Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся. Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказал: да, за столько. Но Петр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут. Вдруг она упала у ног его и испустила дух; и юноши, вошедши, нашли ее мертвою и, вынесши, похоронили подле мужа ее. И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» (Деян., 5:1-11).
Отметим несколько странных моментов в этом рассказе, явно подправленном, чтобы получить обычную «подкладку», но где жестокость Симона Сикария, отца Искариота, чья бесчувственность еще раз оправдывает его прозвище «Камень», сквозит в каждой строчке.
Прежде всего Святой Дух Симона весьма удобен. Когда его сын Иуда Искариот запускал руку в денежный ящик, Святой Дух не вмешивался. Он «был вор» (Иоан., 12:6), но Святого Духа это не беспокоило. Зато когда Анания продал свое имение, чтобы принести в дар апостолам часть денег, полученных за продажу, он не имел права оставить часть выручки себе. Это заслуживало смерти.
И его жена, которая непременно ему подчинялась, как по еврейскому закону, так и просто из супружеской любви, не выдав своего мужа, тоже заслуживала смерти.
И, согласно нашим безымянным редакторам IV и V веков, именно тот «Дух-Утешитель», тот «Параклет», которого Иисус якобы послал после вознесения на небо верующим в него в качестве последнего подарка (Иоан., 15:26), исполнил работу палача.
Успокоим читателя. Из поговорки «Яблоко от яблони недалеко падает» следует не только, что «каков отец, таков и сын», но и — неопровержимый силлогизм — обратное: «каков сын, таков и отец».
Симон Зелот, он же Сикарий, заслуживший прозвище «Камень» за бесчувственность, — достойный родитель вора, каким был Иуда Искариот. Ведь когда Иисус вывел его на сцену, он уже носил это прозвище:
«Проходя же мимо моря Галилейского, Он увидел двух братьев, Симона, называемого Петром (скалой), и Андрея, брата его…» (Матф., 4:18).
«Двенадцати же апостолов имена суть сии: первый Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его…» (Матф., 10:2).
«Увидев это, Симон Петр припал к коленам Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лук., 5:8).
«Один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра» (Иоан., 1:40).
Отметим: есть веские основания предполагать, что именно тот самый злополучный Анания и принял Павла в Дамаске во время обращения последнего[95]. Если оно произошло в 39 году, то Ананию и его жену убили уже после того, как они покинули Дамаск и перебрались в Иерусалим, возможно, из осторожности, после событий, связанных с обращением Павла. Проданное имение (в Деян., 5:1, речь идет именно о имении, а не о поле), несомненно, было их жилищем в Дамаске. Отблагодарили их за это очень плохо.
Что касается вида их смерти, то все очень просто. Страшная сикка (сирийская, иорданская, палестинская), кинжал, давший сикариям их название, — оружие грозное. Уроженцы тех краев и тогда, и в наши дни добавляют к ней ударное оружие — либо хлыст из жилки пальмового листа, либо дубинку из древесины каменного дуба, либо бычье сухожилие с привязанными свинцовыми шариками. Так, например, стража Иерусалимского храма, которой были положены мечи, в случае народных волнений или для разделения враждующих группировок использовала просто хлысты или дубинки.
Анания и Сапфира были просто убиты на месте — этим и объясняется их внезапная гибель. И если «юноши», гвардия Симона Зелота, потратили три часа на дорогу туда и обратно, когда хоронили Ананию, это потому, что им надо было унести труп подальше от Иерусалима. Все происходило днем. На ночь ворота города закрывались, и они бы не смогли выйти.
Возможно, труп спрятали в мешок или ящик, согнув в позу зародыша и связав. За пределами Иерусалима хватает пустынных мест, пригодных для тайного захоронения. Достаточно было отойти подальше, чтобы можно было действовать спокойно. Если считать час на дорогу туда, полчаса на копание могилы (почва, страшно каменистая, поддается очень плохо; ессеи, чтобы выкапывать ямки под естественные выделения, использовали топор, называвшийся ascia) и час на обратную дорогу, место тайного захоронения Анании должно было находиться примерно в четырех километрах пути.
Вероятно, ходили они в направлении Иерихона, потому что, по словам Иисуса, там надо было идти через пустынную местность, кишащую разбойниками, которые обитали в многочисленных пещерах этой области:
«Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставивши его едва живым» (Лук., 10:30).
Несомненно, Симон Зелот вполне мог бы поступить, как большинство сикариев, которые оставляли свои жертвы прямо в городе, на улице или перекрестке, судя по рассказу Иосифа Флавия (Иосиф Флавий. Иудейская война. III, 5). Но эти жертвы их кровавого террора обычно были фарисеями или саддукеями. Если бы в Анании опознали приверженца новой секты, расследование могло быстро показать, что совершено уголовное преступление. И вместо отсечения головы, смерти быстрой и безболезненной, виновникам грозило бы распятие, самая жестокая из казней, к которой поэтому и приговаривали за серьезные преступления. Что, впрочем, и произошло в 47 году с Симоном Петром и Иаковом, как мы видели.
Теперь перейдем к одному из загадочных эпизодов раннего христианства — истории с «торговцами в Храме». Современные христиане никогда не упускают случая упомянуть о том, как Иисус изгнал их вместе с менялами, чтобы продемонстрировать, что христианство не приемлет крайностей капитализма. Они забывают о папских обличениях социализма, «порочного по сути», как дословно подчеркивал папа Пий XII.
Итак, вот этот эпизод. Мы не будем его толковать с восхищением легковерных богомольцев, а посмотрим на него с позиции стратига храмовой стражи, отвечающего за общественный порядок.
Прежде всего отметим, что, где бы ни проводились богослужения, там с давних пор совсем рядом оказывались поставщики принадлежностей для этих богослужений.
В Иерусалиме наших дней, в Мекке, Бенаресе, Риме, Лурде, Лизье, Фатиме паломник найдет все необходимое, чтобы продемонстрировать Богу свою веру. Так же было и в далекие времена в великом Иерусалимском храме. Это никого не удивляло. Это положение исчезнет еще не завтра, уточнял пророк Захария. Представляя тот далекий день, когда Иерусалим станет мессианской столицей всего мира, когда Израиль, победитель народов, увидит их приходящими «для поклонения Царю» (Зах., 14:16), — что, разумеется, будет не завтра, — великий ясновидец говорит:
«В то время даже на конских уборах будет начертано: „Святыня Господу“, и котлы в доме Господнем будут, как жертвенные чаши перед алтарем. И все котлы в Иерусалиме и Иудее будут святыней Господа Саваофа, и будут приходить все приносящие жертву и брать их и варить в них, и не будет более ни одного торговца [в русском синодальном переводе: хананея] в доме Господа Саваофа в тот день» (Зах., 14:20–21).
А теперь евангельский рассказ. Иисус поднимается из Иерихона в Иерусалим; за ним следует большая толпа (Матф., 20:29), отметим это.
«И когда приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию к горе Елеонской, тогда Иисус послал двух учеников, сказав им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязавши, приведите ко Мне; и если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны Господу; и тотчас пошлет их.
Все же сие было, да сбудется реченное через пророка, который говорит: „Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной“ (Зах., 9:9). Ученики пошли и поступили так, как повелел им Иисус: привели ослицу и молодого осла и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их. Множество же народа [сопровождавшего Иисуса) постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге; народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!» (Матф., 21:1–9).
Здесь остановимся. Если выйти из тогдашнего Иерихона и дойти до Виффагии, перед путником открываются две дороги. Одна, направо, то есть на северо-восток, поднимается на вершину Масличной горы. Другая идет прямо, пересекает «Масличный сад» (находящийся не на одноименной горе, а у ее подножия) и проходит через местечко Гефсимания, где находится пресс для маслин и сарай для него. Это место впоследствии прославится. Но деревень до самого Иерусалима нет.
