Ни один вопрос не задавали мне так часто, как вопрос о моих впечатлениях от встреч с Гитлером и бесед с ним. Должен признать откровенно, что Гитлеру вообще не удалось произвести на меня никакого впечатления, а что касается моих бесед с ним, то лишь немногие факты остались в моей памяти и они не подтверждены записями или дневниками. Я был прекрасно осведомлен о демоническом обаянии Гитлера и о том мощном воздействии, которое он мог оказывать на своих слушателей благодаря дарованному ему ораторскому искусству, когда, например, он обращался к собравшимся в Нюрнберге или в Reichstag, но ему не удавалось проявить этот гипнотизм в приватной беседе, по крайней мере, со мной. Ему недоставало самоуверенности и достоинства по-настоящему сильного характера - качеств, совершенно не зависящих от социального положения человека. Эберт произвел на меня впечатление своим скромным достоинством; Отто Браун, прусский премьер-министр, - своим сильным, волевым характером; Носке - своей грубоватой откровенностью, а Брюнинг - скромностью благородного ума. Но, встречая меня с преувеличенной любезностью и обращаясь ко мне "Ваше Превосходительство", Гитлер не смог загипнотизировать меня, и его холодные голубые глаза избегали моего взгляда.
Наша беседа, однако, приняла благоприятный оборот. Гитлер выслушал мой отчет, задал мне несколько вопросов и вновь подтвердил свое желание, выраженное им в речи в Reichstag'e: поддерживать дружественные отношения с Советским Союзом при условии, что тот не будет вмешиваться во внутренние дела Германии.
После чего случился эпизод, который я никогда не смогу забыть. Гитлер встал, подошел к окну, уставился немигающим взглядом в парк, окружавший рейхсканцелярию, и мечтательно заметил: "Если бы только мы могли договориться с Польшей! Но Пилсудский - единственный человек, с которым это было бы возможно". Я ответил, что это было бы возможно только в том случае, если бы Германия отказалась от своих требований в отношении "Данцигского коридора" и что эти требования, поддержанные всем народом, объединили немцев в годы внутренней борьбы и смуты. Однако Гитлер уклонился от дальнейшего обсуждения этой темы.
В то время у меня появилась также возможность познакомиться и с умонастроениями президента Гинденбурга. Когда он принял меня для обычной беседы, я обратился к нему с личным вопросом, поскольку он всегда был добр ко мне. Я справился о его здоровье. Он ответил, вздохнув: "Все это очень трудно. Взгляните сюда" - и указал на кипу бумаг на своем столе. "Это дело еврейского адвоката, достойного, уважаемого человека, который всегда пунктуально платил налоги, а теперь совершил самоубийство". Президент рейха требовал, чтобы с евреями обращались приличным образом. Он получил обещание Гитлера, что евреям, которые служили в действующей армии в Первую мировую войну, будет позволено сохранить посты чиновников и адвокатов. Но Гитлер, конечно же, очень скоро нарушил это обещание.
После встреч с Герингом, Геббельсом и Фриком, которым я повторил свои увещевания и предостережения относительно Советского Союза и возможных последствий, которые может вызвать продолжение оскорблений со стороны отдельных людей из СА, я покинул столицу, вполне удовлетворенный результатами своих бесед. У меня сложилось впечатление, что власти лишь утверждали себя в глазах неуправляемых элементов партии и что в конце концов механизм русско-германских отношений вновь будет приведен в рабочее состояние.
Однако время, когда еще возможно было успокоить и умиротворить СССР, ушло. Литвинов внимательно, но недоверчиво выслушал мой отчет о визите в Берлин. Инциденты по-прежнему не прекращались, и однажды в апреле советская пресса взорвалась серией гневных статей, после которых последовала резкая нота Narkomindel. Выжидательное отношение кончилось. Последовало наступление. Наиболее благоприятный момент для восстановления нормальных отношений с Россией был упущен.
Но даже тогда еще оставалась возможность поправить положение. Мы послали сравнительно любезный ответ на советскую ноту, признав большую часть актов произвола и дав заверения, что будут приняты меры для пресечения подобных беззаконий, а решение о ратификации соглашения о пролонгации Берлинского договора дало новый импульс примирительной тенденции.
Как я уже упоминал в предыдущих главах, соглашение о пролонгации договора было подготовлено еще в 1931 году, но германское правительство не смогло обеспечить его ратификацию компетентными властями и Reichstag'ом из-за непрерывной череды правительственных кризисов и новых выборов. Ничто не могло бы лучше проиллюстрировать степень упадка в последние годы Веймарского периода, чем неспособность государства выполнить чисто рутинную функцию ратификации незначительного соглашения, по которому не существовало каких-либо существенных возражений со стороны политических партий и правительства. Русские, которые на протяжении этих двух лет так и не смогли уяснить тот факт, что все эти отсрочки были вызваны лишь несовершенством германского конституционного аппарата, с трудом воспринимали успокоительные заверения и продолжали питать подозрения, что существует какой-то тайный заговор, направленный против них. Теперь же ратификация была завершена в течение нескольких дней, и в мае 1933 года состоялся обмен ратификационными грамотами.
Сторонники русско-германского взаимопонимания, такие, как Крестинский, откровенно радовались, тогда как Литвинов не мог скрыть досады и недоверия. Он, очевидно, порвал с Рапалло раз и навсегда.
Хотя дела несколько наладились и выпады со стороны прессы поутихли, ограничившись спазматическими одиночными снайперскими выстрелами, ситуация по-прежнему оставалась далекой от нормальной. Процесс разрушения здания, которое сооружалось на протяжении многих лет и с определенными усилиями, был теперь продолжен с обеих сторон и более научным способом. В Германии была обыскана и разгромлена штаб-квартира "Derop" - могущественной советской организации по продаже советской нефти по всему региону, которая также, без сомнения, использовалась для распространения советской пропаганды (или, по крайней мере, для обеспечения хорошо оплачиваемой работой сочувствующих коммунистов и их попутчиков). Сделано это было частично для того, чтобы искоренить коммунистические ячейки, частично - чтобы заменить советских фаворитов в составе персонала нацистскими. Советское правительство в свою очередь уведомило о своем намерении ликвидировать так называемый Drusag громадную сельскохозяйственную концессию, которую рейх унаследовал от частных владельцев на Северном Кавказе почти десять лет назад. Целью концессии было пропагандировать и распространять германские методы ведения сельского хозяйства, породы скота, семена и сельскохозяйственные машины. Под умелым и энергичным руководством д-ра Дщлоффа, которому помогали шестьдесят квалифицированных германских специалистов по сельскому хозяйству и простых рабочих, за эти годы была проделана серьезная работа. Но, следуя недвусмысленному совету, высказанному Narkomindel, мы предпочли закрыть концессию и передать ее советским властям, нежели ждать принудительной ликвидации.
По инициативе Советского Союза отношения в военной области были теперь также прекращены. Они довольно успешно пережили первый шторм, и я воспользовался представившимся случаем, пригласив Ворошилова, Буденного и других ведущих генералов на обед в посольство. После некоторых колебаний они согласились.
Когда обед закончился, мы показали им фильм, в котором было и несколько сцен из русской жизни, снятых моей женой, а также кадры, посвященные проведению так называемых "дней Потсдама", на которых Гинденбург и Гитлер отдавали дань уважения Фридриху Великому и традициям Потсдама.
Однако в мае или июне нашим военным дали понять, что Красная Армия желала бы разорвать связи с рейхсвером. Делегация рейхсвера, возглавляемая генералом фон Бокельбергом, прибыла в Москву, и все удалось уладить в дружественном духе. Военные представители обеих стран попрощались друг с другом в несколько меланхолической манере, скорее как добрые друзья, которые расстаются не по своей воле, но под давлением неблагоприятных, даже враждебных обстоятельств.
Начал созревать другой негативный фактор, берущий начало еще из донацистских дней, вносивший свой вклад в общее ухудшение германо-русских отношений. Первый пятилетний план подходил к концу. Его результаты впечатляли и были должным образом преувеличены советской пропагандой. Как и ожидалось, триумф с выполнением плана значительно увеличил самоуверенность коммунистов. Общей характерной чертой отсталых наций, зависящих от иностранной помощи для своего развития, является стремление изгнать иностранцев сразу, как только они сослужили свою службу, и именно эта черта и проявилась сейчас в полной мере в России. Русские хотели избавиться от немецких инженеров и техников. И в 1932 году это желание стало очевидным благодаря тому безошибочному признаку, что неожиданно у немцев стали повсеместно возникать трудности. Компетенция некоторых германских специалистов стала подвергаться сомнению, и контракты разрывались под тем или иным надуманным предлогом.
