Главное управление Генерального штаба, разумеется, всячески боролось с подобными проявлениями непрофессионализма собственных армейских и тыловых сотрудников. В издаваемых инструкциях и приказах подчеркивалось, что данные списки должны составляться «с самым строгим разбором, дабы в них заключались только действительно неблагонадежные […] лица, о коих имеются более или менее обоснованные сведения, что они занимаются военным шпионством»[49], но все эти меры пропадали втуне.
Что же до полноценной борьбы со шпионажем, то велась она крайне слабо во многом из-за того, что низкий уровень подготовки многих контрразведчиков и некоторая неопределенность их полномочий не позволяла в полной мере применять классические методы работы КРО. К тому же среди ряда сотрудников военного контроля бытовало мнение, будто «шпиона по роже видать»[50], а подобная точка зрения делала все тонкости агентурной работы попросту бессмысленными и ненужными. В результате «агенты контрразведки пошли по жандармскому пути и сумели дискредитировать все дело»[51]. Сотрудники военно-контрольной службы на фронте и в тылу арестовывали десятки подозреваемых в шпионаже, но большая часть этих людей никакой разведывательной деятельности не вела, поэтому их приходилось отпускать на свободу[52].
Эти факты не отрицают того, что агенты военной контрразведки на некоторых участках фронта, столкнувшись с активной работой вражеских шпионов, показали довольно высокую квалификацию в деле их обнаружения и обезвреживания. Например, военным контролем 3-го кавалерийского корпуса в январе 1915 года была задержана группа разведчиков, распространявших среди солдат корпуса антивоенные пропагандистские прокламации[53].
Несмотря на подобные частные случаи, к весне 1915 года генерал-квартирмейстер ставки Ю. Н. Данилов констатировал полный развал фронтового контршпионажа. Исследуя причины сложившейся ситуации, генерал М. Д. Бонч-Бруевич сделал ряд неутешительных выводов. Во-первых, «контрразведывательные отделения обычно не знали, какую именно операцию развивает фронт, армия, корпус […], поэтому они и не могли представить себе, какие именно районы наиболее нуждаются в прикрытии их контрразведкой». Во-вторых, «руководство контрразведкою уходило от начальников штабов, а это имело своим последствием полную оторванность контрразведки от оперативной деятельности войск». В-третьих, КРО «не имели представления о системе шпионажа со стороны противника», поэтому их работа «сводилась к улавливанию случайно попавшихся разведчиков и шпионов»[54].
Серьезные вопросы вызывала структурная подчиненность местных КРО и нормативная база борьбы с разведками противника: «С объявлением войны контрразведывательные органы штабов армий и военных округов на театре военных действий, естественно, вышли из ведения Главного управления Генерального штаба, перейдя под общее руководство штабов армий фронтов и отдельных армий. Причем, по-видимому, основы положения о контрразведывательных отделениях не соблюдаются и многие из таковых отделений […] вовсе этих положений не имеют. Между тем для успешности контрразведки необходимо, чтобы все органы ее как на театре военных действий, так и все его руководствовались какими-либо общими основаниями и поддерживали в известной степени связь между собой»[55].
* * *
По мнению современных исследователей, весь начальный период войны отечественные контрразведывательные структуры вынуждены были работать по собственным правилам и принципам, как, например, КРО Двинского военного округа, функционировавшее на основе специальных «Правил о ведении контрразведки», разработанных П. Г. Курловым[56]. Это, безусловно, снижало уровень взаимодействия между военно-контрольными органами, а значит, и уровень общей работы. Отдельный успехи, как задержание австрийского шпиона Ф. С. Посовина[57], были в большей степени достигнуты благодаря личным качествам контрразведчиков, а вовсе не эффективности службы в целом.
Забегая вперед, отметим, что в дальнейшем опора на личные достоинства сотрудников военного контроля была даже законодательно закреплена в «Инструкции наблюдательному агенту контрразведки». Согласно данному документу, «каждый агент должен быть идейно предан делу контрразведки, т. е. все его стремления должны быть направлены исключительно на это дело. Он неусыпно обязан обращать внимание на окружающих его лиц, знакомиться с жизнью всякого, быть разговорчивым в публичных и других местах, читать газеты и вообще быть деятельным и наблюдательным»[58]. Как говорится, комментарии излишни.
Однако дальше так продолжаться не могло — необходимость реформы назрела. Суть ее сводилась к пересмотру нормативно-правовой базы контрразведки. В первую очередь, для выполнения этой задачи в апреле 1915 года в Петроград руководителями региональных военно-контрольных учреждений были направлены все документы, регламентировавшие их работу[59]. На основе глубокого анализа этих «инструкций», «правил» и «положений» Ставкой при непосредственном участии генерала М. Д. Бонч-Бруевича, а также ряда сотрудников ГУГШ было разработано и утверждено «Наставление по контрразведке в военное время» от 6 июня 1915 года[60]. Позволю себе процитировать отдельные фрагменты данного документа.
Согласно статье 1: «Общая цель контрразведки заключается в обнаружении, обследовании, разработке и ликвидации в кратчайший срок — как в районе, занятом нашими войсками, и его ближайшем тылу, так и вообще на всей территории государства — всякого рода шпионских организаций и агентов, тайно собирающих сведения о наших вооруженных силах и вообще всякого рода сведения военного характера, дабы воспрепятствовать этим организациям и агентам действовать нам во вред».
Статья 3 гласила, что «Специальными органами контрразведки служат: контрразведывательные отделения штабов армий, входящих в состав фронтов, штабов фронтов, штабов военных округов на театре военных действий, штабов отдельных армий, штабов внутренних военных округов вне театра военных действий и Главного управления Генерального штаба».
А в статье 33 декларировались следующие положения: «Контрразведка, всеми мерами стремясь к достижению общей цели, указанной в ст. 1. данного наставления, в частности должна: а) ограждать войска, штабы, управления и заведения, обслуживающие армию, от проникновения в них агентов противника; б) освещать по получении особых указаний генерал-квартирмейстера личный состав штабов, управлений, учреждений и заведений; в) заблаговременно обнаруживать готовящиеся забастовки на заводах и фабриках, изготавливающих необходимые для армии и флота предметы и материалы»[61].
Кроме прочего, в «Наставлении» оговаривались вопросы полномочий, структурной подчиненности и форм делопроизводства КРО. Этот документ, несмотря на ряд недостатков, отмеченных такими исследователями, как В. Н. Венедиктов, А. С. Яковлев и А. А. Зданович[62], в целом оказал позитивное влияние на эволюцию отечественной контрразведывательной службы. Нормативная составляющая работы военного контроля была унифицирована, а опора борцов со шпионажем на «Наставление» в повседневной деятельности помогала избежать разнообразных недоразумений в процессе осуществления агентурных мероприятий.
* * *
Тем не менее ни «Наставление по контрразведки в военное время», ни «Инструкция наблюдательному агенту контрразведки», утвержденная 6 июня 1915 года не смогли искоренить изъяны КРО, впоследствии подмеченные директором Департамента полиции Р. Г. Молловым. Военно-контрольные органы оставались глубоко законспирированными учреждениями, что подтверждалось некоторыми положениями вышеупомянутой «Инструкции»: «Наблюдательный агент должен прибегать к личному задержанию подозреваемых, […] лишь в крайних случаях, поручая таковые при малейшей к тому возможности жандармским чинам или общей полиции, имея в виду, что задержание упоминаемых лиц самим агентом может обнаружить принадлежность последнего к контрразведке»[63]. То есть ведущей функцией контрразведывательной службы было определено лишь выявление вражеских агентов и координация действий по их обезвреживанию, что в значительной степени снижало значимость подобной организации.
Ввиду этих факторов далеко не все контрразведчики одобрили новые документы. Сотрудники столичного КРО, например, были недовольны ограничением своих полномочий противодействием лишь военной разведке противника, а экономический и дипломатический шпионаж выпадали из сферы ответственности контршпионских ведомств. По их словам, контрразведывательные отделения «влачат малополезное существование, так как деятельность их направлена исключительно лишь на борьбу с военным шпионством… И если иногда деятельность этих органов является успешной, то в большинстве случаев благодаря лишь постоянной и энергичной помощи жандармских управлений и охранных отделений, а также перлюстрационным данным, поступающим в ГУГШ»[64].
