беднела и разорялась. Но эти бедняки были не безземельными, а безлошадными. В. И. Ленин их называл «наемными рабочими с наделом». Земля у такого крестьянина была, но он не мог ее обрабатывать, если у него не было рабочего скота, поэтому основой его существования являлся заработок на стороне.
Следует заметить, что Ленин делает определенную политическую натяжку, причисляя к сельскому пролетариату и часть однолошадных крестьян: вспахать надел можно было и на одной лошади. Но важно было доказать, что сельский пролетариат был достаточно многочисленным, чтобы составить базу социалистической революции в деревне.
Сельский пролетарий, «батрак с наделом», не мог продать надел и переселиться в город, стать рабочим. Не мог продать надел, потому что земля принадлежала не ему, а общине. Не мог уйти, потому что община его не отпустит: он должен вносить свою долю налогов и выкупных платежей за землю, даже если он этой землей и не пользуется. Он может уйти в город лишь на время, на заработки, с тем, чтобы из заработанных денег внести свою долю платежей в казну.
Согласно расчетам В. И. Ленина сельский пролетариат составлял «не менее половины всего числа крестьянских дворов, что соответствует приблизительно 4/10 населения». Очевидно, семьи бедняков были сравнительно небольшими. Причиной было не столько то, что малая семья получала соответственно малый надел, но и недостаточная обеспеченность хозяйства рабочими руками. Крестьянская семья являлась трудовым коллективом, в котором каждому находилось дело, и если в этом коллективе не хватало людей, вести полноценное хозяйство было трудно.
Особенно мешали общинные порядки предпринимательству выделявшейся сельской буржуазии, кулаков, которые, по расчетам В. И. Ленина, составляли тогда 3/10 сельского населения, но только 1/5 дворов, т. е. кулацкие семьи были довольно крупными. Вести сколько-нибудь рациональное товарное хозяйство на общинном наделе было невозможно.
Невозможно было увеличить свои владения за счет бедняцких наделов, да в условиях принудительного трехполья и чересполосицы это и не имело смысла. И поэтому для предпринимательской деятельности кулаки искали другие сферы, вне сельского хозяйства – в торговле и промышленности.
Вспомним некрасовского кулака: «Науму паточный завод и дворик постоялый дают порядочный доход…».
Чтобы стать промышленником, крестьянину требовались незаурядные способности. И крупнейшие предприниматели России – Рябушинские, Морозовы, Гучковы – вышли из крестьянского сословия. Но из сельского хозяйства они уходили. Министр финансов Витте писал: «Горе той стране, которая… насаждала разного рода коллективное владение». И дальнейшее экономическое развитие России в значительной степени определялось противоречием между передовой промышленностью и архаичным сельским хозяйством.
Типичный пореформенный кулак – это сельский лавочник, владелец мелких промышленных заведений, в основном по переработке сельскохозяйственной продукции. Он скупает продукцию у односельчан и перепродает ее в городе. Он берет подряды на перевозку различных грузов, привлекая в качестве возчиков тоже своих односельчан.
Гораздо реже кулак выступает как фермер, т. е. подлинно сельскохозяйственный предприниматель, только действует он при этом не на общинном наделе, а на земле, купленной или арендованной на стороне, обычно у помещика. Только на этой земле, где он не зависит от общины и общинной чересполосицы, кулак может развернуть рациональное специализированное товарное хозяйство. Однако лишь единицы крестьян вступали на путь фермерства, и доля фермеров к началу XX в. составляла всего около 1 % всех крестьян.
Как уже сказано, община не только задерживала расслоение крестьян, но и тормозила развитие сельского хозяйства. Община – это замороженные традиционные приемы трехпольного натурального земледелия, не оставлявшие места для хозяйственной предприимчивости. Традиционный ритуал сезонных работ, позволявший существовать «как все» и не требовавший проявления инициативы, для большинства крестьян был приемлем и дорог.
Предпринимательство было по сути враждебно общинной уравнительности, поэтому фермер для общины – это «кулак», «мироед».
К тому же «мир» для крестьянина был носителем вековой мудрости. Это ведь был действительно демократический институт, основанный на принципах равенства и справедливости. Западный сельский хозяин был преимущественно предпринимателем – индивидуалистом. Наш крестьянин был общинником, т. е. коллективистом по восприятию мира, воспитанным на общинных традициях. Поэтому социалистические идеи в том виде, в каком они до него доходили, были для него более приемлемыми, чем для земледельца Запада.
12.2. Переход помещиков к капитализму
Помещики, как и крестьяне, тоже были сословием феодального общества. Поэтому и среди помещиков после отмены крепостного права тоже происходило расслоение: часть помещиков разорялась, часть перестроила свои хозяйства на капиталистические рельсы.
После освобождения крестьян в руках помещиков осталась приблизительно четверть сельскохозяйственных угодий. Нужно учитывать, что помещик и дворянин в это время – не синонимы. Две трети дворян ко времени ликвидации крепостного права не имели земельных владений с крестьянами, т. е. не были помещиками, а жили за счет государственной службы, военной или гражданской, составляя основу государственного аппарата.
Источником существования значительной части помещичьих хозяйств в то время служили отработки. Чтобы перестроить барское хозяйство, основанное на феодальной ренте, т. е. на эксплуатации самостоятельных крестьянских хозяйств, в «коммерческое» капиталистическое предприятие, требовались время, знания и капиталы. Ведь хозяйство феодала – это не производственная структура, а устройство для взимания ренты, паразитической по своей сущности. Поэтому в новых условиях требовалась перестройка отношения помещиков к своему делу, превращение их в капиталистических предпринимателей. Для этого были нужны также определенные агротехнические знания, новая техника (на крестьянской сохе капиталистическое хозяйство не построишь), капиталы, достаточные кадры наемных рабочих. Необходимыми знаниями обладали те помещики, которые уже при крепостном праве перешли к товарному производству. Требуемые капиталы обеспечивала выкупная операция. С техникой было сложнее, но в крайнем случае можно было выписать машины из-за границы.
Но главным препятствием перехода к капиталистическому хозяйству был сам механизм крестьянской реформы с «отрезками» и выкупными платежами, который обеспечивал помещикам длительный переходный период для перестройки. Зачем было покупать машины и нанимать рабочих, если было можно получать даровой труд в форме отработок? Эта переходная форма ослабляла стимул к реорганизации хозяйства. С этим можно было не спешить.
Но во всех случаях отработки имели общую черту, отличающую их от капиталистического найма: крестьяне работали на земле помещика со своим рабочим скотом, своим инвентарем, а, следовательно, помещик еще не выступал как капиталист, не вкладывал капитал в производство. Помещичье хозяйство по-прежнему существовало за счет крестьянских хозяйств. А для этого требовалось, как и при классических феодальных отношениях, чтобы крестьяне были достаточно самостоятельными. В отработках участвовали средние крестьяне. Бедняк не мог отрабатывать, потому что у него не было рабочего скота. Кулак арендовал землю помещика, но арендную плату вносил деньгами. Более того, отработки тормозили расслоение крестьянства. Когда крестьянин был на грани разорения (например, пала лошадь или не осталось зерна для посева), он мог взять у помещика ссуду под
