69. Советская Россия. — 1988. — 16 сент.; Собчак А. Указ. соч. — С. 61.
70. Медведев Р. Личность и эпоха... — С. 6.
Междуцарствие. Андропов и Черненко
Странная судьба выпала на долю Юрия Андропова. По уровню культуры и способностям он, несомненно, превосходил большинство своих сверстников в брежневском руководстве. В 60-е годы ему отдавали предпочтение интеллигенты-реформаторы. Но кончилось тем, что свои способности он проявил лишь в качестве руководителя тайной полиции. Даровитый и властолюбивый, он с самого начала стремился занять высший пост в стране, но ему удалось удовлетворить имеющиеся у него амбиции лишь на пороге своего 70-летия. На него смотрели как на возможного реформатора. Однако, став одним из наиболее влиятельных членов коллегиального руководства, он оказался у истоков некоторых из наиболее злополучных решений. Достигнув же вершины власти, он уже не имел времени показать, какими в действительности были его намерения.
Единственной линией поведения, относительно четко проявившейся в несколько оставшихся в его распоряжении месяцев, было стремление восстановить в стране порядок и дисциплину. Это обеспечило ему некоторый авторитет и даже популярность. Именно он начал борьбу с коррупцией, дойдя в наиболее громких случаях до судебных процессов в отношении друзей и родственников Брежнева. Он нанес удары по некоторым из наиболее важных партийных руководителей на местах; Рашидову в Узбекистане, секретарю Краснодарского обкома Медунову — фигурам впоследствии забытым, но тогда стоявшим на первом плане. Он свалил влиятельного министра внутренних дел Щелокова, впоследствии покончившего с собой. После многих лет брежневской стабильности Андропов произвел первое существенное обновление кадров среднего уровня как в центре, так и на местах[1]. Среди всех этих эпизодов наиболее значительным по своим последствиям был, несомненно, первый — дело Рашидова. Тот превратился в местного сатрапа, однако борьба правосудия с ним и его окружением приобрела в конечном счете характер столкновения Москвы с одной из союзных республик — Узбекистаном, столкновения между русскими и узбекскими функционерами. В лице последних с чрезмерной, возможно, поспешностью в Москве увидели организованную «мафию», состоящую из воров и растратчиков. Короче, обнаружилась первая возможность межнационального конфликта.
Все же не имеет смысла давать всестороннюю оценку деятельности Андропова, учитывая, что его пребывание на посту генерального /133/ секретаря было мимолетным. Вступив в эту должность в ноябре 1982 года, уже в феврале следующего года он обнаружил, что неизлечимо болен. С тех пор он в основном находился в больнице, а не в Кремле, осуществляя оттуда руководство страной[2]. В области внешней политики за 16 месяцев его правления происходило дальнейшее ухудшение отношений с Соединенными Штатами. Их уровень иногда падал до критической отметки, как, например, в сентябре 1983 года, когда самолет корейской гражданской авиации с 269 пассажирами на борту был принят за вражеский разведывательный самолет и сбит у острова Сахалин*.
* Многолетние расследования, проведенные также и международными комиссиями, и поныне не смогли выявить до конца причины этого трагического инцидента. И все же информация, полученная из независимых источников, свидетельствует о том, что экипаж корейской авиакомпании, вылетев с Аляски, несколько раз сознательно и безответственно нарушал советское воздушное пространство. Согласно наиболее достоверным исследованиям, самолет выполнял миссию по проверке охраны советских воздушных рубежей на Дальнем Востоке, причем осуществляя связь с американскими радарами, расположенными вдоль границ этого пространства. (См. Анатолий Ильяшев. «Le reexamen des affaires du vol 007 de la Korean Airlines et du RВ-50» в «Revue d`Etudes internationales», март 1994 г., т. XXV, № 1.) В любом случае реакция советской стороны, в частности министра обороны Устинова, на всех этапах, как во время инцидента, так и после него, была настолько неуклюжей, что стимулировала худшие подозрения в отношении Москвы. По всей вероятности, к причинам несуразного поведения советских властей прибавлялось и осознание серьезных недостатков системы обороны Дальнего Востока, которые в любом случае обнаружились во время этого инцидента (там же, с. 59-61; С.Ф. Ахромеев, Г.М. Корниенко. Указ. соч., с. 40-50).
Никакого прогресса не было достигнуто ни в Афганистане, ни в том, что касалось «евроракет». Дошло до того, что президент США Рейган провозгласил своего рода крестовый поход против СССР, назвав его «империей зла». Но помимо этой риторики более всего всполошил Москву рейгановский план создания «космического щита» — орбитальной антиракетной системы, способной блокировать самое смертоносное советское оружие. Только сегодня можно сказать, что эта угроза была нереальной: для Москвы это означало бы либо конец знаменитого «стратегического равновесия», либо начало новой, теперь уже научно-фантастической фазы гонки вооружений, и без того невыносимой для советской экономики.
Поэтому при Андропове не произошло да и не могло произойти в тех условиях никакого существенного поворота в политике, даже если во внутренних делах был дан импульс к разработке некоторых новых идей, выношенных в научно-исследовательских институтах. /134/ Возможно, как утверждали позднее многие свидетели, Андропов готовил на роль преемника Горбачева — самого молодого из руководителей, которого, благодаря усилиям того же Андропова, за пять лет до того вызвали в Москву из провинции. В любом случае Андропову не хватило времени. Он умер в феврале 1984 года. По алхимическим нормам равновесия в «коллегиальном управлении» роль второго секретаря исполнял Черненко — невыразительная личность, посредственный чиновник, сделавший карьеру благодаря Брежневу. После смерти Андропова олигархи «повысили» именно его, выдвинув на первое место. В этом заключалась победа бюрократии над политикой, отражение последних потуг брежневского окружения, настоящая порча, наведенная на страну.
Правление Черненко, если это можно назвать правлением, длилось еще меньше андроповского — чуть больше года. При нем угасли робкие проблески нововведений, промелькнувшие в предшествовавшие месяцы. Черненко был болен не меньше Андропова. Он тоже вынужден был делить время между кабинетом и больницей[3]. Кроме того, Черненко недоставало авторитета, которым пользовался его предшественник. Истинное руководство, особенно в том, что касалось внешней политики, оказалось в руках тандема Громыко-Устинов (но последний тоже умер осенью 1984 г.)[4].
Во внешней политике не наблюдалось ни малейшего просвета: неопытный Черненко был не в состоянии заниматься ими. Но и внутренняя политика продолжала деградировать. Зимой 1984/85 года страна оказалась на грани паралича. Стояли сильные морозы, был гололед, шел сильный снег. Однако подобные природные условия не должны были стать неожиданностью для России. К ним добавились первые признаки энергетического кризиса. Многие предприятия оказались на грани закрытия[5]. Даже представители власти несколько недель жили в чрезвычайных условиях, из которых вышли только благодаря вмешательству более энергичных руководителей, таких как Горбачев и Лигачев.
Два факта характеризовали год правления Черненко. Первый, более тревожный, — ощущение безысходности, охватившее страну, ее интеллектуальные круги, но также и руководящий аппарат из-за посредственных качеств человека, поставленного во главе страны, и, следовательно, бездействия руководства перед лицом наступавшего кризиса[6]. Вторым заметным фактом были маневры по подготовке преемника. Все знали, что Черненко скоро сойдет со сцены. В момент избрания Черненко вторым секретарем практически стал Горбачев, что уже отводило ему важную роль, если принять во внимание частые отлучки генерального секретаря. Но многие из коллег Горбачева никак не хотели видеть его во главе страны, и весь год за кулисами разрабатывались операции по его смещению. Разработки велись /135/ настойчиво. Правда, сам Черненко, издавна привыкший к строгому соблюдению иерархии, не допустил, чтобы они преступили известную черту. И это была его основная заслуга.
Позднее появлялись разнообразные версии того, что произошло после смерти Черненко в марте 1985 года. Те, которые впоследствии стали наиболее ярыми противниками Горбачева, более других, каждый по-своему, пытались представить себя истинными организаторами его избрания, игравшими решающую роль в устранении встречавшихся на его пути препятствий[7]. Это было верно лишь отчасти. Другими словами, верно то, что они были приверженцами сделанного выбора. Но документы, которыми мы располагаем, не подтверждают таких заявлений, в частности не обнаруживают никакого драматического раскола при голосовании в Политбюро в решающий момент. Попытки блокировать избрание Горбачева были предприняты ранее, но не увенчались успехом. 75-летний Громыко, последний из оставшихся в живых представителей старой сталинской гвардии и ядра брежневской власти, покровительствовал Горбачеву. Это была единственная кандидатура, за которую высказывалось большинство секретарей обкомов, из среды которых вышел сам Горбачев. Политбюро по обыкновению единодушно одобрило кандидатуру.
