Русский футуризм не был единым художественно-эстетическим направлением или движением. Его история складывалась из сложного взаимодействия и борьбы четырех основных группировок. Самой ранней и наиболее радикальной была группа «Гилея», участники которой в многочисленных сборниках («Садок судей», 1910; «Пощечина общественному вкусу», 1912; «Дохлая луна», 1913; «Взял», 1915 и др.) и выступлениях, часто с представителями других группировок, определяли «лицо футуризма». В группу «Гилея» (или кубофутуристов) входили Вел. Хлебников, братья Д. Бурлюк и Н. Бурлюк, В. Каменский, Е. Гуро, В. Маяковский, А. Крученых, Б. Лифшиц. «Ассоциацию эгофутуристов» представляли И. Северянин, И. Игнатьев, К. Олимпов, В. Гнедов. «Мезонин поэзии» объединил В. Шершеневича и Р. Ивнева. В «Центрифугу», существовавшую с 1912 по 1922 г., входили С. Бобров, Б. Пастернак, Н. Асеев, К. Большаков. Некоторые послереволюционные литературные группировки («Искусство коммуны», дальневосточное «Творчество», украинский «Аспанфут», ЛЕФ, с его теорией «литературного факта» и идеей социального заказа, и др.) генетически были связаны с футуризмом, однако собственная его история в России исчерпывается предреволюционными десятилетиями. Частично футуристические принципы использовали в своем творчестве в условиях русского зарубежья И. Зданевич, Б. Поплавский.
Футуристические группы вели между собой активную полемику, касающуюся целей, способов и тем искусства. «Каждая группочка, – писал В. Шершеневич, – была принципиальна и ортодоксальна. Ничто не утвержденное ею не могло быть истинным, и подчас для одной футуристической группы другая, футуристическая же, была большим врагом, чем символисть! или натуралисты» [174].
Русский футуризм проявил себя в области литературного творчества, а также в живописи и театральном искусстве. Одной из сфер эстетических новаций была сфера осмысления новых отношений человека и машины, индустрии. Мир воспринимается футуристами не как организм, а как механизм, меняя части которого, можно изменить целое и его функции. Футуризм был атеистичен, но не асоциален. «Левое» искусство всегда находит общий язык с властью, так как нарушает границы между собственно искусством и жизнью, проповедуя конструктивизм через деконструктивизм, но при этом не посягает на сам принцип безличной власти государственной машины.
«Левое» искусство, экспериментальное в своей основе, оправдывает и любые, самые смелые эксперименты над социальным бытием. Создав свой «антиязык», свои «антиформы», авангард в конечном счете пришел к возможности манипуляции общественным сознанием, сужению функциий искусства до коммуникативно-идеологического средства, переадресовав «текст» от личностного восприятия читателя (слушателя, зрителя) к толпе.
Обычно считается, что эпоха авангарда в России завершается вместе с установлением сталинского режима и провозглашением социалистического реализма в качестве единственного метода всего советского искусства. При более детальном рассмотрении можно сделать парадоксальный вывод: соцреализм является не прямым отрицанием русского авангарда, а скорее его дальнейшим развитием. История ЛЕФа, РАППа, Пролеткульта свидетельствует об этом.
Несмотря на приятие революции большинством футуристов, и в частности В. Маяковским, ставшим ее певцом, в целом со стороны партийного руководства отношение к футуризму было отрицательное, так как новая политика в области социалистической культуры стремилась к подчинению творческой свободы и унификации всех форм искусства в идеологических целях оправдания режима. К 1920-м гг. футуристы, как и многие другие представители художественной культуры, были подвергнуты государственному давлению, цензуре и репрессиям.
Литература
Ковтун Е. Русская футуристическая книга. М., 1989.
Крусанов А.В. Русский авангард: 1907–1932.
Исторический обзор. Т. 1. СПб., 1996.
Лифшиц Б. Полутораглазый стрелец. Л., 1989.
Манифесты футуризма // Русская литература XX века.
Дооктябрьский период: Хрестоматия. Л., 1991.
Поэзия русского футуризма. СПб., 1999.
Русский авангард в кругу европейской культуры: Междунар. конф. М., 1993.
Русский футуризм. Теория. практика. Критика. Воспоминания. М., 2000.
Харджиев Н.И. Статьи об авангарде: В 2 т. М., 1997.
Кубофутуризм возник в результате сотрудничества поэтов Вел. Хлебникова, В. Маяковского и В. Каменского, братьев Д. и Н. Бурлюков, художников Н. Кульбина, М. Ларионова и А. Лентулова, а также композитора М. Матюшина. Кубофутуристы заявили о своей программе в издании «Садок Судей (I)» (1910), напечатанном на обоях [175], и «Первом журнале русских футуристов». «Садок судей» был направлен против «эстетики старья» и программно во многом совпадал с идеями «Бубнового валета», куда входили московские живописцы, создававшие работы в стиле кубизма. «Кубические лица, четырехугольные цветы и люди, точно свинченные из точеных стальных частей, – отмечал критик, – вызывали у публики эстетический шок и воспринимались как «дикие новшества»» [176]. Встреча Д. Бурлюка с В. Маяковским произошла в 1911 г. в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Вместе с участниками первого сборника «Садок судей»
В. Маяковский и А. Крученых, занимавшийся в студии художника К. Юона, составили ядро литературного объединения кубофутуристов «Гилея» [177].
В вышедшем манифесте кубофутуристов «Пощечина общественному вкусу» (1918), название которого стало нарицательным, был заявлен принцип абсолютной свободы творчества и мотивировалась необходимость эстетических новшеств. Отрицалась классика и все эти «Максимы Горькие, Куприны, Блоки, Сологубы, Ремизовы, Аверченки…», все, что наработано культурой, объявлялось «старьем». Единственной ценностью выступало «самовитое слово», свободное от синтаксиса и грамматики, логики и культурных ассоциаций. Кубофутуристы считали, что этим манифестом официально был учрежден футуризм в России, «открыты новые дали, новые возможности». Радикальная критика искусства прошлого была уже апробирована на диспутах «Бубнового валета». К этому времени уже вышли первые книжки А. Крученых и Вел. Хлебникова, иллюстрированные М. Ларионовым и Н. Гончаровой.
Многие критики в появлении «Пощечины…» видели доказательство падения нравов, когда, «торжествуя, гримасничая и издеваясь, хулиганство изо дня в день цинично заливает своими грязными волнами помятую русскую действительность… И если одно сословие выдвигает Хвостовых и Пуришкевичей, то другое – служит питомником бурлюков». Их необузданному хулиганству, по мнению Д. Философова, найдено достойное определение – «свинофильство».
Спустя два месяца появился новый выпуск альманаха «Садок судей (II)», напечатанный также на обоях, но в увеличенном формате и с тремя именами – В. Маяковский, А. Крученых, Б. Лившиц. Подчеркивая преемственность целей первого «Садка судей», составители манифеста выдвигали новые принципы творчества. В предисловии давалась нигилистическая программа: «Мы отрицаем правописание. Мы расшатали синтаксис. Ненужность и бессмысленность воспеты нами. Мы новые люди новой жизни». В марте 1913 г. «Гилея» вошла на правах литературной секции в «Союз молодежи». Д. Бурлюк и К. Малевич доказывали, что реализм, натурализм и фотография тождественны и не несут эстетической нагрузки. Малевич на одном из диспутов спроецировал на экран обыкновенную картинку из модного журнала и сравнил с картиной В. Серова «Женщина в шляпе и манто». Поднялся скандал.
Диспут «О новейшей русской литературе», в котором участвовали А. Крученых и В. Маяковский, определил цели кубофутуристов. В манифестах группы «Гилея» утверждалась программа обновления ритма и рифмы, словотворчество, сдвиг смысловой и формальный. Организовывались совместные выступления, которые были особым видом творчества кубофутуристов, включавшим помимо традиционных докладов и чтения произведений театрализацию костюмов (желтая кофта или розовый смокинг В. Маяковского, пучки моркови в петлицах Д. Бурлюка, А. Крученых), специальный грим и раскраску лиц, декоративные ширмы, показ диапозитивов, вывешивание афиш и раздачу листовок. Успех кубофутуристических вечеров заставил задуматься о создании театрального зрелища нового типа. В июле 1913 г. М. Матюшин, К. Малевич и А. Крученых собрались на Первый Всероссийский съезд баячей будущего в дачном поселке в Финляндии (Усикирко). В принятом там манифесте говорилось, что пора «устремиться на оплот художественной чахлости – на русский театр и решительно преобразовать его». Спектакли в Петербургском театре Луна-парк стали кульминацией кубофутуристического движения. Весной 1914 г. была предпринята попытка создать «официоз» кубофутуризма, каким должен был стать «Первый журнал русских футуристов». С началом Первой мировой войны были наложены ограничения на публичные выступления, введена военная цензура.
