Отправляясь в Азию, Цезарь позаботился о своей «случайной» знакомой, появившейся в его жизни из мешка или из ковра. Все легионы, кроме 6–го, взятого с собой, он оставил в Александрии, дав новым царям возможность укрепить свою власть, ибо не могли их, верных приверженцев Цезаря, любить и уважать подданные. Чтобы оценить великодушие Цезаря, заметим лишь, что отправился он не на прогулку, но на очередную опасную войну.
Клеопатра в определенный природой срок родила сына. Назвали его Цезарионом.
Все рассчитывали, что Цезарь займется хозяйничавшими в Испании и Африке помпеянцами; и было бы логично уничтожить врагов, пока они не успели укрепиться.
Но Цезарь, как всегда, непредсказуем; он появляется там, где его не ждут, — в этом и заключалась одна из причин его успехов.
Понтийский царь Фарнак, прослышавший о затруднениях Цезаря в Египте, начал прибирать к рукам римские владения в Азии. Ему удалось разбить тамошнего наместника Домиция Кальва, занять Вифинию, Каппадокию и Малую Армению. Еще немного, и Рим лишился бы провинции Азия.
В «Александрийской войне» читаем:
Цезарь прибыл в Понт и собрал все войска в одно место. Но они были и по своей численности, и по боевой опытности весьма посредственными, за исключением одного 6–го легиона из ветеранов, привезенного им из Александрии. Но и этот легион после долгих трудов и опасностей потерял много солдат в трудных походах и плаваниях, а также в частых сражениях, и так уменьшился в своем составе, что в нем оставалось менее тысячи человек.
Еще один легион поставил местный царек Дейотар, и два легиона удалось собрать из разбитых в недавнем сражении солдат Домиция.
Малочисленность войска, как ни странно, послужила Цезарю на пользу. Средневековые алхимики безуспешно тратили жизни на поиски философского камня, который, по их мнению, должен превращать железо и прочие металлы в золото. Даже если бы они нашли это чудодейственное средство, им все равно не удалось бы превзойти Цезаря: он давно и блестяще превращал недостатки в достоинства.
Полагаясь на очевидное численное превосходство, на свою армию, «двадцать два раза одержавшую победы», Фарнак начал сражение с невыгодной позиции.
Цезарь не стал изобретать новые тактические приемы против глупца, которого поразила самая опасная болезнь — гордыня. Способ ведения боя был испытан на Фарсальской равнине и заключался в том, что самая боеспособная часть войска опрокидывала врага на одном лишь участке — остальное довершала паника. Для того чтобы обратить в бегство огромнейшую армию, Гаю Юлию было достаточно лишь нескольких когорт. Однако они должны состоять из воинов, для которых не существовало такого чувства, как страх, для которых удары мечей о щит были сладкой музыкой, — только проверенные в десятках битв ветераны могли воплотить простой и гениальный замысел Цезаря.
Когда завязался большой и ожесточенный рукопашный бой, то на правом фланге, на котором стоял 6–й легион из ветеранов, зародилось начало победы. Именно здесь стали сбивать врагов по крутому склону, а затем, гораздо позднее, но при помощи тех же богов, все войска царя на левом фланге и в центре были совершенно разбиты. Насколько легко они подошли к неудобному для них месту, настолько же быстро были сбиты, и неудобство местности поставило их в тяжелое положение. Таким образом, много неприятельских солдат было перебито и отчасти передавлено обрушившимися на них своими же; наиболее проворным удалось убежать, но они должны были побросать оружие.
Фарнак потерял все войско и спасся бегством «в сопровождении немногих всадников». От плена его спасло лишь то, что легионеры принялись грабить понтийский лагерь.
Цезарь был чрезвычайно рад, что война, которая обещала быть долгой и трудной, окончилась в несколько дней. Весь ход войны в послании к своему другу Цезарь описал тремя словами: «Пришел, увидел, победил».
Глава 4. Пожизненный диктатор
Цезарь переправился в Италию. Неутомимый военачальник решил, что настала пора воспользоваться плодами своих побед. Как всегда, он легко добился желаемого: его вторично избрали диктатором, хотя раньше эта должность не была годичной (диктатор исполнял свои обязанности от нескольких дней до нескольких месяцев и слагал полномочия по мере того, как исчезала опасность для государства). Уставшие от крови римляне покорно избрали Цезаря еще и консулом на 46 год.
Во все времена люди, принимавшие диктаторскую власть, надеялись, что железная рука наведет порядок в стране. Увы! Диктатор не может править страной один; лица, являвшиеся посредниками между ним и народом, оказывались чаще всего нечистыми на руку. Почему? Потому что сама диктатура является нарушением закона, а уж коль его преступил лев, то за ним следуют без лишних размышлений и шакалы. Не миновала сия участь и Цезаря. И если сам он искренне надеялся сделать государство лучше, то исполнители его воли больше заботились о себе. Об этом рассказывает Плутарх.
На Цезаря возлагали вину за сумасбродства Долабеллы, корыстолюбие Матия и кутежи Антония; последний, в довершение ко всему прочему, присвоил какими — то нечистыми средствами дом Помпея и приказал его перестроить, так как он показался ему недостаточно вместительным.
Среди римлян распространялось недовольство подобными поступками. Цезарь все это замечал, однако положение дел в государстве вынуждало его пользоваться услугами таких помощников.
Плутарх, как всегда, просто, понятно и весьма точно характеризует изменения, произошедшие в римском обществе:
Склонившись перед счастливой судьбой этого человека и позволив надеть на себя узду, римляне считали, что единоличная власть есть отдых от гражданских войн и прочих бедствий. Они выбрали его диктатором пожизненно.
Цезарь достиг желаемого, но, как оказалось, даже положенного законом годичного консульства ему было много — судьба позволила ему наслаждаться властью не более пяти месяцев… Что ж, в конце концов, важно прожить не сколько, а как; и Цезарь наслаждался каждым днем, пользуясь страхом уцелевших в общегражданской мясорубке ничтожеств. Ему было мало почестей, определенных для него сенатом, и его окружение хорошо чувствовало это. Подхалимы, льстецы, хитрецы, ненавистники, как рассказывает Плутарх, «наперебой предлагали чрезмерные почести, неуместность которых привела к тому, что Цезарь сделался неприятен и ненавистен даже самым благонамеренным людям». Недовольство росло. Здание, построенное Цезарем с таким трудом, едва не разрушили собственные легионеры. Взбунтовался самый дорогой его сердцу 10–й легион. Это было уже не тихое ворчание римских обывателей, на которое диктатор не обращал внимания: солдаты убили двух бывших преторов — Коскония и Гальбу, а после этого создалась угроза и самому Риму.
Легионеров можно понять. Ситуацию анализирует Т. Моммзен.
Почти нечеловеческие требования, которые к ним предъявлял полководец и последствия которых достаточно ярко проявились в страшном опустошении их рядов, создали недовольство даже в этих железных людях, — и нужно было только время и отдых, чтобы привести умы в брожение. Единственный импонировавший им человек целый год был далеко, точно совсем исчез, начальствовавшие над ними люди гораздо больше боялись своих солдат, чем солдаты их, и спускали этим покорителям вселенной грубое насилие над хозяевами на постоях и вообще всякое нарушение дисциплины.
Древние историки рапортовали, что в начале гражданской войны ни один легионер не покинул Цезаря. Это действительно было так, но легионеры тогда еще не представляли, что их ждет впереди. Прошло время, и римляне устали от бесконечной войны, им надоело убивать собственных братьев, и только гений Цезаря заставлял из года в год вертеться кровавое колесо. Диктатор уже не мог остановиться, потому что привык доводить все свои начинания до конца, невзирая на то, что Рим платил за воплощение его сокровенных желаний небывалую цену. Он страстно желал быть первым, пусть даже в полупустом Риме.
В легионах Цезаря осталась едва ли пятая часть их состава; остальные полегли в Галлии, Испании, Греции, Азии, Египте. Теперь этим смертельно уставшим людям предложили оставить благодатную Кампанию и отправляться на очередную войну, хотя положенный срок их службы закончился. Им были обещаны вознаграждения после битвы при Фарсале, но ничего не выдано.
Цезарь послал к солдатам «некоторых из начальников с обещанием выдать каждому воину еще по тысяче драхм». Лучше бы он послал эти драхмы! Войско заявило, что не желает больше слышать обещаний, и потребовало деньги немедленно. Гай Саллюстий Крисп, известный историк и претор 47 года (до н. э.), бывший в качестве посла, едва не был убит, его спасло только поспешное бегство.
