стал на сторону первого, повел 1400 человек, евреев и мавров, против приверженцев другого и разбил их на голову при Цеуте. В столичном городе, Тлемсене (Тремсене), очень значительная еврейская община испанского происхождения занимала его большую часть. Сюда прибыл после бегства из Испании восемнадцатилетний Яков Берав (род. 1474, ум. 154, один из деятельнейших людей среди испанских выходцев, самый остроумный, после своего немецкого тезки, Якова Полака, раввин своего времени, но в то же время упрямый, неуступчивый и несносный человек, имевший многих противников, хотя и многих почитателей. Родившись в Макведи около Толедо, Яков Верав среди многих опасностей, терпя нужду, голод и жажду, прибыл в Тлемсен, а оттуда направился в Фец, община которого избрала его, бедного юношу, за его ученость и остроумие своим раввином. Там он руководил школой, пока фанатические испанцы не сделали завоевания в северной Африке и не нарушили покой тихого убежища тамошних евреев.
В Алжире, во главе уже уменьшившейся общины стоял потомок испанских беглецов 1391 года, Симон Дуран II (род. 1439, ум. после 1510), сын философски образованного раввина, Соломона Дурана (IX т., стр. 84), преемник по раввинату своего умершего брата, Цемаха Дурана II. В свое время он, подобно своему брату, считался выдающимся раввинским авторитетом, и к ним из многих мест поступали запросы. Такого же благородного образа мыслей, как и его отец, Симон Дуран являлся защитой для своих единоверцев и якорем спасения для испанских изгнанников, заброшенных в места близь его местожительства; там, где нужно было отстоять религиозность и нравственность или спасти своих единоплеменников, ему не страшны были ни денежные потери, ни смертельные опасности. Пятьдесят евреев, заброшенные беглецы, потерпевшие кораблекрушение, были выброшены на берег около Севильи; фанатические испанцы, согласно букве эдикта, посадили их в тюрьму и держали там в течение двух лет. Каждый день евреи ждали смерти; однако под конец они были все-таки помилованы, т. е. проданы в рабство. В ужаснейшем состоянии они прибыли в Алжир, где, благодаря стараниям Симона Дурана, их выкупили за 700 дукатов, собранных маленькой общиной. Страсть к завоеваниям и фанатизм испанцев отравили его старость и принесли евреям некоторых городов северной Африки новые бедствия. После того, как кардинал Ксименес, третий великий инквизитор, основатель университета в Алкале и творец мрачного ужасного деспотизма в Испании, завоевал крестом и мечем город Оран (еврей, говорят, помог ему в роли шпиона), лавры его не давали спать завистливому королю, Фердинанду Католику. Он послал флот под начальством фельдмаршала Педро Навары для завоевания королевств Вугии и Туниса. Город Бугия после двухнедельной осады был взят (31 января 1510) и разграблен; жители разбежались во все стороны от угрожавшей опасности. Евреям этого города стало от этого довольно скверно: те, кто не бежал, попали в плен, и нельзя было завидовать их участи в руках испанских солдат, превратившихся под влиянием инквизиции в кровопийц. Как только известие о взятии Вугии пришло в Алжир, еврейские жители, как и весь город, пришли в трепет от неизбежно угрожавшей им опасности и многие из них искали спасения в бегстве. Достигший уже 72-летнего возраста старик Симон Дуран тащился из села в село и думал переселиться во вдали лежавшую Алмадию. Однако все сошло не так плохо; жители Алжира добровольно покорились, присягнули на верность испанскому королю и обещали платить ежегодную дань. Жизнь евреев была пощажена; но они должны были, как военнопленные, уплатить полностью выкупную сумму магометанскому населению. Община Триполи (Тараблуса) в северной Африке, насчитывавшая более восьмисот семейств, в то же самое время в большинстве попала в плен.
Евреям Туниса было не лучше, так как и этот город был вынужден капитулировать пред Педро Наварой. Здесь в течение нескольких лет находили убежище два выдающихся испанских еврея: один, историк и астроном Авраам Закуто, стоявший уже на закате своей жизни, другой, более молодой человек, Моисей Алашкар. Закуто, имевший уже на Пиренейском полуострове школу с христианскими и магометанскими учениками по математике и астрономии, сочинения которого, будучи отпечатанными, многократно читались и употреблялись, был между тем вынужден скитаться, как ссыльный, и лишь с трудом избег смерти. В Тунисе он прожил, кажется, несколько спокойных лет и здесь он закончил свою более знаменитую, чем пригодную для пользования, хронику. Ее следует называть не историческим трудом (Sefer lochasin 1504), а очерком еврейской истории и скорее истории литературы. Приложением к ней был ежегодник всеобщей истории. Труд Закуты имеет только ту заслугу, что он возбудил среди евреев исследование истории; он очень далек как от художественного плана, так и от полноты. Он прямо беспорядочно собрал сведения из доступных ему сочинений. Даже историю своей эпохи, страдания испанских и португальских евреев, Закуто не изложил ни полностью, ни в порядке краткого обзора. Его хронологические данные тоже не всегда надежны. Но хроника Закуты была плодом старости и несчастья; он написал ее дрожащей рукой и сердцем, полным страха за ближайшее будущее, не имея в достаточном количестве литературных пособий, и постольку он заслуживает снисхождения.
Одновременно с Закутой в Тунисе жил Моисей бен Исаак Алашкар (Алашкар род. 1470 г., умер между 1532 и 1538 год.), который прежде был в Цаморг, при изгнании евреев из Испании попал в плен и чуть было не погиб в морских волнах. Алашкар быль остроумным талмудистом, как его рано умерший учитель, Самуил Алваленси, здравомыслящим человеком без узкой односторонности. Он с одной стороны погружался в темные лабиринты кабалы, а с другой обращал свои взоры к светлым высотам философии. Такая связь двух исключающих друг друга воззрений была тогда еще возможна. Алашкар пошел так далеко, что взял под свою защиту Маймонида и его философскую систему против нападок осуждавших его мракобесов.
От страха, наведенного на северо-африканских евреев испанским оружием, Закуто и Алашкар вместе со многими другими оставили, кажется, Тунис. Они уже в достаточной степени познакомились с нечеловеческим отношением ультра-католических испанцев к евреям. Первый переселился в Турцию и, кажется, вскоре после этого сошел в могилу (раньше 1515 г.). Алашкар убежал в Египет, где, благодаря своим многосторонним знаниям и богатству, занял видное положение.
В Египте, именно в главном городе его, Каире, также собрались много еврейско-испанских беглецов и приобрели в короткое время значительный перевес над коренным еврейским населением. Когда они туда прибыли, там, как в прежнее время, во главе всех египетских общин стоял еврейский верховный судья или князь (Nagid, Reis); это был тогда, столь же благородный, как и богатый, Исаак Коген Шалал (или Шолал, его деятельность 1490 г., ум. 1525 г.);он был преемником в этом сане своего
