Из царства черных змей да в бингёльские благословенные горы. А ведь было время – я мечтал попасть в Бингёл и найти цветок брабиона. Найти его и обрести счастье. Я вспомнил ванца-кладоискателя: «Идите в Бингёл, в Бингёл идите, в Бингёл».
И вот я в Бингёле. Где та вершина, от которой если пройти столько-то шагов, да в такую-то сторону, да при этом поститься, непременно найдешь бессмертный цветок.
Курды все разбрелись, время от времени они перекликались, и то тут, то там возникал их красочный наряд. Вскоре я потерял всех из виду.
В Бингёле тысяча родников, и все они похожи один на другой; здесь легко заблудиться: ты можешь отойти от одного родника и через пять минут вернуться к нему же, полагая, что нашел новый родник. Но что мне родники, мне был нужен бессмертный цветок. Только как его найти?
В Мушской долине говаривали: «Гранат из ущелья Салпа хорош, а в Бингёле – вода». Гранаты из Сална я никогда не ел, но воду Бингёла попробовал. Я испил воды из семи разных родников, из каждого по глотку, а возле последнего лег и проспал до утра. Когда я проснулся, моей арахчи не было, взамен ее обнаружил возле себя курдский колоз. Кто это сделал, кто подложил его мне, я так и не узнал. Что ж, сказал я себе, кто-то позаботился обо мне, с колозом на голове мне легче будет вернуться к Черному мосту.
Повертел я в руках подарок – колоз, напялил его себе на голову и огляделся.
На вершине горы был снег. Я дошел до снежной черты и остановился. Глазам моим открылся весь Бингёл. Благословенная, с сочной луговой травой, сказочная страна. Под ногами моими – снег и птицы, над головой – синее небо и райские птицы.
«Ну, раз колоз мне дали, наверное, и осел где-нибудь меня дожидается – лед с горы свезти». Только я это подумал, смотрю – маленький караван медленно спускается по склону горы. Один из верблюдов опустился на колени и ни за что не хотел вставать. «Пожалуй, с этим караваном я и спущусь с Бингёла».
Я быстренько отломил большой кусок льда с фиалкой на краю и побежал к каравану. Я положил лед на упрямого верблюда, погладил его горб, и вдруг он вытянул шею и разом встал, а я очутился у него на горбу. Медленно покачиваясь на своем верблюде, я пристроился в хвост каравану.
Погонщик каравана был армянин из Мжнкерта и вез лед для жителей Хнус-Берда. Он обрадовался, что я пригнал его верблюда, и дал мне опилок, обложить лед, чтобы тот не растаял по дороге.
Вот так, с чужим колозом на голове, сидя на чужом верблюде, под звон колокольцев спустился я с Бингёла.
В Хнус-Берде стояла немыслимая жара. Мжнкертцы и хнусцы мигом раскупили весь лед.
– Лед из Бингёла? – спросил какой-то мужчина, подбегая к нам.
– Из Бингёла, но уже весь, – ответил хозяин каравана.
– Больной у меня, просит льда бингёльского. Хотя бы несколько кусочков.
Я отдал ему весь свой лед.
– Где ваш больной? – спросил я у него.
– В Шапатине.
Мжнкертский погонщик каравана двинулся в обратный путь, а я, поблагодарив его, направился с моим новым знакомым к Шапатину.
Мы прошли села Арос и Эльпис. Харамик с его каменными грядами остался где-то выше.
– Вчера мы видели в этих краях тысячи черных змей, куда они все подевались?
– Они показываются раз в год, в ночь на Вознесенье. А сейчас они все попрятались, – ответил мой попутчик.
– Вы не знаете, в вашем селении стоят войска? – поинтересовался я.
– Нет, никого нет.
– Что, и эти у вас в год раз показываются?
– Нет, эти чаще приходят – раз в месяц. Вчера их двадцать пять человек у Черного моста было. Этой ночью убрались; говорят, в Вардовские горы.
Поздно вечером, пройдя Шапатин, я добрался до Черного моста. Мушец Тигран и Аладин Мисак ждали меня в том же сарае. Рыжий Давид спал, растянувшись на соломе. От моих шагов он тут же проснулся.
Все они чрезвычайно были удивлены, увидев меня в чужом колозе, вдобавок в руках я держал фиалку.
– Где тебя носило? – спросил мушец Тигран сердито.
– С Бингёла иду, – сказал я.
– Мне не дал подняться на Масис, а сам дошел до Бингёла! – закричал он.
– Так вышло.
– Что это за цветок у тебя? Не брабиона ли?
– Я дошел до самой высокой вершины в Бингёле, но цветка брабиона не нашел. А это горная фиалка.
Из Хнус-Берда в Муш вел большак. Рыжий Давид сказал, что по большаку идти опасно. Он повел нас мимо озера Назик, привел к склонам Гургуры, а сам вернулся в Хнус.
От пастухов мы узнали, что село Шамирам окружено большим войском, а дорога перекрыта. У подножья Гургуры есть пещера – про нее только местные жители знают. Мы спрятали туда наш груз и, взяв у пастухов хлеба, поднялись на Немрут. Две ночи провели мы на вершине Немрута. Я нашел ту скалу, возле которой увидел впервые Родника Сероба. Я вспомнил Родника Сероба и, вытащив из-за пазухи табакерку Арабо, свернул первую в своей жизни цигарку.
На рассвете третьего дня мы извлекли из пещеры ящики с боеприпасами и двинулись в Мушскую долину. Вдали виднелись Цирнкатар и Свекольный Нос с Медовыми Скалами. Где-то в той стороне была и гора Бердак. Там ждал нас Геворг Чауш со своими гайдуками.
Только мы приготовились взойти на склоны Тавроса, началась снежная вьюга.
Вьюга на Тавросе Вы знаете, что такое вьюга на Армянском Тавросе? Бог мой, с какой силой там дует резкий холодный ветер! Каждую минуту снежный ураган может сбросить тебя в пропасть. Но я несу груз, я обязан доставить его до места. К тому же я не один – со мною мушец Тигран и Аладин Мисак. Мы все связаны клятвой. Тигран идет впереди, за ним осторожно продвигается вперед Мисак, шествие замыкаю я. Мы идем между скалами, нащупывая дорогу палками. Иногда тычемся друг в друга, падаем, поднимаемся, ноги наши скользят, но мы идем, надеясь выбраться из этого снежного лабиринта.
Я иду и думаю: этот тяжеленный груз, что давит мне на плечи, должен взорвать тахту султана. Все сейчас заготовляют порох против султана – и салоникский турок, и македонец, и грек, и армянин, и араб, и курд, и айсор…
Ревет Таврос. Буря срывает примерзший к земле снег, поднимает его с самого дна ущелья и с силой швыряет мне в лицо. Такой буран, что на расстоянии двух шагов ничего не видать. Меня покрыла ледяная корка. Ветер бросает меня из стороны в сторону, хочет скинуть в пропасть. Я подставил грудь вьюге, упираюсь палкой в землю, пытаюсь устоять. Но силы мои на исходе…
Только что явственно было видно долину Муша, но сейчас все застлано снегом. Не видно больше ни Марникского леса, ни Родника Проса.
Но где Аладин Мисак? Я вижу, как снежный вихрь крутится вокруг какого-то черного предмета и пытается сдвинуть его с места. Наверное, это и есть Аладин Мисак. Но нет, это всего лишь небольшая скала. Куда же делся Мисак? Неужели его сбросило в пропасть? Я зашел за скалу, нагнулся и посмотрел. Нет, вот он идет, склонившись в три погибели под тяжким грузом. А вон и мушец Тигран. Один удар молнии – и весь наш груз вместе с нами взлетит на воздух. Но молний, слава богу, нет, а только ветер, завывая, мечется по склонам Тавроса.
Паяно, паяно, паяно…
Нет, это не Аладин Мисак поет, это буря затянула свою песню.
Тавросская буря.
Самая прекрасная в мире гора – и в такой ярости. Не видно ни белой спины ее, ни зеленых боков, ни кудрявого подножья в цветах.
Весною здесь эдемов сад. А сейчас погляди что делается. В ярости Таврос. И как же похож народ Тарона на свою гору! У таронца в груди те же прекрасные цветы. Но не приведи бог он разбушуется, тогда лучше ему на глаза не попадаться: в такие минуты он пострашней всех молний и гроз.
Но о чем это я? Я забыл про своих товарищей.
– Тигран! – крикнул я.
Ни звука.
– Тигран!
Жуткая мысль пришла мне в голову. Неужто мой товарищ скатился в пропасть? Ну конечно, вот же она, прямо под ногами, полшага – и тебя нет.
Мой голос услышал идущий впереди Аладин Мисак и тоже стал кричать, звать Тиграна. Но Тиграна не было. Неужели так должен был закончить жизнь этот замечательный гайдук, мой славный, мой верный товарищ?
Дуй, дуй, яростный ветер Тавроса, Махлуто все равно сильнее тебя, Махлуто выносливый гайдук, а гайдуку не нужны ни слава, ни покой!
Он победит тебя, вьюга.
Новый порыв ветра, сорвавшись с вершины горы, с силой ударился мне в спину и, подхватив мой колоз, умчался прочь. Я упал, и Аладин Мисак упал. Какое-то время нас будто пришпилило к земле. Белая вспышка молнии осветила нижние склоны Гургуры, после чего раздался оглушительный гром. Когда мы пришли в себя, то увидели мушца Тиграна – он стоял на склоне горы с моим колозом в руках и ждал нас как ни в чем не бывало.
Наконец буря улеглась. Снег, смешанный с дождем, увенчал наше затянувшееся суровое путешествие, и мы, продрогшие, выбившиеся из сил, кое-как дотащили наш груз до Марникского леса – к биваку фидаи.
Пещеры Ццмака На склонах горы Алваринч было несколько старых пещер, которые носили название пещеры Ццмака, или пещеры Геворга. Местность здесь была каменистая, и можно было не бояться оставить следы.
