Я ему сказал:
— Ты войсками город занял зря. Если хочешь спасти свои войска, надо их медленно выводить на фронт. А город будет вас снабжать обмундированием, продовольствием. В пределах возможности поможем. Судя по сводке, которую я имею, твоя армия перепилась вдребезги. А присосавшись к вину, она не уйдет, пока все не высосет. Однако вина здесь столько, что твоя бригада будет пить целые месяцы.
Махно мне ответил, что в таких советах не нуждается. Сегодня его приказом будет назначен комендант города. Этому коменданту мы обязаны подчиняться...
Я ему заявил, что мы на это не пойдем, что мы собственными силами гарантируем здесь порядок. Он как командир бригады может предъявить нам требования. Все его требования мы постараемся удовлетворить. Но самоустраняться от власти мы не собираемся. Так что ему придется арестовать весь ревком.
— Мы не возражаем насчет коменданта, однако и у ревкома есть свои права. Если желаешь, будем об этом договариваться... Мы должны отстаивать свои права как революционная советская организация. Городом и уездом мы должны управлять... для поддержания порядка надо довооружить патронами тот батальон, который мы создали, и у нас будет своя надежная военная сила для охраны города с тем, чтобы, если ворвется грабитель или разложится какая-либо воинская часть, мы могли бы твердой вооруженной рукой водворить порядок.
К вечеру Махно действительно вновь к нам приехал. Мы выступили с нашей декларацией. Он заявил, что ему такая декларация ни к чему. Он человек военный и признает только военную власть.
— Эдак не пойдет. Тогда арестуй нас сразу. Город мы не уступим никому. Тем более что надо насаждать Советскую власть в селах.
— Да, зерно и фураж уездная власть должна нам дать. Поэтому черт с вами, оставайтесь, будете нас снабжать. И надо найти контакт...»[242].
Во второй половине марта разведка доложила Махно, что за действиями повстанцев пристально наблюдают, и руководство страшно недовольно его действиями и тем авторитетом, которым он пользуется, что с ним собираются серьезно поговорить, а возможно и ликвидировать.
И действительно, Махно вызывали в штаб дивизии в г. Екатеринослав для отчета. Он сослался на то, что готовит наступление на Мариуполь и договорился с Дыбенко о встрече в Бердянске.
Разведка докладывала, что на Махно должны покушаться, и охрана Дыбенко это может осуществить.
Штаб принял меры предосторожности, усилив караулы, охрану, выставив секреты и т. п. Привели в порядок находящиеся в Бердянске войска.
Дыбенко приехал вечером. Выслушав рапорт Махно и приветствия, он выступил с речью, в которой похвалил повстанцев-махновцев и хорошо отозвался о Махно, Калашникове и других командирах. После митинга под духовой оркестр был проведен парад войск, по окончании которого Махно пригласил Дыбенко в штаб, расположившийся в центральной гостинице.
Во время беседы Махно прямо заявил Дыбенко, что он имеет сведения о том, что на него готовится покушение, в котором отведена какая-то роль и ему (Дыбенко). Версию Махно, Дыбенко опроверг и заявил, что считает Махно революционером, много сделавшим для революции, что Махно пользуется заслуженным авторитетом и что он, Дыбенко, не то что сам, а если бы даже узнал, что власти готовят покушение обойдя его, то заранее сообщил бы Махно об этом. Говорил, что Махно на хорошем счету у командования, а если и бывают какие замечания, то просто хотят подтянуть, подбодрить. Указывал на вредную деятельность в войсках и в округе анархистов и левых эсеров, которые, дескать, сильно подводят Махно.
Дыбенко подчеркивал, что в рядах советских работников есть немало людей, старающихся скомпрометировать честных борцов революции, что на него тоже кляузничают и клевещут, и что вот недавно опять была комиссия, которая его действия оправдала.
Потом Дыбенко сказал Махно, что хочет ему сообщить нечто важное с глазу на глаз, и они ушли в номер.
На второй день, часам к 10, на совещание был созван командный состав, где выступил Дыбенко. Он говорил о состоянии фронта, об отсутствии политических сил, о дисциплине, бандитизме, революции, долге и пр.
Прощаясь со всеми, Дыбенко еще раз сказал Махно, что никаких покушений быть не могло, а в случае чего он сам не допустит этого и будет считать своим долгом сообщить ему об этом.
15 марта Антонов-Овсеенко приказывал Скачко: «Необходимо всемерно развить успех Махно и к 23 марта захватить линию Мариуполь–Платоновка, действуя в контакте с частями Донецкого бассейна. В первую очередь замкнуть Крым и освободить силы для действия на востоке. Свои оперативные приказы представить 17 марта»[243].
17 марта после ожесточенных боев мы вторично заняли город и узловую станцию Волноваху.
Но общее положение в Донбассе ухудшалось, и главком Вацетис своей директивой от 17 марта требовал от Антонова-Овсеенко: «Из донесений Командюж видно, что из состава Украинского фронта для участия в решительном сражении в Донецком бассейне до сих пор еще не прибыло ни одного полка и ни одной батареи. Мало того, я усматриваю, что вы относитесь индиферентно к исполнению отданных вам мною приказов. Повторяю, что все приказы относительно посылки помощи Южфронту должны быть выполнены точно...»[244].
В директиве командования фронта командованию группы войск Харьковского направления о задачах в предстоящем наступлении на Одессу и Крым от 17 марта 1919 г. говорилось: «В связи с предстоящими операциями штабу группы перейти в Екатеринослав, штабу Заднепровской дивизии — в Александровск. Переход закончить к 25 марта...
...Для операций к востоку от Днепра остаются две бригады Дыбенко (то есть 2-я бригада Заднепровской дивизии обязана была укрепить фронт Волноваха–Мариуполь, занимаемый 3-й бригадой Махно. — А. Б.).
Для действий в Крыму формируется в районе Херсон–Берислав отдельная бригада. Полк [им.] Шевченко входит [в нее] и немедленно должен быть переведен в Херсон, оставаясь в резерве фронта и доформировываясь губвоенкомом. В Екатеринослав вместо нее войдут части 9-й дивизии...»[245].
17 марта политический инспектор 1-й Заднепровской дивизии тов. Жигалин доносил: «...Посетил 17-й, ныне 5-й Заднепровский полк. Здесь нашел, что полк имеет физиономию регулярного сравнительно с махновскими полками.
Масса записывающихся добровольцев, 15 тыс., но нет оружия. Не получившие оружия питают надежду поступить к Махно, где, по их мнению, вообще лучше. Точно так же в деревнях кулаки, бандиты, искатели приключений и легкой наживы — все тянутся к Махно, популярность которого невероятна...»
Тогда же политкомиссар Заднепровской дивизии т. Алексакис телеграфировал командованию:
«17 марта из (неразборчиво — А. Б.) были отправлены 2 вагона с анархической литературой и воззваниями к Бердянску и Мариуполю с агитаторами анархистами и левыми эсерами. Приняты меры к задержанию и преданию их Чрезвычайной следственной комиссии, сообщено о задержании их на Синельниково.
Газета анархистов “Набат”с 9 марта прикрыта, но теперь неизвестно откуда, достав деньги, опять начала выходить. Анархисты и левые эсеры рассылают агитаторов к Бердянску и Мариуполю. Гуляй-Поле сделалось базой лучших анархических сил. Разосланы люди в районы Александровского уезда для формирования полков имени Батько Махно. Много вооружения, снарядов и боевых припасов интендантскими грузами стягивается в Гуляй-Поле, появилась Маруся Никифорова, которая устраивает митинги и ведет усиленную агитацию против назначенцев и коммунистических организаций. Нужно прислать побольше опытных старых коммунистов, а не молодых мобилизованных трусов, которые не годятся для работы в 3-й бригаде (мнение тов. Якушенко). В Пологах назначен военным комиссаром анархист Ивахнин. В ближайшем времени при 3-й бригаде открываются курсы красных офицеров. Среди командного состава нет опытных офицеров ввиду выборного начала. Единственный назначенный командир 9-го полка тов. Тахтамышев, который действительно заслуживает звание командира и который представлен к награде Красного Ордена. Задержанный анархистами вагон литературы возвращен и литература разослана по полкам для организации библиотек и распределения среди населения. Махно выпустил воззвание, в котором, рисуя положение повстанцев во время реакции и описывая период февральской, мартовской и Октябрьской революций, говорит: “Прочь с дороги всех паразитов, прочь всех тех, кто учится стричь! На вашей шкуре, оставляя вас в минуты опасности и всячески стараясь призывать и распоряжаться”. (Отсутствие строк — А. Б.)... знания для творческой работы, которая должна последовать за разрушением. Воззвание говорит: “Знайте, что в сознании и мощности его наша сила, наша победа, что только при помощи его устраним гнёт, насилие и обман буржуазии и властолюбцев, под маской социализма творящих свои темные делишки, стремящихся управлять миром и вами”. В общем воззвание направлено против Советской власти и коммунистической партии и призывает к свободным анархическим общежитиям. Хотя открыто это и не говорится»[246].
