Совет являлся по сути парламентом польского еврейства и обладал такой же абсолютной властью, как любой иной парламент. Каждый год собирались пленарные заседания не только на весенней ярмарке в Люблине, но также в начале лета в Ярославле в Галиции. Во время заседаний польского Сейма в Варшаве Совет обычно посылал своего представителя (штадлаиа), обычно из числа близких ко двору лиц, чтобы тот представлял интересы евреев.
Власть Совета была полной. Помимо распределения налогов, он помогал проводить в жизнь королевские декреты, издавал законы, регулировавшие общественную жизнь евреев, и даже предписывал определенный покрой одежды. Совет делал все, что было в его силах, чтобы устранить соперничество между евреями. В его руках было обучение еврейских детей; он являлся апелляционным судом и разрешал споры между общинами. Все свои постановления Совет мог проводить в жизнь, если возникала необходимость, под угрозой отлучения от еврейства, опираясь при этом на поддержку государства. С тех пор, как пришел в упадок еврейский центр в Палестине, нигде евреи не имели большей автономии.
4. Как почти всегда бывало в еврейской жизни, ученость следовала по пятам за массой народа. Вместе со значительной частью немецкого еврейства постепенно перешло на восток и его интеллектуальное превосходство. В начале XV века Австрия и близлежащие территории славились выдающимися еврейскими учеными. Затем первенство перешло к Праге. Отсюда переехал в Краков знаменитый рабби Яков Поллак (ум. в 1541 г.) - первая крупная фигура среди еврейских ученых Польши. С его именем особенно связан любопытный метод изучения Талмуда, возникший в Южной Германии и известный под названием "пил-пул" ("схоластика"). Он представляет собой своеобразную умственную гимнастику, опирающуюся на текст из Талмуда. Метод этот был пустым, бесполезным и в какой-то степени даже святотатственным, но он чрезвычайно обострял ум. С течением времени, спустя несколько поколений, польское еврейство благодаря этому методу достигло такого уровня интеллекта и такой гибкости ума, которые, наверно, не знали себе равных.
Схоластический метод "пилпул" был усовершенствован Шаломом Шакна (1500-1559 гг.) из Люблина, который в 1541 году был назначен одним из главных раввинов Малой Польши. Его зять Моисей Исерлес из Кракова (1520-1572) считался одним из выдающихся знатоков Талмуда своего времени, к которому обращались с вопросами со всех концов еврейского мира. Его комментарии к труду Иосифа Каро "Шулхан арух" приспособили этот свод еврейской жизни к нуждам северного еврейства. Противоположную тенденцию представлял его современник и друг Соломон Лурил из Брест-Литовска, переселившийся затем в Острог (1510-1573), который обратился к источнику еврейской традиции - Талмуду и попытался истолковать его темные места в своем труде "Море Соломона". В последующих поколениях другие ученые поддерживали эту традицию, и Польша стала центром изучения Талмуда, как Сафед - "Зогара".
Но характерной чертой еврейской учености в Польше были не отдельные крупные ученые, но высокий общий уровень образования. Нигде больше образование не было так широко распространено и не достигало такого совершенства. В каждом городе имелся ешибот или талмудическая семинария, в каждой семье были ученики. Иметь ученого сына или зятя было предметом гордости каждого отца. Это было идеалом польского еврейства XVI и XVII вв., и в результате возник слой образованных людей, подобных которым еврейский мир, наверное, никогда прежде не знал.
XXV. ЖИЗНЬ В ГЕТТО
1. Принятый III Латеранским собором в 1179 году закон, запрещавший евреям и христианам жить вместе, долгое время не выполнялся. В большинстве стран евреи продолжали жить там, где хотели, и неевреев мало волновало то, что их дома стоят рядом с еврейскими. Места, где существовали особые еврейские кварталы, тщательно изолированные от остальной части города, были редкостью. Меньше всего этому закону следовали в Италии, под зорким глазом римских пап. Этот пример, столь отличный от их собственных предписаний, охотно перенимали повсюду. Однако в 1516 году Венецианская республика потребовала изолировать евреев города в особом квартале, известном под названием "Гетто нуово" ("Новый литейный двор"). Несколько позже к кварталу было присоединено "Гетто веккьо" ("Старый литейный двор"). Отсюда термин "гетто" распространился по всей Италии, где этим именем стали официально называться еврейские кварталы, созданные во второй половине XVI века.
Несмотря на некоторые различия в наименованиях, общая система повсюду: в Италии, во Франции, в Германии, Польше, Чехии - была сходна. Интересно познакомиться поближе с этим типичным образом еврейской жизни в Европе и с теми условиями, которые сложились в гетто.
Не следует думать, что условия жизни в гетто казались тогда такими же мрачными, как они кажутся нам. В большинстве случаев, действительно, евреи яростно боролись против его создания. Однако вскоре им стало ясно, что стены гетто, предназначавшиеся первоначально для того, чтобы запереть жертвы внутри, в то же время отлично защищали их от врагов. Не случайно ворота зачастую снабжались запорами с внутренней стороны - на случай опасности извне. Кроме того, с редкой для угнетенных масс проницательностью евреи поняли, что сегрегация, как бы унизительна она ни была, является хорошим средством сохранения национальной солидарности и культуры. Таким образом, мы сталкиваемся с удивительным парадоксом: в некоторых местах в Италии был установлен и долгое время соблюдался ежегодный праздник в честь создания гетто.
Вход в гетто вел под низкую арку и закрывался массивными воротами. Охраняли его христиане-привратники, плата которым шла за счет их жертв. В больших городах гетто имело второй вход, точно так же охраняемый, в противоположном конце; однако больше двух входов иметь запрещалось, хотя временами этим правилом и пренебрегали. Считалось серьезным преступлением еврею находиться вне гетто, а христианину - внутри его после заката солнца. Это последнее предостережение было вызвано как религиозными правилами, так и соображениями о чистоте расы, ибо половая связь между приверженцами разных религий считалась почти таким же преступлением, как кровосмешение, и наказывалось так же. Ворота гетто были закрыты и жители его заперты внутри также в дни больших христианских праздников до окончания мессы.
Однако тяготы были не столь велики, как может показаться. Правда, кое-где еврейский квартал представлял собой одну узкую улочку или один двор. Но в большинстве случаев - в Риме, Венеции, Люблине или Праге - имелся целый лабиринт улиц, настоящий город в городе. Названия улиц в этих старинных кварталах до сих пор свидетельствуют о еврейском характере жизни, которая когда-то била здесь ключом.
Во Франкфурте на каждом доме была прибита эмблема, по которой часто назывались семьи, жившие в доме. Ротшильды, Адлеры и Шаффы познакомили цивилизованный мир с названиями домов - Красный щит, Орел и Овца - на этой знаменитой "Еврейской улице", крупнейшей во всей Германии.
Одна особенность сразу бросалась в глаза посетителю гетто: большая высота домов. Размеры еврейского квартала обычно не изменялись, и единственный способ разместить растущее население (уровень жизни евреев был относительно высок, и семьи всегда были многодетными) был тот, который спустя несколько столетий в самых современных условиях получил развитие в Америке. Вместо того, чтобы расширяться в стороны, что было невозможно, приходилось расти вверх, добавляя все новые этажи к высокому зданию. Издали казалось иногда, что поднималась сама почва под еврейским кварталом, который возвышался над остальной частью города. Сооружения были чаще дерзкими, чем прочными. Нередко случалось, что они обрушивались, не выдержав дополнительной нагрузки, и превращали свадьбу или обручение в поминки. Особенно опасны были пожары в гетто, иногда приносившие страшные разрушения, прежде чем могла придти помощь извне. Франкфурт, Никольсбург и Верона надолго запомнили пожары, принесшие колоссальные разрушения.
Перенаселенность привела к еще одному важному результату. Евреи, которым закон запрещал владеть недвижимым имуществом, не могли купить себе дом даже в гетто. Жадность христианина-домовладельца ничем не сдерживалась, и жильцу всегда угрожала опасность быть выброшенным из дома без предупреждения, как только кто-либо предложит домовладельцу более выгодную арендную плату. Решение этой проблемы было найдено в применении старинного еврейского закона "Хазака" (право на владение). Этот закон устанавливал своеобразное право арендатора, защищавшее его от чрезмерных претензий и от эксплуатации. Никому ни при каких обстоятельствах не разрешалось прогонять арендатора или предлагать более высокую арендную плату. Таким образом, жить в доме и владеть им стали понятиями эквивалентными. Собственность можно было дарить или продавать, передавать по наследству сыну или включать в приданое дочери, но пока арендатор вносил арендную плату, он был в безопасности. Хазака, во многих случаях признавалась и гражданскими властями. Это поразительный пример приспособляемости еврейского закона к самым различным обстоятельствам и вместе с тем удивительно точный прообраз тех законов, к которым прибегают в наши дни в городах Европы и Америки для защиты квартиросъемщиков.
