Фонд обеспечения вдов и детей священников Церкви Шотландии первым из страховых учреждений взял на вооружение “принцип максимума”: капитал копили с тем, чтобы взносы и процентные поступления покрывали максимально возможные ежегодные выплаты и прочие расходы. Разойдись действительность с прогнозами, и фонд либо обеспечивал нужные деньги с избытком, либо, что хуже, оказывался в минусе. По меньше мере пять раз Уоллес и Вебстер пытались оценить будущие темпы роста фонда, прежде чем решили, что с первоначальных 18 620 фунтов (в 1748 году) он увеличится до 58 348 фунтов в 1765-м. Один фунт – они промахнулись на один-единственный фунт. В 1765 году объявили, что свободный капитал предприятия равен 58 347 фунтам. И Уоллес и Вебстер дожили до этого знаменательного события.
В 1930 году Альфред Майес из Германии, знаток страхования, дал такое определение своему предмету:
Экономический институт, который основан на принципе взаимности и учреждается для снабжения фонда, необходимость в каковом возникает по факту происшествий с поддающейся оценке вероятностью22.
Фонд вдов шотландских священников был первым в своем роде, и его создание следует считать важнейшей вехой в истории финансов. Светлые головы двух приятелей отныне работали не только на местных священников, но и на любого, желающего хоть как-то защитить близких в случае своей внезапной кончины. Фонд не успел толком встать на ноги, а университеты Эдинбурга, Глазго и Сент-Эндрюса уже пожелали в нем участвовать. За два десятилетия подобные фонды, как грибы после дождя, облепили весь англоговорящий мир – взять хотя бы Фонд пресвитерианских священников Филадельфии (1761), Английское товарищество справедливости (1762) или Общество часовни Святой Марии (1768), помогавшее вдовам шотландских ремесленников.
Полис страхования жизни сэра Вальтера Скотта.
К 1815 году идея страхования распространилась так широко, что захватила и солдат, сражавшихся против Наполеона. Считалось, что на полях при Ватерлоо погибнет каждый четвертый. Застрахованному солдату и жить было легче: останься он сам лежать в высокой траве, его жена и дети избавлялись от ужасов трущоб (когда страховка “покрывала” людей, они и вправду могли под ней “укрыться” – так новые идеи вошли в повседневную речь). К середине XIX столетия приобретение страховки было для уважающего себя гражданина делом столь же очевидным, что и посещение церкви по воскресеньям. От своих соотечественников не отставали и обычно не слишком благоразумные романисты. В 1826 году свою жизнь застраховал сэр Вальтер Скотт23, чем весьма обнадежил орды кредиторов – теперь они в любом случае не оставались в проигрыше [44]. Постепенно, шаг за шагом, крошечный фонд, призванный помочь вдовам пары сотен священников, вырос в целую индустрию – сегодня “Шотландские вдовы” занимаются страховками и пенсиями. Да, теперь это лишь один из множества поставщиков финансовых услуг (в 1999 году фирму купил банк Lloyds), но и по сей день “Шотландские вдовы” воплощают в себе кальвинистскую бережливость – так думают очень многие люди, не в последнюю очередь благодаря одной из наиболее успешных рекламных кампаний в истории финансов [45].
Кто мог подумать в 1740-х годах, что страховые компании и их близкие родственники – пенсионные фонды, постоянно наращивая численность своих подписчиков, в один прекрасный день достигнут уровня самых крупных мировых вкладчиков – так называемых “институциональных инвесторов”, задающих настроение на мировых финансовых рынках? Когда после Второй мировой войны страховым компаниям разрешили помещать свои средства в фондовый рынок, те сполна воспользовались открывшейся возможностью и к середине 1950-х владели почти третью крупнейших предприятий Великобритании24. На текущий момент в управлении одних только “Шотландских вдов” находится более 100 миллиардов фунтов. Накануне Первой мировой войны страховые взносы равнялись жалким 2 % ВВП стран с развитой экономикой, а не сегодня так завтра им покорится отметка в 10 %.
Уже больше двух с половиной веков назад Роберт Уоллес почувствовал, что в страховании “размер имеет значение” – чем многочисленнее подписчики фонда, тем легче, опираясь на закон больших чисел, предсказать объем выплат в данном году. Уоллес, его друг Вебстер и Маклорен первыми применили на практике приемы, позволяющие актуариям дня сегодняшнего с удивительной точностью прикидывать ожидаемую продолжительность жизни большой группы людей, пусть смерть каждого в отдельности предвидеть и невозможно. Но мало знать, кто сколько проживет, – надо еще понимать, сколько принесут вложенные страховые премии. Как поступить со взносами страхователей? Поместить в относительно надежные облигации, как завещал корифей викторианского страхования, главный актуарий Лондонской страховой корпорации Артур X. Бейли? Или рискнуть, соблазнившись более высокой доходностью? Можно сказать так: страхование сводит вместе риски и неопределенность жизни повседневной с рисками и неопределенностью финансового толка. Специалисты кое-что понимают в актуарном деле и подготовлены к встрече лучше клиентов. Пока современной теории вероятности не существовало, страховщики походили на игроков в рулетку, сегодня они – владельцы казино. Незадолго до своего заката Дик Скраггс утверждал, что страхователям (жертвам) лучше не переступать порог этого игорного заведения – там их надуют и даже не подумают извиниться. Но экономист Кеннет Эрроу уже давно подметил, что большинство предпочтет вариант с гарантированной скромной потерей (как ежегодная страховая премия) и маловероятным, но крупным выигрышем (как страховая выплата после бедствия) обратному – стопроцентному маленькому приобретению (оставить себе премию) в паре с неизвестно насколько вероятной огромной потерей (разбираться с катастрофой самому). Гитарист 'Толлинг стоунз” Кит Ричардс и певица Тина Тернер могут этого и не знать, но первый застраховал свои пальцы, а вторая – ноги. Издавна страховые компании слывут воплощением шотландской осмотрительности, и покуда почти все клиенты получают то, что им причитается, страховщиков едва ли начнут упрекать в скупости и недобросовестности.
Остается разобраться с одной загадкой. На страховые премии у британцев уходит 12 % ВВП, в полтора раза больше, чем у американцев, и вдвое больше, чем у немцев25; изобретатели страхового дела в его нынешнем виде – самый застрахованный народ в мире, и это понятно. Секундочку! Кому и почему это понятно? Это США, а не Великобритания, бесконечно страдают от капризов природы; на моей памяти с американскими ураганами мог тягаться разве что шторм октября 1987-го. Ни один британский город не сидит на разломе, как Сан-Франциско. Что до Германии, то на ее фоне история Британии с момента основания “Шотландских вдов” – эталон политического спокойствия. Внимание, вопрос: почему же мы, британцы, приобретаем так много страховок?
Ответ связан с историей взлета и падения альтернативной формы защиты населения от жизненных невзгод, имя которой – государство всеобщего благосостояния.
От противостояния – к благосостоянию
Многие люди были столь нищими и беспомощными, что никакие “Шотландские вдовы” или другие частные страховщики просто не могли поддержать их в трудную минуту. Приходилось либо полагаться на милость отдельных филантропов, либо привыкать к почти военному распорядку работного дома – выбор незавидный. В худшие времена работный дом на Нортумберленд-стрит в лондонском районе Мэрилебон содержал девятнадцать сотен “бедняков – увечных, слабых, старых и слепых”. Когда работы не было, на еду денег не хватало, а погода не позволяла спать на улице, мужчины и женщины становились “временными работниками” – а по сути заключенными в тюрьме. Вот что увидел своими глазами журналист “Иллюстрированного лондонского вестника” в 1867 году:
Моются они, не жалея горячей и холодной воды и мыла, получают шесть унций хлеба и пинтовую кружку жидкой кашицы на ужин, после чего их одежда отправляется в чистку – ее надо обеззаразить, – а сами работники облачаются в шерстяные рубахи и идут спать; ночью они не замерзнут. Те, что знакомы с грамотой, берут в руки Библию и зачитывают остальным молитвы; на ночь в общей спальне воцаряются покой и мертвая тишина… Вообразите набитый охлопьями матрас, добавьте такую же подушку и накиньте пару пледов – получится кровать. Летом подъем в шесть, зимой – в семь, и начинается работа. Женщины пойдут драить спальни, а то и щипать паклю, мужчинам тоже придется несладко, но после завтрака – таких же питательных свойств, что и ужин, – дольше четырех часов их работать не заставят. Еще утром вернулись из чистки их одежды, теперь свободные от клопов и клещей, и всем желающим подлатать свое тряпье выдаются иголки, нитки и кусочки ткани для заплат. Местный врач внимательно осматривает всех заболевших, и самые хилые помещаются в лазарет…
