Как передает в своих воспоминаниях (стр. 196-198) тогдашний гетманский министр Дорошенко, миссией Рябовола было достигнуто тайное соглашение вести дело к соединению Кубани с Украиной, а также была оказана помощь деньгами для ведения агитации (деньги переданы через С. И. Эрастова) и оружием. Уже в июне было послано на Кубань 9.700 винтовок, 5.000.000 патронов и 50.000 артиллерийских снарядов. В июле были отправлены 3 снаряженные батареи, несколько сот пулеметов и много другого оружия (по данным Д. Дорошенко).
Но этим помощь Гетмана Кубани (точнее, кубанским врагам Доброармии) не ограничилась. Так как, как раз в это время Доброармия готовилась к занятию Кубани, которая тогда была под властью большевиков, было решено ее опередить соединенными силами украинского десанта и силами повстанцев, которые должны были поднять восстание к моменту его высадки. Для десанта была наметена дивизия ген. Натиева, расположенная в юго-восточной части Харьковской губернии. По плану, она должна была быть переброшена по железной дороге к Азовскому морю, для чего (после одобрения немцами) уже было отдано приказание стянуть части к местам погрузки. Но Доброармия опередила, Кубань была очищена без Рябовола и Скоропадского, а немцы запретили посылать десант.
Об этом плане руководство Доброармии, несомненно, было осведомлено. Сам министр Дорошенко, который с Гетманом и Рябоволом его вырабатывал, пишет (стр. 198), что план не был своевременно приведен в исполнение благодаря измене одного из “высоких чинов военного министерства”, который был в сношениях с ген. Алексеевым и умышленно задерживал его выполнение.
Связь с Кубанью не прекращалась и после этой неудавшейся попытки объединения Украины и Кубани путем военной интервенции.
Министр Иностранных Дел Гетмана, Д. Дорошенко, в своей “Истории Украины” (том II, стр. 198-200) описывает посещение Киева Кубанской делегацией в октябре 1918 года. Делегации, которую возглавлял полк. Ткачев, был устроен торжественный прием у Гетмана (21 окт.), во время которого произносились речи в духе украинско-кубанского единства и братства, хотя слова “присоединение” или “слияние” сказаны не были.
Делегация провела в Киеве несколько недель и заключила с Украиной ряд договоров: о банковых и финансовых операциях, торговый, консульский, о мореплавании, железнодорожный, почтово-телеграфный и другие. Кроме того делегация добилась обещания ускорить отправку оружия с Украины на Кубань и увеличить его количество. С немцами та же делегация заключила в Киеве торговый договор.
В ответ Гетман послал на Кубань делегацию от Украины, во главе с полк. Боржинским, который и приветствовал Кубань в заседании Кубанской Рады (1-го ноября).
Наступившие вскоре события (восстание против Гетмана) прервали этот, налаженный было контакт между Украиной и Кубанью.
Не удивительно, поэтому, что Доброармия осенью 1918 г. отклонила контакт со Скоропадским, который он стал искать уже в конце лета, когда начало определяться поражение Германии. К тому же Доброармия была отлично осведомлена о настроениях населения Украины вообще и о настроениях того офицерства, которое пребывало на Украине, в частности. Как на гетманской службе, так и вне ее - все оно тяготело к Доброармии, за малыми и редкими исключениями, и, при первом с ней соприкосновении, переходило на ее сторону.
Нужно удивляться, как не понимал этого Скоропадский и мог строить расчеты на верность тех кадров, которые ему удалось создать. Если их можно было считать надежными в борьбе с большевиками, то рассчитывать на их надежность при столкновении с Доброармией было, по меньшей мере, наивно. Широкие же народные массы были настроены, если не пробольшевистски, то - почти все - антигетмански.
Гетман не мог этого не знать и должен был понимать, что его единственной опорой являются немцы и его судьба тесно связана с их судьбой. Другой опорой могло бы быть офицерство и антибольшевистски настроенные круги интеллигенции и зажиточных классов. Но препятствием к взаимопониманию и сотрудничеству являлось “украинство” Гетмана (от которого он не мог отказаться) и “единонеделимчество” этих кругов и офицерства. Третьей силой, и не малой, были те многие тысячи “хлеборобов” - зажиточных казаков и крестьян, которые выбирали Гетмана. Но, выбравши Гетмана, они считали свою миссию законченной и с головой ушли в свои хозяйства, отойдя от всякой активной политики. Какой-нибудь крепкой организации, способной к быстрым и решительным действиям и молниеносной мобилизации, Гетман создать из них не сумел. Он тратил силы и время на старания заполучить симпатии “сознательных украинцев”, не желая понять всю безнадежность этих попыток и только раздражая ими тех, на кого бы мог действительно опереться.
Выброшенный волнами событий революционного времени на вершину власти, Скоропадский оказался в чуждой ему обстановке и принужден был заниматься тем, к чему не готовился и чего не знал. Качество хорошего придворного, не плохого кавалерийского генерала и образование, ограниченное Пажеским корпусом, были еще недостаточны для той ответственной роли, которую он принял на себя. И все его добрые намерения разбивались о непроницаемую стену тех сословных предрассудков, которыми в дореволюционное время правящая верхушка (аристократия и высшая бюрократия) были отделены от остальной России. Скоропадский, по происхождению, воспитанию и всей жизни принадлежал к этой верхушке и ему не легко было ориентироваться в новой и для него необычной обстановке. К тому же в личной жизни он был постоянно окружен, нахлынувшими из Петрограда, его старыми друзьями и родственниками-представителями царских придворных кругов, крайними реакционерами, старавшимися резиденцию Гетмана сделать копией царского дворца.
Нашептывания галичан-украинских монархистов об “украинской королевской короне”, вероятно, тоже влияли на Скоропадского и толкали его искать сотрудничества с некоторыми галицийскими украинцами.
Все эти вместе взятые обстоятельства привели к тому, что более полугода, когда может быть можно было консолидировать антибольшевистские силы, были для этого дела потеряны. Как и его предок, Гетман Иван, Гетман Павло Скоропадский, хотя и был формальным “вождем”, не смог сделаться и вождем фактическим и не сумел даже предвидеть и предусмотреть возможное развитие событий.
Деятельность противников Гетмана
Совсем по другому действовала другая сторона - сторонники Центральной Рады. Не покладая рук, работали они на подготовке свержения Гетмана и возвращения к власти своих партий. Пользуясь тем, что Гетман наивно верил в возможность сговора с ними и потому не предпринимал никаких репрессивных мер не только к второстепенным социалистическим деятелям, но даже и к их вождям, они организованно, планомерно и целеустремленно повели свою работу в разных направлениях.
Прежде всего, доносы немцам на Гетмана. Учитывая, что к обвинениям в реакционности социальных мероприятий Гетмана, немцы отнесутся с равнодушием (им нужно было продовольствие, а как оно добыто - их не интересовало), доносы (в виде разных деклараций, обращений, докладных записок) главный упор делали на “единонеделимчество” Гетмана и на его недостаточные меры к “украинизации”. На немцев это действовало, ибо их целью было возможно скорее отделить Украину от общероссийской культуры. И они не раз обращали внимание Гетмана на этот вопрос.
В широких массах велась агитация против Гетмана за его социальные мероприятия и за многочисленные репрессии, в которых, большей частью, ни Гетман, ни Правительство были не виноваты.
Репрессии эти проводились, частично, немецкими местными властями по просьбе помещиков, требовавших восстановления разрушенных хозяйств, частично, группами “хлеборобов”, мстивших социалистам за покушение на их собственность. Озлобление же этих последних было исключительное. Они “судили их своим судом” - шомполом и нагайкой. Уже в первые дни гетманства в Киеве стали известны случаи таких самосудов. Так, например, выследивши и поймавши, пытавшегося бежать (с 2 мешками бумажных денег), военного министра Центральной Рады Жуковского “гетманцы”-хлеборобы жестоко его выпороли. Таким же образом они расправились и с лидерами эсдеков, Мартосом и Левицким; с первым - в Киеве, а со вторым - в Переяславле. Пароход, шедший из Черкасс в Киев с делегатами на съезд эсеровской “Спiлки”, еще не знавшими о гетманском перевороте, был захвачен отрядом “гетманцев”-хлеборобов - и все делегаты были выпороты, а пароход был возвращен назад. Подобных самочинных расправ было не мало, особенно, в первое время гетманства и все они приписывались и ставились в вину Правительству, давая богатый материал для пропаганды. Среди городского населения и интеллигенции общероссийских направлений велась пропаганда, обвинявшая Гетмана в “расчленительстве России” и в “службе немцам”. Такого рода пропаганда находила отклик, не только у “левых”, но и у “правых” - противников всяких “социализмов”.
