Среди палачей мы найдем не мало субъектов с опредeленно выраженными уже рeзкими чертами вырожденiя. Я помню одного палача 14 лeт, заключеннаго в Бутырской тюрьмe: этот полуидiот не понимал, конечно, что творил, и эпически разсказывал о совершенных дeянiях. В Кiевe в январe 1922 года была арестована слeдовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном разстрeлe 80 арестованных, преимущественно молодых людей. Р. признана была душевно-больной на почвe половой психопатiи. Слeдствiе установило, что Р. лично разстрeливала не только подозрeваемых, но и свидeтелей, вызванных в Ч. К. и имeвших несчастье возбудить ея больную чувственность… Один врач разсказывает о встрeченной им в госпиталe „Комиссаршe Нестеренко“, которая, между прочим, заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствiи беззащитных женщин, дeвушек, подчас малолeтних».[303]
Просмотрите протоколы Деникинской комиссiи и вы увидите, как высшiе чины Ч. К., не палачи по должности, в десятках случаев производят убiйство своими руками. Одесскiй Вихман разстрeливает в самих камерах по собственному желанiю, хотя в его распоряженiи было 6 спецiальных палачей (один из них фигурировал под названiем «амур»). Атарбеков в Пятигорскe употребляет при казни кинжал. Ровер в Одессe в присутствiи свидeтеля убивает нeкоего Григорьева и его 12-тняго сына… Другой чекист в Одессe «любил ставить свою жертву перед собой на колeни, сжимать голову приговореннаго колeнями и в таком положенiи убивать выстрeлом в затылок».[304] Таким примeрам нeсть числа…
Смерть стала слишком привычной. Мы говорили уже о тeх циничных эпитетах, которыми сопровождают обычно большевицкiя газеты сообщенiя о тeх или иных разстрeлах. Такой упрощенно-циничной становится вся вообще терминологiя смерти:[305]«пустить в расход», «размeнять» (Одесса), «идите искать отца в Могилевскую губернiю», «отправить в штаб Духонина», Буль «сыграл на гитарe» (Москва), «больше 38 я не мог запечатать» т. е. собственноручно разстрeлять (Екатеринослав), или еще грубeе: «нацокал» (Одесса), «отправить на Машук — фiалки нюхать» (Пятигорск); комендант петроградской Чека громко говорит по телефону женe: «Сегодня я везу рябчиков в Кронштадт».[306]
Также упрощенно и цинично совершается, как мы много раз уже отмeчали, и самая казнь. В Одессe объявляют о приговорe, раздeвают и вeшают на смертника дощечку с нумером. Так по №№ по очереди и вызывают.[307] Заставляют еще расписываться в объявленiи приговора. В Одессe нерeдко послe постановленiя о разстрeлe обходили камеры и собирали бiографическiя данныя для газетных сообщенiй.[308] Эта «законность» казни соблюдается и в Петроградe, гдe о приговорах объявляется в особой «комнатe для прieзжающих». Орган центральнаго комитета коммунистической партiи «Правда»[309] высмeивал сообщенiя англiйской печати о том, что во время казни играет оркестр военной музыки. Так было в дни террора в сентябрe 1918 г. Так разстрeливали в Москвe «царских министров», да не их одних. Тогда казнили на Ходынском полe и разстрeливали красноармейцы. Красноармейцев смeнили китайцы. Позже появился спецiальный как-бы институт наемных палачей — профессiоналов, к которым от времени до времени присоединялись любители гастролеры.
Ряд свидeтелей в Деникинской комиссiи разсказывает о разстрeлах в Николаевe в 1919 г. под звуки духовной музыки. В Саратовe разстрeливают сами заключенные (уголовные) и тeм покупают себe жизнь. В Туркестанe сами судьи. Утверждают свидeтели уже теперешних дней, что такой же обычай существует в Одессe в губернском судe — даже не в Ч. К. Я не умeю дать отвeта на вопрос, хорошо или плохо, когда приводит казнь в исполненiе тот, кто к ней присудил… К 1923 г. относится сообщенiе о том, как судья В. непосредственно сам убивает осужденнаго: в сосeдней комнатe раздeвают и тут же убивают… Утверждают, что в Одессe в Ч. К. в 1923 г. введен новый, усовершенствованный способ разстрeла. Сдeлан узкiй, темный корридор с ямой в серединe. С боков имeются двe бойницы. Идущiй падает в яму и из бойниц его разстрeливают, при чем стрeляющiе не видят лица разстрeливаемаго.
Не могу не привести еще одного описанiя разстрeлов в московской Ч. К., помeщеннаго в № 4 нелегальнаго бюллетеня лeвых с.-р.[310] Относится это описанiе к тому времени, когда «велись пренiя о правах и прерогативах Ч. К. и Рев. Трибуналов», т. е. о правe Ч. К. выносить смертные приговоры. Тeм характернeе картина, нарисованная пером очевидцев:
«Каждую ночь, рeдко когда с перерывом, водили и водят смертников „отправлять в Иркутск“. Это ходкое словечко у современной опричнины. Везли их прежде на Ходынку. Теперь ведут сначала в № 11, а потом из него в № 7 по Варсонофьевскому переулку. Там вводят осужденных — 30–12 — 8–4 человeка (как придется) — на 4-й этаж. Есть спецiальная комната, гдe раздeвают до нижняго бeлья, и потом раздeтых ведут вниз по лeстницам. Раздeтых ведут по снeжному двору, в заднiй конец, к штабелям дров и там убивают в затылок из ногана.
Иногда стрeльба неудачна. С одного выстрeла человeк падает, но не умирает. Тогда выпускают в него ряд пуль; наступая на лежащаго, бьют в упор в голову или грудь.
10-11 марта Р. Олеховскую, приговоренную к смерти за пустяковый поступок, который смeшно карать даже тюрьмой, никак не могли убить. 7 пуль попало в нее, в голову и грудь. Тeло трепетало. Тогда Кудрявцев (чрезвычайник из прапорщиков, очень усердствовавшiй, недавно ставшiй „коммунистом“) взял ее за горло, разорвал кофточку и стал крутить и мять шейные хрящи. Дeвушкe не было 19 лeт.
Снeг на дворe весь красный и бурый. Все забрызгано кругом кровью. Устроили снeготаялку, благо — дров много, жгут их на дворe и улицe в кострах полсаженями. Снeготаялка дала жуткiе кровавые ручьи.
Ручей крови перелился через двор и пошел на улицу, перетек в сосeднiя мeста. Спeшно стали закрывать слeды. Открыли какой-то люк и туда спускают этот темный страшный снeг, живую кровь только что живших людей!..»
Большевики гордо заявляют: «у нас гильотины нeт». Не знаю что лучше: казнь явная или казнь в тайниках, в подвалах, казнь под звук моторов, чтобы заглушить выстрeлы… Пусть отвeтят на это другiе… Но мы отмeчали уже и казни публичныя.
Не вездe разстрeливают ночью… В Архангельскe разстрeливали днем на площадкe завода Клафтона и на разстрeл «смотрeть собиралась масса окрестной дeтворы».[311] Днем подчас убивали и в Одессe. Почти на глазах у родственников разстрeливают и в Могилевe. «К ревтрибуналу 16 армiи — разсказывает очевидец[312] — около 5–7 час. вечера подается грузовик, на который молодцевато вскакивает десяток вооруженных палачей, вооруженных до зубов и с двумя лопатами! На грузовик усаживают смертников и уeзжают. Ровно через час грузовик возвращается. Палачи также молодцевато соскакивают, волоча мeшки с оставшимися от смертников сапогами, гимнастерками, фуражками и пр… Вся эта процедура происходит днем (часовая стрeлка передвинута на 3 часа вперед) на глазах родных и близких, женщин и дeтей».
Только человeк, находящейся во власти совершенно исключительнаго политическаго изувeрства, потерявшiй всe человeческiя чувства, может не отвернуться с отвращенiем от тeх форм, при которых произошло убiйство царской семьи в Екатеринбургe. Родители и дeти были сведены ночью в одну комнату и всe перебиты на глазах друг у друга. Как описывает красноармеец Медвeдев, один из очевидцев «казни», в своих показанiях, данных слeдствiю в февралe 1919 г., приготовленiя к казни шли медленно и «видимо всe догадывались о предстоящей им участи». Исторiя не знает другой картины убiйства, подобной той, которой ознаменовалась екатеринбургская ночь с 16 на 17 iюля 1918 г.[313]
Смертники.
Смертная казнь в Россiи дeйствительно стала «бытовым явленiем». Мы знаем, что когда то люди всходили на гильотину с пeнiем марсельезы… В Россiи присужденные к смерти лeвые с.-р. в Одессe, положенные связанными на грузовик под тяжестью 35 тeл, нагруженных поверх, поют свою марсельезу. Может быть, в самой тюрьмe эта обыденность смерти ощущается наиболeе остро. В сборникe «Че-Ка» есть яркiя страницы, описывающiя переживанiя заключеннаго, попавшаго в камеру смертников.[314]
«В страшную камеру под сильным конвоем нас привели часов в 7 вечера. Не успeли мы оглядeться, как лязгнул засов, заскрипeла желeзная дверь, вошло тюремное начальство, в сопровожденiи тюремных надзирателей.
— Сколько вас здeсь? — окидывая взором камеру — обратилось к старостe начальство.
— Шестьдесят семь человeк.
— Как шестьдесят семь? Могилу вырыли на девяносто человeк, — недоумeвающе, но совершенно спокойно, эпически, даже как бы нехотя, протянуло начальство.
Камера замерла, ощущая дыханiе смерти. Всe как бы оцeпенeли.
— Ах, да, — спохватилось начальство, — я забыл, тридцать человeк будут разстрeливать из Особаго Отдeла.
