ДИКТАТУРА Б. ЕЛЬЦИНА
Военно-политическая победа президента и правительства в противостоянии с парламентом привела к единовластию Б. Ельцина. Он мог теперь без всякого противодействия начать работу по переустройству России на свой манер. Советская власть рухнула по всей стране в одночасье, без сопротивления. Советам было просто предложено самораспуститься, что они в подавляющем большинстве и сделали. 7 октября были распущены Моссовет, все райсоветы. Используя известный в политологии феномен "энергии страха", президент сыпал указами направо и налево. За расстрел Белого дома министр внутренних дел Виктор Ерин получил звание героя России, поскольку никогда и ни в чем не сомневался, выполняя указания президента. Военный министр П. Грачев удостоился всего-навсего ордена, потому что колебался и выпрашивал письменный приказ на применение танков.
Чрезвычайное положение в Москве было продлено до 18 октября, чтобы страсти утихли, тем более что не всех главных "зачинщиков" удалось арестовать по свежим следам событий. Долго искали, например, В. Ампилова.
Наконец-то предоставилась возможность изменить статус Мавзолея В. Ленина на Красной площади. 7 октября был ликвидирован пост No 1 почетного караула, стоявшего у входа в мавзолей с далекого 1924 года. Тем самым он перестал быть национальной святыней, у которой в течение стольких десятилетий возлагали венки все иностранные делегации, а также представители общественности и государственных структур.
11 октября был издан указ об одновременном проведении выборов в Государственную думу и Совет Федерации. Вскоре был назначен и день выборов 12 декабря, причем в тот же день должен был состояться и всенародный референдум по проекту новой Конституции России. Б. Н. Ельцин, который в ходе политического кризиса не раз публично высказывался за то, чтобы в середине июня 1994 г. провести досрочные выборы, нового президента страны, теперь категорически отверг такую возможность, сказав, что события 3-4 октября "перечеркнули" эти планы.
Через три дня после снятия чрезвычайного положения в Москве - 22 октября в Россию прилетел государственный секретарь США Уоррен Кристофер, который выразил российскому президенту полную поддержку со стороны Б. Клинтона и американского правительства, что было крайне важным актом авторитета Б. Ельцина в глазах мирового политического истеблишмента, пребывавшего в шоковом состоянии от столь бесцеремонного обращения с парламентом в стране, претендующей на статус демократического государства.
11 ноября 1993 г. был опубликован очередной указ президента, который стыдливо назывался "Об уточнениях (?!) Положения о выборах депутатов Государственной думы в 1993 г. и Положения о выборах Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерации в 1993 г., в соответствии с которым выборы признавались состоявшимися, если число действительных бюллетеней составит не менее 25% от числа зарегистрированных избирателей. С помощью такого простенького приема власть заранее страховала себя против возможных попыток левых сил бойкотировать выборы. Возможность бойкота в те дни довольно открыто обсуждалась в стане многочисленных противников президента. Она учитывала также реальное состояние тогдашнего российского общества, пребывавшего в апатии, крайне усталого, погруженного в каждодневные мелкие, бытовые заботы, связанные с физическим выживанием, дезорганизованного. Пассивность электората - так стали называть корпус избирателей - нарастала с каждым разом. Власть не собиралась активизировать свой народ, она четко продемонстрировав желание использовать его угасающую пассионарность. Безразличие населения к своей судьбе всегда более устраивает власть, нежели глубокая заинтересованность.
По новому положению Государственная дума должна была состоять из 450 человек. Половина из них избиралась прямым голосованием - они получили название одномандатники, а вторая половина - 225 мест - делилась между политическими партиями, которые приняли участие в выборах и при этом получили в целом по стране не менее 5% голосов от принявших участие в выборах граждан. Дележка этих мандатов производилась пропорционально в зависимости от общего числа голосов, собранных той или иной партией. Разумеется, власть не сомневалась, что такие ею же разработанные правила игры принесут полную и окончательную победу на этот раз на правовом поле выборов. Учитывалось, что левые партии были в первые недели после расстрела Белого дома запрещены, как и основные оппозиционные газеты. По мере того, как приближались выборы, правительство разрешало тем или иным партиям и общественным организациям принять участие в предвыборной борьбе. Так произошло, например, с главным политическим оппонентом КПРФ (коммунисты), поскольку устранение коммунистов ставило под вопрос вообще легитимность выборной процедуры. Коммунисты, кстати, вели себя во время осеннего кризиса наименее агрессивно. Г. Зюганов даже выступал по телевидению 3 октября и призывал своих сторонников не поддаваться на провокации, соблюдать спокойствие. Руководители КПРФ не попали в число арестованных по делу о беспорядках 3-4 октября, хотя представители официальных властей и проправительственные средства массовой информации неумолчно обзывали эти события "коммунофашистским" путчем, а его руководителей - людьми, стремившимися к коммунистическому реваншу. Явная несуразица, но ничего другого тогдашние пиарщики придумать не могли. В то же время наиболее жесткие репрессивные меры были приняты в отношении явно некоммунистического Российского общенародного союза, руководимого известным политическим деятелем Сергеем Бабуриным. Его бескомпромиссная позиция по отношению к президенту, высокий интеллектуальный и волевой потенциал, жесткость и непримиримость в дни октябрьских событий заметно пугали Кремль. Поэтому на него сыпались удары со всех сторон. Запрещались его пресс-конференции, совершались налеты на штаб-квартиры РОСа, выкрадывались предвыборные документы и т. д.
Поскольку Центральная избирательная комиссия зарегистрировала (допустила к выборам) 14 политических партий и движений, то жесткая конкуренция между большим числом кандидатов должна была дать дополнительную фору тем политическим образованиям, которые представляли пропрезидентское крыло, а среди них на первом месте был блок "Выбор России", который возглавлял Егор Гайдар, занимавший к тому же пост вице-премьер-министра. Практически неограниченные финансовые ресурсы, полная поддержка со стороны средств массовой информации, то, что называют административным ресурсом, - все было на стороне правительственной партии. Кроме того, шли переговоры о создании предвыборной коалиции между "Выбором России" и партией "Яблоко" во главе с упрямым и честолюбивым Г. Явлинским, долгие годы выступавшим под флагом чистой демократии западного типа. Самоуверенность Е. Гайдара и повышенные требования со стороны Г. Явлинского, который все время давал понять, что не примет никакого поста в государстве, кроме поста премьер-министра, не позволили объединить усилия этих партий.
Самостоятельно решила попробовать свои силы новая, недавно организованная "Партия единства и согласия" во главе с Сергеем Шахраем, стоявшая также на пропрезидентских позициях. Некоторая раздробленность социально однозначно ориентированных сил объясняется прежде всего глубокой убежденностью в неотвратимости сокрушительной победы и необходимости получить свою собственную прочную стартовую площадку для проникновения в будущем в высший эшелон государственной власти России. Власть была убеждена, что выборы для нее по этим правилам так же безопасны, как и стрельба по Верховному Совету. В те дни я записал в своем дневнике: "Предвыборная суета затопляет все вокруг, но она похожа на бутафорскую вокзальную панику, вызванную свистком кинорежиссера во время съемок. Все стараются играть истово, не жалея сил. Более десятка партий и движений бросились на штурм заранее кастрированной Государственной думы. Никакой российский избиратель не разберется в этой толпе потных, орущих, грязных политиканов, не поймет, кто же ему нужен. К тому же ему подсунут безальтернативное голосование по Конституции. А времени на все про все чуть больше месяца. Большего глумления над идеей свободных демократических выборов мне не приходилось видеть за 15 лет работы в странах, которые называют себя демократическими".
Чтобы как-то отвлечься от политического бесстыдства, я брал вечерами И. Бунина и пытался уйти в его мир. Не получалось, я отрывался от книги и записывал: "Поражаюсь способности этого литератора абстрагироваться от окружающей жизни, дремать в "башне из слоновой кости". 1939-1944 гг. - молох Второй мировой войны крушит все вокруг. Трещат кости его Родины - России, разгромлена и оплевана его приемная мать - Франция, горя кругом - окиян-море. А он пишет цикл "Темные аллеи" о случайно вспыхнувшей и недобро оборвавшейся любви, которая иной раз и на любовь-то не похожа, а так, мимолетная плотская дурь. Хорошо таким нобелевским Умельцам! Легко.
