Заслуживает внимания следующий момент. 14 марта 1499 г. Иван III выдал грамоту митрополичьему дому на беспошлинный провоз рыбы по территориям, среди которых были Белоозеро и Переславль, подсудные Дмитрию Ивановичу в 1498 г.[526] Таким образом, в год возвышения княжича Василия и опалы Ряполовского и Патрикеевых правительство Ивана III сокращало объем земель, на которые распространялись полномочия Дмитрия-внука.
Итак, в 90-е годы XV в. именно С. И. Ряполовский, Патрикеевы и их окружение (Заболоцкие, дьяки Ф. Курицын, Андрей Майко) осуществляли курс политики Ивана III. Его кульминацией была коронация Дмитрия-внука в 1498 г. Падение С. И. Ряполовского и Патрикеевых означало поражение той политической линии, за осуществление которой боролись Ф. Курицын и его сподвижники.
Но вернемся к анализу рассказа свода 1508 г. о событиях 1499 г. В распоряжении исследователей есть более ранний вариант летописной записи (1499 г.), составленный до окончательного торжества княжича Василия. Свод 1539 г. (представленный списком Дубровского и некоторыми другими) сохранил текст великокняжеского свода 1500 г.[527] Известия о казни С. И. Ряполовского и опале Патрикеевых, о пожаловании Василия Ивановича хотя и помещены здесь ошибочно под 7001 г., но сохранили наиболее раннюю (конца XV в.) версию великокняжеского летописания, которая позднее подверглась тщательному редактированию.[528] Так, в редакции 1508 г. опущены наименование И. Ю. Патрикеева «московским наместником» и известие о том, что митрополит Симон «печаловался за опальных». Важно замечание свода 1500 г. о том, что в 1499 г. Иван III Василию Ивановичу «вины… отдал». Я. С. Лурье справедливо полагает, что «трактовка опалы Василия в 1497–1498 гг. как заслуженного наказания за «вину» могла иметь место в официальной летописи только до 1500–1502 гг. (когда Дмитрий был лишен звания великого князя Московского и всея Руси и наследником стал Василий)».[529]
Но не менее существенны еще два обстоятельства. В своде 1539 (1500) г. рассказ о пожаловании Василия идет непосредственно за сообщением об опале на Ряполовского и Патрикеевых, тогда как в Уваровской и сходных летописях он перебивается другими сведениями. Следовательно, позднее первоначальная связь событий была нарушена. В поздних летописях сняты детали, которые рисуют опальных в выгодном свете. После утверждения княжича Василия у кормила правления не поощрялась даже тень симпатии к опальным вельможам. Не случайно Иван III счел уместным сослаться на «дурной пример» «высокоумничанья» С. И. Ряполовского в 1503 г. Судьба рассказа 1499 г. в летописании начала XVI в. является еще одним доказательством того, что опала на Патрикеевых связана с возвышением княжича Василия и началом конца «эры Дмитрия-внука» при дворе Ивана III.
Непосредственная причина падения Ряполовского и Патрикеевых — крах политики умиротворения. Мирный договор 1494 г. не принес решения больной проблемы русско-литовских отношений. Значительная часть русских и белорусских земель продолжала оставаться в пределах Великого княжества Литовского. Задача их воссоединения в едином государстве отвечала насущным интересам России. В таких условиях после 1495 г. С. И. Ряполовский и Патрикеевы были фактически устранены от переговоров с князем Александром. Весь 1498 год, предшествовавший падению этих когда-то всесильных вельмож, наполнен русско-литовскими спорами, которые разрешились в конечном счете только новой войной. Таковы были обстоятельства, вызвавшие в 1499 г, падение С. И. Ряполовского и Патрикеевых и приход к власти Василия Ивановича.
В 1498 г. Ивану III стала ясна неизбежность новой русско-литовской войны. Ее дипломатической подготовкой наполнен был весь 1499 год. Надо было попытаться добиться укрепления русско-датского союза, а при случае и вернуть карельские погосты. Весной 1499 г. в Данию прибыло посольство во главе с новгородским дворецким И. Волынским, Т. Долматовым и дьяком Б. Паюсовым. В Москву в феврале 1500 г. прибыл датский посланник Енс Андерсон («каплан, именем Иван»). 2 апреля посольство покинуло русскую столицу вместе с Юрием Старым Траханиотом и Т. Долматовым и вернулось с датским послом Давыдом Кокеном в августе 1501 г. В 1499–1500 гг. обсуждался вопрос и о браке княжича Василия с датской принцессой Елизаветой, и о карельских погостах. Датский (он же шведский) король Иоганн не склонен был принимать окончательное решение по этим вопросам (а к тому же в феврале 1500 г. Елизавета была помолвлена с курфюрстом бранденбургским).[530] Сложную дипломатическую игру вел в 1499 г. король Иоганн с Ливонским орденом, пытаясь лавировать между враждебными сторонами. Словом, переговоры с Россией затягивались.
Напуганная все возраставшим могуществом России, Ливония разрабатывала план антирусской коалиции из Дании, Ганзы, Тевтонского ордена, Империи, Ватикана и, конечно, Польши. Реализовать эти планы не удалось. У Тевтонского ордена были свои счеты с Польшей. Датский король не хотел разрывать дружеских связей с Россией. Ватикан и Империя были заняты проектами создания антитурецкой лиги, в которую они надеялись вовлечь и Россию. Одновременно, чтобы помешать оснащению русской армии, в Ливонии принимаются решения о запрете продажи русским оружия, благородных металлов и даже лошадей.[531]
Верным союзником Ливонии была Ганза, но она не имела реальных сил для участия в войне, а тем более с Россией. Таким образом, антирусскую коалицию создать не удалось. Когда же Александр Казимирович в 1500 г. предложил ливонскому магистру Плеттенбергу заключить военный союз против России, этот план не вызвал у него особого энтузиазма (памятно было стремление Ягеллонов подчинить Тевтонский орден). И только позднее, когда вопрос о войне с Россией был решен (январь 1501 г.), союзный польско-ливонский договор был подписан в Вендене (21 июня 1501 г.). Ливония бросила вызов России.
На восточных рубежах страны было тревожно. Весной 1499 г. силами русской рати из северных земель был совершен большой поход в Югорскую землю (на реку Сосьву и низовья Оби). В походе, совершенном на лыжах, участвовали также вымские князья Петр и Василий. Во время похода князь Петр был убит, но воеводам удалось привести вогуличей к «роте» (присяге). Поход прокладывал пути, по которым в дальнейшем началось интенсивное продвижение русских за Урал.[532]
В марте 1499 г. пришла весть от Абдул-Летифа, что Мамуков брат Агалак вместе с Ураком (по слухам, до 80 тыс. человек) идут на Казань. В помощь казанскому царю двинута была рать кн. Ф. И. Вельского, кн. Семена Романовича Ярославского, Юрия Захарьича и кн. Д. В. Щени. Узнав о ее приближении, ногайцы бежали. В поисках полона и наживы осенью 1499 г. они появились под Козельском. Их действия не меняли общей картины взаимоотношений России со странами Востока, которые продолжали оставаться дружественными. В наполненном событиями марте 1499 г. Москву посетило посольство из далекой Шемахи с предложением от Махмуд-султана «о любви». Особенное значение имело также упрочение отношений с Османским султанатом. В том же месяце к Баязиду выехало посольство А. Голохвастова с наказом закрепить добрососедские отношения с Портой, начало которым положила миссия М. А. Плещеева 1496 г. Иван III заверял султана в готовности установить дружественные отношения и разрешить беспрепятственные поездки турецких купцов на Русь. Но дальше заверений дело не пошло. «Россия и Турция, Иван III и Баязид, — писал К. В. Базилевич, — осторожно присматривались друг к другу, не давая никаких лишних обещаний».[533]
Наконец, в марте 1499 г. в «италийские страны» направили опытного дипломата Д. Ралева с дьяком М. Карачаровым (Венеция в том же месяце заключила мир с Турцией). Послы побывали в Неаполе и Венеции и 11 марта 1500 г. присутствовали на торжественной мессе папы Александра VI. Возвращались они в Москву в сопровождении большой группы пушечников, серебряников и крепостных дел мастеров. Но в Молдавии они были задержаны (из-за опалы Елены Стефановны) и попали на Русь только в ноябре 1504 г.[534]
Литовское княжество в 1499 г. предпринимало серьезные усилия, чтобы по возможности обеспечить себе прочные позиции в соседних странах. Согласно подписанной 24 июля 1499 г. Городельской унии, между Литовским княжеством и Польшей устанавливался «вечный союз» и определялся порядок избрания польских королей и великих князей литовских. Но практически эта уния дала Александру Казимировичу немногое. Занятая своими внутренними и внешними делами, Польша не могла оказать ему существенной поддержки в грядущей войне с Иваном III. Летом и осенью 1500 г. в пределы Польши совершали набеги татары, да и сам король собирался в поход против турок.[535] Только союз с Ливонией и ногайским ханом Ших-Ахмедом мог принести некоторую оттяжку русских сил с литовской границы. Неустойчивым было и внутреннее положение Великого княжества, раздиравшегося противоречиями между группировками русской (православной) и литовской (католической) знати. Упорное сопротивление Елены Ивановны переходу в католичество вызвало раздражение руководства католической церкви, усилившего притеснения православного населения Литовского княжества. Особенной рьяностью отличался епископ Иосиф, ставший в мае 1498 г. митрополитом киевским.
