Но была еще она причина, по которой Глушко был для меня большим авторитетом. В 1943-1944 годах, как я уже упоминал выше, для двигателя Исаева мною разрабатывалась система электродугового зажигания. В процессе этой работы появилась идея использовать электрическую дугу не для зажигания, а для создания тяги. Соответствующей формой электродов и созданием вокруг них магнитного поля можно было бы «выстреливать» сгустки плазмы с большой скоростью и гораздо более высокой удельной тягой, чем у двигателей на химическом топливе. В поисках литературы я обнаружил в библиотеке НИИ-1 секретные отчеты Ленинградской газодинамической лаборатории, из коих следовало, что еще в 1929 году В.П. Глушко изобретал электрические ракетные двигатели. На этом мое увлечение электрическими ракетными двигателями в то время прекратилось. Но, рассудил я, этим занимался Глушко, а следовательно, в электротехнике он не может быть дилетантом, и, стало быть, это еще один довод в его пользу.
В мой кабинет вошли два офицера: полковника я узнал сразу – это был Валентин Петрович Глушко, а другой – подполковник – коротко представился: «Лист». Оба были не в гимнастерках, галифе и сапогах, а в добротных кителях и хорошо отглаженных брюках.
Глушко чуть улыбнулся и сказал: «Ну, мы с Вами, кажется, уже встречались». Значит, запомнил встречу в Химках. Зашел Николай Пилюгин, и я представил его как главного инженера института. Предложил рассаживаться и выпить чаю или «чего-нибудь покрепче». Но Глушко, не присаживаясь, извинился и сказал, что сначала просит срочной автомобильной помощи:
– Мы едем из Нордхаузена, машина очень плохо тянула и сильно дымила. В салоне мы задыхались от дыма. У вас, говорят, есть хорошие специалисты в «репаратуре».
Николай Пилюгин подошел к окну и заявил:
– Да она и сейчас дымит. Вы мотор-то выключили?
Неожиданно спокойным тихим голосом заговорил Лист, который снял фуражку, обнаружив копну совершенно седых волос, и демонстративно опустился в кресло.
– Не надо беспокоиться. Это догорают тормозные колодки ручного тормоза. Мы едем из Нордхаузена с затянутым ручным тормозом.
Мы с Пилюгиным были ошарашены:
– Так почему вы его не отпустили?
– Видите ли, Валентин Петрович поставил мне условие, что, если он за рулем, я не смею ему ничего подсказывать.
Позднее мы узнали, что Георгий Георгиевич Лист до ареста в 1938 году был заместителем главного конструктора Автозавода имени Сталина – ЗИСа. По внешности, манере говорить и держаться он был типичный интеллигент старого поколения. Но, тем не менее, в автомобилях разбирался во всех тонкостях и прекрасно управлял ими. Из Берлина до Нордхаузена он вел машину. А в Нордхаузене Глушко потребовал управление передать ему. И вот результат.
Мы с Пилюгиным не знали, то ли хохотать, то ли сочувствовать. Но у виновника происшествия Глушко на лице не отразилось никакого негодования или удивления. Он тоже спокойно опустился в кресло, извлек чистейший платок и отер лоб. Я позвонил в нашу «репаратуру» и, объяснив в чем дело, попросил быстро заменить у «Олимпии» ручной тормоз. Так состоялось первое свидание с Глушко в институте «Рабе» в Германии.
Этот инцидент характерен и для Глушко, который иногда проявлял непонятное упрямство, если ставил себе какую-то цель, и не терпел подсказок, и для Листа, который работал в казанской «шарашке» под началом Глушко и теперь мечтал от него вырваться, но Глушко оставался его начальником и не отпускал.
Позднее под предлогом контроля и отработки технической документации на двигательную установку Лист все же вырвался из-под ежедневной опеки Глушко. Я организовал ему рабочее место в институте «Рабе», и здесь он спокойно работал до окончания нашей деятельности в Германии. Но по возвращении в Москву Лист все же вернулся к Глушко и до ухода на пенсию проработал в его КБ «Энергомаш», оно же ОКБ-456.
В Бляйхероде Глушко и Лист были недолго. Глушко посетовал, что Исаев уехал в Москву, не дождавшись его.
– Дело в том, что я получил большие полномочия, и мне хотелось бы привлечь всех двигателистов к перспективным разработкам этого направления.
Чуть улыбнувшись, он добавил:
– Я назначен начальником двигательной секции Особой правительственной комиссии.
Когда мы отправили Глушко и Листа в гостиницу на отдых до их отъезда в Леестен, Пилюгин проворчал:
– Вот там в Москве создают Особые правительственные комиссии, которые будут хвалиться нашей с тобой работой, а мы заработаем еще какого-нибудь начальника управленческой секции. А ведь не будь нас, то и этой Особой комиссии делать было бы нечего.
Мы закурили его любимый «Казбек» и перешли к текущим неотложным делам.
Когда Глушко и его люди прибыли в Леестен, работы получили новый импульс. Систематизация большого экспериментального материала по отработке двигателей и технологии их серийных испытаний, снабженная статистическими данными по тяговым, температурным, расходным характеристикам, представляла для наших двигателистов большую ценность.
Кроме камер сгорания, хранившихся в самом Леестене, в окрестностях обнаружили составы из пятидесяти восьми вагонов с камерами А-4, пять вагонов с установками для стрельбы и транспортировки А-4 и девять цистерн для перевозки жидкого кислорода. Все это богатейшее имущество давало двигателистам большие преимущества перед специалистами других направлений, в том числе перед нами, управленцами.
В начале 1946 года Гайдукову при поддержке Устинова удалось в ЦК партии в Москве и в советской военной администрации в Берлине договориться о значительном расширении фронта работ в Германии. Это нелегко было сделать. Значительная часть партийного и государственного аппарата, имевшего отношение к политике в Германии, требовала свертывания работ по восстановлению немецкой техники на оккупированной территории и отзыва всех советских специалистов в Союз не позднее января-февраля 1946 года. Гайдуков, Устинов и поддержавший их маршал артиллерии Яковлев не соглашались и настояли на расширении работ. При этом институт «Рабе» становился только основой для формирования значительно более мощной организации.
Надо оговориться, что по примеру «Рабе» в советской зоне оккупации авиационная промышленность собрала для работы немецких авиационных специалистов в Дессау на базе заводов «Юнкерса».
Только атомщики сразу вывезли в Союз профессора Манфреда фон Арденне и небольшую группу специалистов, которых не смогли захватить англичане и американцы.
Институт «Рабе» имел явно выраженный «электроуправленческий» профиль. Это получилось потому, что руководство институтом (я и Пилюгин – с русской стороны и Розенплентер, а затем доктор Герман и Греттруп – с немецкой стороны) осуществляли специалисты по электрооборудованию и управлению. Королев, возглавлявший группу «Выстрел», Глушко, руководивший изучением и испытаниями двигателей в Леестене, Курило, осуществлявший сборку ракет в Кляйнбодунгене, и другие более мелкие группы действовали более-менее самостоятельно, зачастую дублируя, а не дополняя друг друга.
С.П.Королев. Германия,1945 год
В.П.Глушко. Германия,1945 год
Б.Е.Черток. Германия,1945 год
В.П.Мишин., 1947 год
Е.М.Курило показывает С.П.Королеву очередную находку. Бляйхероде, 1946 год
В феврале Королева вызвали в Москву. Он вернулся в начале марта, повеселевший, бодрый, излучавший бурную энергию, и уже в чине полковника. Таким образом, Королев, хотя бы внешне, по военным знакам различия, сравнялся с Глушко, Победоносцевым, Рязанским, Пилюгиным и Кузнецовым, которые прилетели в Германию сразу в погонах полковников. Через день-два приехал генерал Гайдуков тоже в отличном настроении победителя и поручил мне сбор всех гражданских специалистов. Военных он брал на себя. На большом совещании советских специалистов Гайдуков объявил о решении создать на базе института «Рабе» и всех разрозненно действующих групп единую организацию – институт «Нордхаузен».
Руководство институтом было поручено Гайдукову, а его первым заместителем и главным инженером был назначен Королев. Далее была рассмотрена и одобрена общая структура нового института.
Наш «Рабе» входил в состав нового объединения на правах института по системам управления. Я, Пилюгин, Рязанский, Богуславский оставались у руководства, но нам предложили подготовиться к приему большого числа новых специалистов, которые прибудут из Союза в ближайшее время. Мне поручалось, пока не сформирован новый штаб, оказывать помощь в организации института «Нордхаузен».
Мы договорились, что «Рабе» потеснится и штаб – дирекция нового института – разместится тоже в Бляйхероде. Для этого надо было реквизировать расположенный рядом особняк некоего барона, но для местных властей это не проблема. Кроме института «Рабе» в состав новой организации и в непосредственное подчинение Гайдукова и Королева вошли:
