Министр Земледелия Колокольцов, известный земский деятель и образцовый хозяин Харьковской губернии, старательно подготовлял проект земельной реформы, но окончательное ее завершение в виде законопроекта принадлежит, сменившему его, В. Леонтовичу, одному из лучших хозяев Полтавской губернии. В своем проекте Леонтович сочетал раньше существовавшие формы землепользования с проведением аграрной реформы. Это сочетание заключалось в следующем: по установившемуся на Украине обычаю, малоземельный крестьянин брал землю у крупного землевладельца (помещика или казака) “с половины”: за пользование землей он отдавал ее владельцу половину урожая. Согласно законопроекту, крестьянин, получивший отчужденную от крупного землевладельца землю, делался “половинщике::” Государства, которому в течение ряда лет (не более 15) сдавал половину урожая. По истечении этого срока земля делалась его полной собственностью. А землевладелец сразу же при отчуждении получал полную рыночную стоимость, но не наличными деньгами, а “земельными облигациями”, приносившими известный доход, обеспеченными государством и постепенно выплачиваемым с доходов от продажи той половины урожая, которую сдавал государству получивший землю крестьянин.
Проект этот вызвал ожесточенные нападки социалистов, которые повели против него агитацию среди крестьян, говоря, что такой закон “закрепощает” крестьян, вместо того чтобы дать им землю бесплатно. Наступившие вскоре события (восстание) похоронили этот проект.
Кроме вопросов организации армии и земельного, перед гетманским правительством стоял еще один сложный и трудный вопрос об “украинизации” Украины. Сжавшееся с общероссийской культурой население, особенно интеллигенция и горожане, относились резко отрицательно к “украинизации”, всячески ее саботировали и свое отрицательное отношение переносили и на Гетманский режим вообще. Сторонников “украинизации” можно было найти только среди деревенской полуинтеллигенции и социалистическо-шовинистической молодежи - сторонников Центральной Рады и противников Гетмана. И если бы спросить население по этому вопросу, предоставив ему самому его решить, то результат был бы такой же как и год тому назад когда “украинцы” не собрали в городах и 10% голосов.
Но Самостийная Украина требовала, чтобы и ее культурная жизнь шла на языке украинском. Это недвусмысленно давали понять немцы, в интересах которых было подчеркнуть самобытность Украины, а, следовательно, оправдать ее отделение от России. На этом настаивали и, появившиеся из Галиции, сепаратисты и их подголоски - сторонники Центральной Рады, нередко требованиями “украинизации” прикрывавшие собственную некулътурность и малограмотность. Уже с первых дней гетманства главное обвинение, которое против него выдвигали его противники в своей пропаганде и доносах немцам было обвинение в “единонеделимчестве”, доказательством которого приводилось недостаточно энергичное “искоренение” русской культуры. А прорусские круги, в свою очередь, обвиняли Гетмана в чрезмерном рвении с “украинизацией”. Положение Правительства было не из легких. Не имея возможности вообще отказаться от принудительной украинизации и предоставить возможность свободного соревнования русской и украинской культур, оно все же пошло по пути насаждения “украинства” сверху, но делало это в достаточной степени либерально, без резкостей и перегибов чем вызвало нарекания, как одной так и другой стороны. Дело “украинизации” Украины было нелегкое. Достойны внимания высказывания по этому вопросу украинского министра Дорошенка, который написал: “Почти все образованные люди, за незначительным исключением, употребляли русский язык и это вовсе не означало недостаток украинской национальной сознательности или патриотизма, а было последствием воспитания, привычки и всего комплекса обстановки жизни. Да и в народе уже исчез тот чистый украинский язык, какой мы видим в произведениях Мирного, Левицкого, Гринченка. Его приходится возрождать главным образом с помощью школы”. (“История Украины” стр. 339).
Возрождать народный язык при помощи школы, конечно, можно. Но для этого нужен или национальный энтузиазм, подобный энтузиазму евреев-сионистов, которые путем школы возродили “Иврит”, или насилие со стороны власти. Но нужного энтузиазма не было, а Правительство, зная настроение населения, на резкие насильственные меры не пошло. “Украинизацию” оно начало постепенно, создавая многочисленные курсы “украиноведения”, прежде всего для учителей, открывая средние школы с преподаванием на украинском языке, основало два Украинских университета, в Киеве и в Каменец-Подольске, и даже Украинскую Академию Наук в Киеве.
Украинизация затруднялась не только нежеланием населения, но также и отсутствием лиц, которые бы эту украинизацию могли проводить. К появившимся галичанам-”специалистам”, отношение было отрицательное: их “украинский язык”, с шипящими звуками, обилием немецких и польских слов и польскими построениями фраз, был очень далек от языка надднепровской Украины, особенно Левобережья и Слободской Украины.
В результате, за 7 месяцев Гетманства, в деле украинизации, был положен только фундамент, намечены и разработаны планы, рассчитанные на многие годы, но - “украинизировать” всю культурную жизнь Украины, так и не удалось.
* * *
Подобно тому, как в вопросах создания армии, земельном и “украинизации”, и во всех других вопросах, вновь созданного, независимого государства, за время гетманства, велись подготовительные работы и составлялись планы, рассчитанные на длительное существование этого государства. Суд, финансы, торговля и промышленность, местное самоуправление, рабочее законодательство, церковная жизнь - все намечалось “украинизировать” и привести в соответствие с существованием суверенной Украины. Но за 7 месяцев осуществить удалось очень мало. И не только из-за краткости сроков, но еще и благодаря сопротивлению населения, которое не верило вообще в долговечие самостийной Украины. Мировая война ещё длилась. Победа, совершенно очевидно, ускользала из рук немцев, а вместе с тем, падали и надежды, что, после их поражения, уцелеет, связавшая с ними свою судьбу, Украина. Об этом, хотя и не писали, но говорили почти открыто и обсуждали невозможность сотрудничества с победительницей - Антантой украинских сепаратистов всех направлений, которые недвусмысленно выявили свое германофильство.
Гетман искал связи с Доном и, возродившей там попытку свержения большевистской власти, Добровольческой Армией. В этих своих попытках Гетман натолкнулся на недоверие и отрицательное к себе отношение со стороны Добровольческой Армии. Его попытка организовать совместную встречу ген. Алексеева, Донского Атамана Краснова и его, Гетмана, - кончилась неудачей. Алексеев от свидания со Скоропадским отказался. Гетману пришлось ограничиться встречей (на станции Скороходово, 3 ноября 1918 г.) с атаманом Красновым, которая конкретного результата для будущего не принесла. Хотя Краснов и был атаманом, провозгласившего себя независимым Дона, но эта независимость была “временная”: сам Дон подчеркивал, что эта независимость только до восстановления, в той или иной форме, единой России. Ген. Краснов во время этого свидания открыто сказал, что пришло время и ему, и Скоропадскому, подумать о “завершении” их дела - о создании Единой России (поражение немцев уже было очевидностью). Носителем же идеи единой России была Добровольческая Армия и ее вождь - ген. Алексеев. Поэтому обсуждать будущее без Алексеева или его представителя не имело смысла. С Доном же, который, как и Украина, тогда “временно” ориентировался на немцев, и без того отношения были хорошие и осуществлялось сотрудничество, состоявшее главным образом в вывозе с Украины оружия на Дон (часть его шла и Добровольческой Армии). Спорные пограничные вопросы уладили немцы.
Отрицательное отношение к Скоропадскому Добровольческой Армии имело не только идейные, но и практическо-политические основания. Дело в том, что Гетман, подстрекаемый украинскими националистами, возымел желание распространить свою власть и на Кубань, где, как и на Украине, существовала группа самостийников, почти исключительно кубанцев-украинцев и социалистов, т.е. заклятых врагов Доброармии. С ними-то и поддерживало связь Гетманское правительство и оказывало им помощь, а своим генеральным консулом, на Кубань Гетман назначил социал-демократа Прокофия Понятенка, имевшего хорошие связи среди кубанских социалистов. Еще раньше, в конце мая, в Киеве побывала кубанская делегация, возглавляемая самостийником и социалистом Рябоволом, врагом Доброармии. Делегация была подчеркнуто-любезно принята Гетманом, который в ее честь устроил (3 июня) парадный обед, на котором присутствовал от немцев советник посольства граф Берхем и большинство гетманских министров. Рябовол поднял бокал за императора Вильгельма и имел длительный разговор с гр. Берхемом.
