населения. Впрочем, далее отдельных пограничных пунктов, возможно, с неиудейским в большинстве населением, греческие керамические изделия, по-видимому, не успели проникнуть, и в городах собственной Иудеи, по крайней мере, в сколько-нибудь значительном количестве они уже не встречаются.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Общие итоги исследования
В результате предшествовавшего исследования мы приходим к заключению, что в продолжение всего доэллинистического времени ни иудеи не появлялись в Греции не только в сколько-нибудь значительном числе, но, по-видимому, и в отдельных единичных случаях (даже существование иудейских рабов в Греции до второго столетия представляется сомнительным и не может быть доказано ни на основании литературных, ни на основании эпиграфических данных и памятников), ни греки в своих торговых странствиях не проникали вглубь Иудеи, ограничившись установлением торговых связей с соседним побережьем, занятым финикийскими и филистимскими городами. К такому отрицательному выводу приводит одинаково как анализ греческих литературных памятников и данных греческой эпиграфики, так и еврейской ветхозаветной литературы. Результаты раскопок последнего времени, обнаружившие на месте отдельных, расположенных преимущественно вдоль западной границы, городов древней Иудеи присутствие греческих керамических изделий, не могут, как только что показано в предшествовавшем очерке, поколебать сделанного нами ранее вывода об отсутствии прямых сношений между греками и иудеями.
Можно считать, таким образом, доказанным, что оба народа не только не приходили в доэллинистическую эпоху в какое-либо непосредственное соприкосновение и сообщение друг с другом, но, по-видимому, находились в полном неведении и относительно существования один другого. Для греков иудеи сливались с остальной массой населения Сирии и Палестины или сирийской Палестины, как называет ее Геродот, совершено не выделяясь из среды остальных обитавших в этой местности арамейских племен и не будучи известны грекам не только отличавшими их от этих последних своеобразными чертами своего культурного облика, но даже и по названию. Случай встречи Аристотеля с образованным иудеем, имевший место в одном из малоазийских городов незадолго до начала походов Александра Македонского, как уже показано выше, не опровергает, а, напротив, может именно служить подтверждением как раз обратного факта незнакомства греков с иудейским народом в доэллинистическую эпоху, так как сам Аристотель в своем рассказе изображает эту встречу как факт, совершенно необычайный и представляющийся ему похожим на сновидение.
В свою очередь и для иудеев вплоть до самого времени завоевательных походов Александра Македонского и до появления македонских войск в Палестине Греция оставалась страной «дальних островов» с совершенно неведомым и незнакомым населением, страной, расположенной где-то на краю света, «никогда не слыхавшей об израильском боге и не ведавшей славы его», то есть, другими словами, не видавшей в своих пределах последователей израильской религии. Из отдельных заселенных греками островов иудеям были известны лишь ближайший к финикийскому побережью остров Кипр, еврейский Хетим, и, по-видимому, еще хотя только по названию, острова Родос и Крит. Имена остальных островов греческого архипелага ни разу не встречаются в еврейских литературных памятниках доэллинистического периода. Что же касается материковой Греции, то есть собственно греческой метрополии, то очень возможно, что и самое существование ее оставалось неизвестным иудеям.
Замкнутая жизнь Иудеи и пассивность в отношениях ее с внешним миром, с одной стороны, и те препятствия, какие встречала греческая колонизация на своем распространении вдоль южного и юго-восточного побережья македонского полуострова, с другой, стояли на пути к встрече обоих народов и их взаимному ознакомлению друг с другом. Такое положение вещей продолжалось вплоть до времени Александра Македонского и диадохов, и только с наступлением эллинистической эпохи во взаимных отношениях между иудеями и греками наступает резкая перемена.
Походы Александра Македонского и завоевание им Азии, в частности подчинение ему Иудеи в 332 году, впервые привели греков в непосредственное соприкосновение с населением этой последней и впервые создало почву для взаимного ознакомления и общения между обоими народами. Начавшийся после этого и в короткое время завершившийся процесс эллинизации соседних с Иудеей областей сопровождался возникновением во всех этих областях целого ряда центров эллинистической культуры, и, таким образом, Иудея оказалась заключенной как бы в кольцо эллинских и эллинизированных городов и местностей. Хотя медленно и постепенно, но эллинистическое влияние успело проникнуть и в самую Иудею, вызвав там в конце концов национальную реакцию в эпоху первых Хасмонеев. При позднейших правителях этой династии национальная реакция, однако, завершилась торжеством эллинизма и упрочением его влияния среди населения Иудеи.
Впрочем, греческая и иудейская культуры встречались не только на родине этой последней, причем если даже в собственной Иудее, где исключительность иудейского народа проявлялась с наибольшей силой, иудейская культура не могла вполне отстоять своей самостоятельности, то еще более пошла она навстречу эллинизму в неиудейских областях. Вот почему соприкосновение и общение, в которое приходили представители обеих национальностей вне Иудеи, прежде всего в Египте, затем в Сирии и других областях Малой Азии и, наконец, в собственной греческой метрополии, было несравненно шире, непосредственнее и плодотворнее по своим результатам, нежели встреча греков и иудеев на родине этих последних. Если еще в половине четвертого столетия, то есть почти накануне азиатских походов Александра, встречи представителей обоих народов, подобные описанной у Клеарха встрече Аристотеля во время его пребывания в Азии с поразившим его своей образованностью иудеем, представляли собою лишь единичные исключения, то уже в ближайшую, отделенную всего лишь несколькими десятилетиями от времени посещения Аристотелем Малой Азии эпоху диадохов, такие встречи и случаи общения между греками и иудеями сделались настолько обычными и частыми, что превратились в постоянное и, если можно так выразиться, в повседневное явление. Если греки со времени Александра Македонского проникли в собственную Иудею, то обратно в свою очередь и иудеи уже с самого начала эллинистической эпохи широко распространились по всему эллинизированному Востоку и даже по собственно греческим областям.
С этого момента почти абсолютное незнакомство обоих народов друг с другом и почти полное отсутствие каких-либо сведений у каждого из них относительно другого сменяются живым обоюдным интересом, проявляемым одинаково обеими сторонами; полное отсутствие какого-либо соприкосновения и общения между представителями обеих национальностей — установлением прочных и постоянных экономических и прежде всего торговых связей и отношений; совершенная изолированность культурного развития их — тесным культурным взаимодействием, влиянием и сотрудничеством в области мысли.
Трудно себе представить перелом более крутой и более резкий, и притом совершившийся в такое относительно короткое время, чем тот, какой произошел с наступлением эллинистической эпохи во взаимных отношениях между представителями иудейской и греческой национальностей, между иудейской и эллинской культурами. Само собой разумеется, что причины столь решительного и крутого перелома не могли ограничиваться простым фактом завоевания Александром Македонским Азии и присоединения Иудеи к
