«И когда Иисус возлежал в доме (очевидно, Левия Матфея), многие мытари и грешники пришли и возлегли с Ним и учениками Его» (Матф., 9:10).
«И когда Иисус возлежал в доме его (Левия), возлежали с Ним ученики Его и многие мытари и грешники…» (Марк, 2:14).
Это «большое угощение», таким образом, еще и сходка, сбор преступного мира, и такое утверждение нельзя считать слишком смелым, потому что сам Иисус ставит означенных мытарей на последние места в обществе:
«Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?» (Матф., 5:46).
Он уже ассоциировал мытарей с блудницами, следуя тем самым еврейской традиции, выраженной в Талмуде, который уподобляет их разбойникам и убийцам.
Надо сказать, что в тех краях, еще менее тридцати лет назад подверженных непрерывному разбою, где до сих пор (в политических событиях) неизменно господствует «партизанский» подход (Йемен, Ирак и т. д.), мытари в то время, производя свои личные поборы, соединенные с официальными, вели себя как настоящие грабители с большой дороги.
Тем не менее сам Иисус платить означенные подати не любит:
«Когда же пришли они в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм и сказал: Учитель ваш не даст ли дидрахмы? Он говорит: да. И когда пошел он в дом (сборщиков), то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак, сыны свободны…» (Матф., 17:24–26).
Это он сказал потому, что прекрасно понимал: он — сын царя (Иуды из Гамалы, который был «сыном Давидовым» до него) и должен получать деньги, а не платить. Отсюда его горькое суждение об означенных публиканах:
«Если же согрешит против тебя брат твой… то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Матф., 18:15, 17).
Здесь мытарь-публикан поставлен даже в один ряд с язычником. Но при обычном порядке вещей с мытарем следует обходиться бережно, потому что именно благодаря ему наполняется партийный денежный ящик, которым заведует Иуда Искариот и из которого берет деньги, о чем было известно (Иоан., 12:6), но что не имело значения, потому что этот ящик легко наполнялся. Настолько легко, что он находился при Иуде Искариоте даже в вечер, когда арестовали Иисуса.
На самом деле главным сборщиком был Левий Матфей, мытарь. Он собирал и объединял суммы, вносимые другими мытарями, а Иуда Искариот, который был казначеем движения, подсчитывал их и хранил весь зелотский бюджет. Вероятно, масса блудниц недавно «поверила ему», чтобы заслужить «Царство Божие». Их средства пополнили зелотский бюджет.
С другой стороны, зелоты знали, что Иуда тратит средства движения в личных интересах, однако не передавали их кому-нибудь более честному, не рискуя их у него отбирать. В этом заключается небольшая тайна, не лишенная интереса. Что же знал Искариот, благодаря чему был таким бессменным? Очевидно, что-то не очень красивое и грозившее кое-кому наказанием, столь же позорным, сколь и неизбежным.
В качестве доказательства того, что мытари в свою очередь платили налог зелотам (они же сикарии), у нас есть только следующие строки Павла:
«Получающие священство из сынов Левииных имеют заповедь — брать по закону десятину с народа, то есть со своих братьев, хотя и сии произошли от чресл Авраамовых» (Евр., 7:5).
А Иисус назовет себя священником по чину Мелхиседека. Но вот что дальше:
«И… сам Левий, принимающий десятины… дал десятину…» (Евр., 7:9).
Так вот, здесь речь идет не о Левин, сыне Иакова и Лии, племяннике Рахили и внуке Авраама. Потому что тот Левий никогда и никому десятины не платил[91]. Его жестокость и необузданность вошли в поговорку — см. о нем в Книге Бытия (49:5–7). Это Левин, очень близкий к Павлу, это Левий — он же Матфей, мытарь. И он не только платил десятину, но и организовал ее сбор с собратьев-мытарей. Разумеется, в пользу мессианистской кассы.
После смерти Иисуса, как и до нее, еврейские восстания с целью восстановить царство Давида продолжались. Равно как и сбор этой «десятины». Судите сами. Вот что мы читаем у Иосифа Флавия:
«Во время наместничества Фада в Иудее некий Февда, обманщик, уговорил большую массу народа забрать с собой все имущество и пойти за ним, Февдой, к реке Иордан. Он выдавал себя за пророка и уверял, что прикажет реке расступиться[92] и без труда пропустить их. Этими словами он многих ввел в заблуждение. Однако Фад не допустил их безумия. Он выслал против них отряд конницы, которая неожиданно нагрянула на них, многих из них перебила и многих захватила живьем. Остервенившись, воины отрубили самому Февде голову и повезли ее в Иерусалим» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XX, V, 1. Т. 2. С. 414–415)[93]. Это 45 год.
Мы знаем, что в 44 году Иаков Младший, «Иаков Алфеев», был обезглавлен в Иерусалиме (Евсевий Кесарийский. Церковная история. II, I. С. 52). Так вот, у него был сын, апостол Иуда, которого еще звали Фаддеем[94]. В этом сходятся все католические и протестантские экзегеты. Этот самый сын и есть Февда, он же Фаддей, который был обезглавлен, как и его отец, по приказу Фада. Его называли чародеем по той замечательной причине, что он унаследовал от отца навыки магии, которую Иисус привез из Египта. И как астрологов в те времена называли халдеями (это факт), чародеев называли египтянами. Еще в средние века этим словом будут называть цыган.
Вот почему, когда Павла арестуют в Иерусалиме во время нового мятежа (Деян., 21:27–36), мы обнаружим и такое свидетельство:
«Павел сказал тысяченачальнику: можно ли мне сказать тебе нечто? А тот сказал: ты знаешь по-гречески? Так не ты ли тот египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?» (Деян., 21:37–38).
Здесь не мог подразумеваться житель Египта, которым явно не было дела до еврейской независимости и царства Давида, а только «египтянин» — синоним «чародея».
Все это происходило в самый разгар восстания, потому что Евсевий Кесарийский и Иосиф Флавий единодушно относят к этому времени страшный голод:
«В это же самое время и случился в Иудее тот большой голод…» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XX, V, 2. Т. 2. С. 415).
Это только под пером безымянных писцов, составивших весь Новый Завет в IV и V веках, эти нескончаемые и страшные восстания становятся банальными мелкими волнениями, к которым подстрекают плохие фарисеи назло хорошим христианам, а замечательные римляне умело пресекают мятежи и служат третейскими судьями во имя сохранения общественного порядка. Историческая реальность совсем иная. Но в то время, когда писали Новый Завет, вся Римская империя волей-неволей стала христианской. Императора и римский народ приходилось щадить. Поэтому все свалили на евреев, оставшихся верными своей религии.
А теперь один эпизод зелотских поборов, написанный с натуры, который безымянные составители подложных Евангелий сочли нужным воспроизвести в назидание простакам и со всей необходимой изощренностью добавив к нему обычный мотив чуда:
«У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из своего не называл своим, но все у них было общее. Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян., 4:32–35).
Немного умерим восторг и учтем, что в оценке этой «нужды» должен был господствовать большой произвол, потому что в другом месте можно прочесть следующее:
«В эти дни, когда умножились ученики, произошел у эллинистов ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей» (Деян., 6:1).
Продолжим чтение предыдущего эпизода:
«Некоторый же муж именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам апостолов. Но Петр (не забудем, что это Симон Зелот) сказал: Анания! для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? для чего ты положил это в сердце своем? ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех слышавших это. И, вставши, юноши приготовили его к погребению и, вынесши, похоронили.
