Слабовольный король не пользовался уважением подданных и членов своей семьи; его жена – эрцгерцогиня Элеонора Австрийская – с легкостью приняла участие в заговоре, имевшем целью лишить Михаила престола, поставив лишь то условие, что она станет супругой нового короля – Карла Лотарингского. Последний кандидат не понравился энергичному гетману Яну Собескому, от которого в польской внутренней политике зависело очень многое, и было решено передать польскую корону вместе с королевой Элеонорой герцогу Карлу Лонгевильскому. Но этому избраннику магнатов не повезло – он погиб в июне 1672 года во время переправы через Рейн в Голландии, так и не доехав до Польши. И Михаил продолжил свое бесславное правление.
Вскоре полякам стало не до интриг вокруг трона. Весной 1672 года турецкое войско численностью более чем 300 000 воинов перешло Дунай. Поляки мужественно сражались: на берегах Буга польско-казацкий отряд числом не более 6000 человек нанес поражение передовому отряду 40‐тысячной армии татар. Но локальный успех не мог предотвратить общей беды.
На милость победителя был вынужден сдаться Каменец– Подольский – южный оплот Речи Посполитой. «Янычары сменили гарнизон; жителям оставлены три церкви: одна русским, одна католикам и одна армянам; соборная церковь обращена в мечеть; со всех церквей сломали кресты, свесили колокола; часть знатных шляхтянок забрали на султана, часть – на визиря, часть – на пашей. Магомет IV с торжеством въехал в покоренный город и прямо направился в главную мечеть – бывшую соборную церковь: там перед ним обрезали восьмилетнего христианского мальчика» (С. М. Соловьев).
Король пожелал участвовать в походе, назначенном отвоевать потерянные на юге владения, однако это мероприятие оказалось столь же несчастным для Михаила, как и все его правление. Он заболел, вернулся во Львов, где и скончался в ноябре 1673 года.
Неверие в то, что Речь Посполитая может остановить турецкую агрессию, привело к тому, что в Литве все больше людей стало клониться к союзу с Москвой. Польше нужен был успех, чтобы избежать больших неприятностей. И его доставил великий маршал и коронный гетман Ян Собеский. На второй день после кончины Михаила он одержал блестящую победу под Хотином: в двухчасовой битве 50 000 поляков разгромили 80‐тысячную армию турок и татар.
Ян Собеский стяжал всенародную любовь как избавитель от турецкого ига, и трудно было представить, что кто‐то другой теперь займет опустевший трон Речи Посполитой.
Тем временем турки, получив отпор от поляков, принялись за владения Австрийской империи. В июле 1683 года 200‐тысячная армия великого визиря Кара-Мустафы осадила Вену; император и его двор бежали из обреченного города. Папский нуций Паллавичини и посол австрийского императора граф Вильчек умоляли Яна Собеского: «Государь, спаси Вену и христианство!» Прежде чем оказать помощь Австрии, Яну Собескому пришлось сломить сопротивление собственных сенаторов, многие из которых откровенно радовались беде соседа. Но король понимал, что если не остановить турок, то за Веной наступит очередь Кракова.
Шесть недель руководивший обороной Вены граф Штаремберг отбивал приступы бесчисленной орды, и его отчаянное упорство было вознаграждено. Как пишет С. М. Соловьев, «к Вене подошло 84 000 христианского войска: 27 000 австрийцев под начальством герцога лотарингского, 11 400 саксонцев под начальством курфюрста Иоганна Георга, 11 300 баварцев с курфюрстом своим Максом Эммануилом, 800 франконцев под начальством князя Валденского и 26 000 поляков под начальством самого короля Яна Собеского. Собеский принял начальство над всем соединенным войском, 12 сентября ударил на турок и одержал над ними блистательную победу: оставивши весь свой богатый стан в добычу победителям, Кара-Мустафа убежал к Раабу. Собеский преследовал неприятеля и вторично поразил его под Парканами».
Вернувшийся в столицу император Леопольд долго думал, как ему приветствовать польского короля. С одной стороны, он радовался, что Вена избавилась от смертельной опасности; с другой стороны, печалился, что столица обязана своим избавлением чужому государю. Свидание монархов произошло на расстоянии полторы мили от Вены. Едва Леопольд произнес первые слова благодарности, над которыми столько думал, взвешивая каждое слово, как Ян Собеский ответил: «Мне приятно, что брату моему я мог оказать сию малую услугу».
Впрочем, польский король не был Дон Кихотом. Он видел церкви Каменец-Подольского, обращенные в мечети, он понимал, сколь опасен враг, и целенаправленно боролся против турецкой угрозы. Во многом стараниями польского короля был образован направленный против турок Священный союз в составе Речи Посполитой, Австрии и Венеции. В 1684 году начались переговоры о присоединении к союзу с Москвой. Ради победы над турками воинственный Ян Собеский был готов договариваться с давнишним соперником, и в 1686 году между двумя государствами был заключен вечный мир, согласно которому Польша уступала Киев. Со слезами на глазах польский король скрепил присягой договор.
«Доброта сердца его была неистощима: он не помнил обид, прощал врагов своих, а друзей любил искренно, постоянно», – так характеризует польского монарха историк Георг Бандке. В то же время король беспощадно подавлял литовский сепаратизм, который рос как на дрожжах. В 1685 году состоялся последний литовский сейм в Слониме; в том же году в Литве был закрыт монетный двор, и с тех пор монету чеканили только с гербом Речи Посполитой.
Яну Собескому приходилось противостоять всему миру: турецкой агрессии, интригам французского и австрийского дворов, своеволию собственных подданных и, наконец, непомерному корыстолюбию и властолюбию собственной жены. Как всегда, государственной казны не хватало на содержание войска, и король щедро жертвовал на дело войны собственные средства. На зимние квартиры войско располагалось в королевских имениях.
Последние три года жизни король, по словам польского историка, «страдал подагрою, водяною и каменною болезнью и чахоткою». Умер последний король-герой Речи Посполитой в июле 1696 года – к радости своих многочисленных врагов.
Наибольшее влияние в Речи Посполитой имела шляхта. По количеству дворянства государство не имело равных в Европе. В Литовском княжестве шляхтичем был каждый десятый. Многочисленные дворяне влачили жалкое существование, жили впроголодь, и от простых крестьян их отличала лишь непомерная гордыня: слово «мужик» являлось для них величайшим оскорблением.
Достаточно было неосторожного слова или движения, чтобы шляхта парализовала работу государственного органа. В «Дневнике Люблинского сейма» (1569 год) описывается, как обсуждалась уния между Польшей и Великим княжеством Литовским: «Так как послы кричали, то маршал стучал палкой. Писарь Кмита сказал: “не стучи палкой” и, вскинув на бок саблю, сказал: “у меня сабля против этой палки”. Маршал вскочил, говоря: “достанем и саблю и все”, и бросил палку. Поднялось большое и продолжительное смятение».
Не лучшим образом влияла на положение в стране демократизация управления страной. Монархи в Речи Посполитой избирались и не обладали наследственной властью. Так как претендентов бывало несколько, то получал трон тот, кто обещал больше прав и вольностей своим избирателям. Очередная смена короля была для шляхты праздником, и они не уставали придумывать для себя новые и новые льготы.
Даже энергичный Стефан Баторий с трудом сдерживал ее аппетиты; ему ценой неимоверных усилий приходилось выбивать налоги во время Ливонской войны, но средств все равно не хватало. Король вынужден был брать ссуды у иноземных монархов и тратить собственные сбережения.
В иные времена поляки предпочитали и вовсе обобрать и довести короля до нищенского состояния. На Люблинском сейме 1569 года они решили привлечь короля Сигизмунда к уплате так называемой кварты – четвертой части доходов со всех королевских столовых имений. Более того, король обязан был признать собственностью государства все свои имения, хотя они являлись его частной собственностью. Некоторое время никто не решался сообщить Сигизмунду «приятную» весть, что его деньги понадобились Польше. Наконец эту миссию исполнил посол Сеницкий. Ошарашенный король покинул заседание сената, едва до него дошел смысл сказанного.
Но в конце концов ему пришлось согласиться на все требования сенаторов. Ограбленный до нитки собственными подданными, Сигизмунд не мог заплатить требуемой суммы. Более того, не нашлось никого, кто бы смог поручиться по финансовым обязательствам монарха, свалившимся на него, словно снег на голову. Дело дошло до того, что, по словам С. М. Соловьева, «когда король умер, то в казне его не нашлось денег, чтоб заплатить за похороны, не нашлось ни одной золотой цепи, ни одного кольца, которые должно было надеть на покойника».
