давно мы дома не были" ("Горит свечи огарочек...") Алексея Фатьянова, "В землянке" ("Бьется в тесной печурке огонь...") Алексея Суркова, "Дороги" ("Эх, дороги, пыль да туман...") Льва Ошанина, "Случайный вальс" ("Ночь коротка, спят облака...") Евгения Долматовского, "Темная ночь" Владимира Агагова (для которого эта песня, по-видимому, была единственным творческим взлетом...). Слова этих песен, конечно же, всецело порождены войной, но на первом плане в них - не война, а тот мир, который она призвана спасти.
Правда, есть еще одна также известная всем и тогда, и теперь песня, которая имеет иной характер - "Священная война" ("Вставай, страна огромная...") Василия Лебедева-Кумача. Но, во-первых, она - одна такая, а во-вторых, это, в сущности, не песня, а военный гимн. Написанные в ночь с 22 на 23 июня (24 июня текст был уже опубликован в газетах) слова этого гимна, надо прямо сказать, не очень уж выдерживают художественные критерии; у Лебедева-Кумача есть намного более "удачные" слова песен,- скажем:
Я на подвиг тебя провожала,
Над страною гремела гроза.
Я тебя провожала
И слезы сдержала
И были сухими глаза...
Но в "Священной войне" все же имеются своего рода опорные строки, которые находили и находят мощный отзвук в душах людей:
...Вставай на смертный бой...
...Идет война народная,
Священная война...
И о противнике:
Как два различных полюса
Во всем враждебны мы...
И призыв, близкий по смыслу другим песням:
...Пойдем ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую...
На эти строки, в свою очередь, оперлась героико-трагическая мелодика композитора А. В. Александрова, и родился покоряющий всех гимн. Надо иметь в виду, что гимн этот люди, в общем, не столько пели, сколько слушали, подпевая ему "в душе", и едва ли помнили его слова в целом,- только "опорные".
Как и многие обладающие высокой значимостью явления, "Священная война" обросла легендами - и позитивными, и негативными. С одной стороны, постоянно повторяли, что прославленный Ансамбль песни и пляски Красной Армии пел ее для отправлявшихся на фронт войск на Белорусском вокзале уже с 27 июня 1941 года. Между тем скрупулезный исследователь знаменитых песен Юрий Бирюков по документам установил*, что вплоть до 15 октября 1941 года "Священная война" была, как говорится, в опале, ибо некие предержащие власти считали, что она чрезмерно трагична, с первых строк обещает "смертный бой", а не близкое торжество победы... И только с 15 октября после того, как враг захватил (13-го) Калугу и (14-го) Ржев и Тверь-Калинин,- "Священная война" стала ежедневно звучать по всесоюзному радио. Сцену же, якобы имевшую место в первые дни войны на Белорусском вокзале, создал художественным воображением Константин Федин в своем романе "Костер" (1961-1965), и отсюда сцена эта была перенесена в многие будто бы документальные сочинения.
С другой стороны, с 1990 года начали публиковаться совершенно безосновательные выдумки о том, будто бы "Священная война" была написана еще в 1916 году неким обрусевшим немцем. Но это - один из характерных образчиков той кампании по дискредитации нашей великой Победы, которая столь широко развернулась с конца 1980-х годов: вот, мол, "главная" песня сочинена за четверть века до 1941-го, да еще и немцем... Юрий Бирюков, анализируя сохранившуюся в Российском государственном архиве литературы и искусства черновую рукопись Лебедева-Кумача, в которой запечатлелись несколько последовательных вариантов многих строк песни, неоспоримо доказал, что текст принадлежит ее "официальному" автору.
Важно сказать еще, что нынешние попытки дискредитации прославленной песня лишний раз свидетельствуют о той первостепенной роли, которую сыграла песня (и поэзия вообще) в деле Победы! Ибо оказывается, что для "очернения" великой войны необходимо "обличить" и ее песню...
Сам Г. К. Жуков на вопрос о наиболее ценимых им песнях войны ответил так: ""Вставай, страна огромная...", "Дороги", "Соловьи"... Это бессмертные песни... Потому что в них отразилась большая душа народа", и высказал уверенность, что его мнение не расходится с мнением "многих людей"*. И в самом деле к маршалу, конечно же, присоединились бы миллионы людей, хотя и добавив, может быть, в его краткий перечень еще и "В лесу прифронтовом", "Темную ночь", "В землянке" и т. п.
Но обратим еще раз внимание на то, что собственно "боевая" песня "Священная война" - только одна из вошедших в "золотой фонд"; остальные, как говорится, "чисто лирические". И вроде бы даже трудно совместить "ярость" этого гимна с просьбой к соловьям "не тревожить солдат", хотя маршал Жуков поставил и то и другое в один рад.
Здесь представляется уместным отступление в особенную область познания прошлого, получившую в последнее время достаточно высокий статус во всем мире - "устную историю" ("oral history"), которая в тех или иных отношениях способна существенно дополнить и даже скорректировать исследования, основывающиеся на письменных источниках.
Близко знакомый мне еще с 1960-х годов видный германский русист Эберхард Дикман в свое время сообщил мне о, признаюсь, весьма и весьма удивившем меня факте: в Германии во время войны не звучало ни одной связанной с войной лирической песни; имелись только боевые марши и "бытовые" песни, никак не соотнесенные с войной. Могут сказать, что устное сообщение одного человека нуждается в тщательной проверке фактами, но мой ровесник Дикман в данном случае не мог ошибиться: он жил тогда одной жизнью со своей страной, даже являлся членом тамошнего "комсомола" - гитлерюгенд, старший брат его воевал на Восточном фронте и т. п.
