Когда об этом доложили киевскому князю, то он, собрав гридней, бросился к месту прорыва. На боевых площадках и крепостных переходах, а также на прилегающих к городским укреплениям улицах завязалось упорное сражение. Теперь уже отступали бойцы Глеба, а Мстислав Изяславич с дружинниками их постепенно вытеснял из города. Казалось, ещё немного, и враг будет выбит из Киева, но ситуация вновь изменилась. Воспользовавшись тем, что киевский князь увел свою дружину на другой конец города, Мстислав Андреевич велел усилить натиск на ослабленные вражеские позиции. Войска союзных князей пошли на решительный приступ и, сломив сопротивление защитников, прорвались в город. Начался разгром киевских полков.
Победители рекой растекались по Киеву, уже занимались первые пожары, а Мстислав Изяславич продолжал выбивать из города отряд Глеба. Весть о том, что противник прорвался за крепостные валы, поразила князя, как удар грома. Спешно развернув дружину, он поспешил назад, к оставленным позициям. Но было уже поздно. Гридни киевского князя бились отчаянно, однако переломить ход битвы уже были не в состоянии. Отряды союзников обкладывали Мстислава Изяславича со всех сторон, стремясь взять живым. В яростных схватках гибли лучшие бойцы, и в итоге дружина, не выдержав накала боя и понимая бесперспективность дальнейшего сопротивления, обратилась к своему князю: «Что, княже стоиши? поеди из города; намъ ихъ не перемочи» (Ипатьевская летопись). Впрочем, и сам Мстислав уже уяснил, что его дело проиграно, а потому и остается только искать спасения в бегстве.
Прорываться решили в сторону Василева. Гридни вскочили на коней, теснее сбили ряды и пошли на прорыв. Прорубившись через строй вражеских ратников у Золотых ворот, дружина Мстислава вырвалась из смертельной ловушки и стала уходить прочь от города. Однако следом за ними ринулись ковуи, те самые, что когда-то вместе с Михалко Юрьевичем шли в Новгород, а затем перешли на сторону союзников. Во время отчаянного прорыва и последовавшего за ним бегства дружина Мстислава Изяславича понесла страшные потери, многие его военачальники и приближенные были убиты и попали в плен.
Киев пал. Начался разгром поверженной столицы.
Это был неслыханный погром. В течение трех дней войска одиннадцати князей грабили, жгли и разрушали древний город. Были полностью разграблены два величайших храма Руси — Софийский собор и Десятинная церковь. Едва не сгинул в огне Печерский монастырь, подожжённый черными клобуками, переметнувшимися на сторону победителей. Немало церквей в самом городе погибло во время пожара, а все монастыри были обчищены христианским воинством. Полностью были разграблены Подол и Гора, а тысячи киевлян уведены в плен. Причем действовали русские в лучших традициях половцев, разбивая семьи и разлучая родных и близких. Бесконечные обозы, набитые награбленным добром, тянулись из городских ворот. На санях везли великое множество трофеев, среди которого были иконы, церковные книги и драгоценные ризы. Даже колокола были сняты и вывезены из Киева.
…Мстислав Андреевич смотрел на гибнущий город и ликовал. Он не только добросовестного выполнил поручение отца, но и превзошёл славой своего деда. Юрий Долгорукий не смог овладеть Киевом штурмом, а его внук сумел это сделать и взял на щит столицу. Захваченная добыча была огромной, обозы просто ломились от награбленного барахла. Было отчего радоваться молодому человеку. Вместе с ним радовался и сидевший рядом на коне князь Рюрик Ростиславич. И никому в тот момент не могло даже в голову прийти, что пройдет несколько десятков лет и этот самый Рюрик, будучи уже в преклонных годах, приведет на Русь половецкую орду, захватит Киев и подвергнет его ещё более страшному и беспощадному разгрому, чем тот, что происходил в данный момент.
Через три дня войска одиннадцати князей покинули сожженный и разграбленный Киев.
* * *
Теперь есть смысл задаться вопросом: кто виноват в страшной трагедии, постигшей один из величайших и богатейших городов Европы? Казалось бы, что ответ лежит на поверхности — Андрей Юрьевич Боголюбский, князь Владимирский. А кто же ещё? Не Ростиславичей же делать крайними, они бы никогда не сумели взять Киев без помощи Андрея. Но не следует забывать о ещё одном виновнике случившейся трагедии. И этот кто-то — князь Мстислав Изяславич. Возможно, что это утверждение прозвучит довольно странно, но тем не менее это так.
Дело в том, что именно Мстислав своим грубым вмешательством в новгородские дела спровоцировал Андрея на конфликт. Боголюбский достаточно спокойно отнесся к тому, что волынский князь утвердился в Киеве, и есть большая вероятность того, что если бы он там сидел тихо, то трагедии могло бы и не случиться. Зато новгородские дела Андрей считал своей прерогативой, и с этим соглашались все, даже Ростиславичи, которые обладали на берегах Волхова определенным влиянием. Не понимал этого только Мстислав Изяславич. Этот момент очень четко обозначил В.Н. Татищев: «Он же, рассуждая, что Новгород издревле принадлежит великому князю и определить туда князя в его воли, не посоветовавшись о том с племянниками своими Ростиславичами, которые сильно оного держались, и не снесшись с Андреем, который также оного домогался, отпустил к ним сына своего Романа». К такому же выводу приходит и Н.М. Карамзин: «Но главною виною падения его было то, что он исполнил желание Новогородцев и, долго медлив, послал наконец сына, именем Романа, управлять ими».
И вот здесь мы подходим к довольно тонкому моменту — ответственности правителя за свои деяния. Мстислав должен был просчитывать возможные последствия своих действий. Но князь этого не сделал. В отличие от своего отца Изяслава он был слишком узколобым, за что и поплатился. Мстислав мог игнорировать недовольство Ростиславичей, но с позицией Боголюбского он просто обязан был считаться. Но это сделано не было, и заложниками ситуации оказались жители Киева.
С другой стороны, разворошив это осиное гнездо, киевский князь должен был организовать защиту своих подданных, иначе зачем вообще он тогда нужен. Но и здесь Мстислав Изяславич проявил удивительную беспечность и некомпетентность. Вместо того чтобы поднимать союзников и собирать полки со всех подвластных земель, чтобы силе противопоставить силу, он решает отсидеться за киевскими стенами. А ведь достаточно было вспомнить, как в похожей ситуации поступил его отец Изяслав, который не только отстоял столицу, но и нанес поражение Юрию Долгорукому. Но Мстислав, судя по всему, отцовские уроки усваивал плохо. Поэтому за провал его политики расплатились киевляне.
О том, что на второй день боев стал ясен трагический исход осады, указывает Ипатьевская летопись: «И бысть брань крепка отовсюду; Мьстиславу изнемагающю въ граде». Но здесь уже возникает другой вопрос: раз сын Изяслава видит, что дело идет к катастрофе, то почему бы ему не вступить с врагом в переговоры и не начать договариваться? Хотя бы о том, чтобы спокойно покинуть Киев и уйти на Волынь и тем самым сберечь столицу от разгрома, а киевлян от смерти и плена? Ведь отец Изяслав тоже так поступал! Но я уже говорил о том, что отцовская наука сыну впрок не шла, а тактическим приемом Изяслава Мстиславича воспользовались именно враги, а не наследник!
Разгром дружины Мстислава Изяславича во время бегства из города стал закономерным финалом его деятельности в Киеве как политика и как полководца: «Имного изоимаша дружинъг около его: яша Дмитра Хороброго и Олексу Дворьского, Сбыслава Жирославича и Иванка Творимирича, Рода тивуна его, и ины многы» (Ипатьевская летопись).
Что же касается взятия Киева, то оно произвело колоссальное впечатление на современников, недаром летописец посчитал необходимым это отметить: «Сего же не было никогдаже» (Лаврентьевская летопись). Ипатьевская летопись красочно и в подробностях рассказывает о тех зверствах, которые творили в городе войска одиннадцати князей, но, на мой взгляд, суть происходившего очень точно и емко передал В.Н. Татищев: «Суздальцы, смоленчане, черниговцы и другие все разнесли».
Здесь уже без комментариев.
Подводя же итоги противостояния киевского и владимирского князей, можно сделать следующий вывод: Боголюбский сделал то, что и должен был сделать, Мстислав же из того, что должен был сделать, не сделал ничего.
* * *
Но на этом беды Киева не закончились, Андрей Боголюбский нанес последний и решающий удар. Сын Долгорукого не отправился на берега Днепра и не сел на златой стол в древней столице. Наоборот, он выразил этому городу полное презрение, отправив княжить туда своего младшего брата Глеба. И что примечательно, в летописях указали, что дядю на златой стол посадил племянник: «Мстиславъ же Андреевичь посади в Кыеве стрыя своего Глеба» (Лаврентьевская летопись). Хотя всем было понятно, кто же в действительности стоял за всем этим. Недаром впоследствии половцы будут говорить Глебу, что «Бог посадилъ тя и князь Андрей на отчине своей и на дедини в Кыеве» (Лаврентьевская летопись). Получалось, для того, чтобы стать киевским князем, теперь не надо было быть самым сильным, самым умным и вообще самым, самым, самым. Надо просто получить разрешение от Андрея Юрьевича и всё! Владимирский князь демонстративно показал всем русским людям, что Киев больше не является главным городом на Руси. Что есть города и поважнее, например Владимир-Суздальский. И это было гораздо страшнее самого погрома. Потому что таким действием Боголюбский просто низвел Киев в разряд обычных городов. Слава древней столицы обратилась в дым.
