Без британской помощи нельзя было предпринять ничего, но ее Врангель был лишен. 2 апреля, когда он покидал Константинополь, британский верховный комиссар вручил ему ноту, в которой белых призывали немедленно прекратить «неравную борьбу»: со своей стороны, королевское правительство предлагало вступить в переговоры с Москвой в расчете добиться для белых общей амнистии. Генералитету обещали дать убежище в Великобритании. Если же белые откажутся от сделанного предложения, грозно сообщалось в ноте, правительство «прекратит снабжать [их]…отныне и впредь какой бы то ни было помощью или дотациями»343.
Предложение Британии добиться советской амнистии для белых было легкомысленным, и Врангель не обратил на него никакого внимания. Он вполне готов был решить в пользу эвакуации, если только это не значило бросить полмиллиона белых и симпатизирующих гражданских лиц на милость коммунистов. Белое командование пришло к заключению, что эвакуация была единственным выходом. Дабы в будущем оградить себя от возможных обвинений, будто он повел себя недостойно и уклонился от вооруженной борьбы, Врангель потребовал и получил от своего генералитета подписи под документом, где говорилось, что ввиду предъявленного Британией ультиматума его задачей стало добиться неприкосновенности и безопасности всем, кто не желал полагаться на добрую волю Советов344. 4 апреля в ответе на британский ультиматум Врангель подтвердил готовность пойти на прекращение огня и эвакуироваться из Крыма при условии, что союзники обещают убежище не только ему и командному составу, но и «всем тем, кто предпочел бы оставление своей Родины принятию пощады от врага»345.
Британия не побеспокоилась даже ответить на это требование; поскольку же переговоры с Москвой относительно амнистии Врангель считал бессмысленными, у него не осталось иного выбора, как подготовиться к длительному пребыванию в Крыму. К началу мая, после того как поляки захватили Киев, возможность закрепиться на полуострове стала выглядеть вполне реалистично, тем более что французы, желая уменьшить нажим на поляков и, соответственно, поддерживать занятость Красной Армии на Юге России, начали вести себя дружелюбно. Таким образом, силою обстоятельств явилась идея превратить Крымский полуостров в анклав, в оазис России национальной и демократической. Врангель и его советники считали, что, если бы союзники гарантировали правительству Юга России дипломатическое признание, как они это сделали с некоторыми другими отделившимися окраинными территориями России, это удержало бы Советы от вторжения. На проходившей 11 апреля пресс-конференции генерал заявил: «Не триумфальным шествием на Москву можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа»346. С концепцией этой чем-то перекликалась другая, принятая китайскими националистами после того, как они эвакуировались в 1949 г. на Тайвань, с той лишь разницей, что, в то время как последние получили надежную дипломатическую и военную поддержку от США, правительство Врангеля оказалось практически в одиночестве.
Приняв командование, Врангель немедленно восстановил дисциплину в армии. Войско к тому времени было полностью деморализовано; у пехоты не хватало оружия, большую часть которого побросали в Новороссийске, а у казаков не было лошадей. Стали применяться суровые наказания вплоть до смертной казни для офицеров и солдат за неисполнение приказов, пьянство во время несения службы или мародерство. Это возымело мгновенное действие; войско Врангеля, переименованное в Русскую армию, стало, по отзывам, напоминать Добровольческую армию 1918 года, «когда она еще не была разбавлена насильственной мобилизацией и коррумпирована пьянством и грабежами»347.
Врангель не мог долго оставаться запертым в Крыму, поскольку полуостров не производил продовольствия достаточно, чтобы прокормить сильно увеличившееся население. Помимо этого, Франция ставила свою помощь в зависимость от весьма обременительных условий, в частности требовала снабжать ее сельскохозяйственной и прочей продукцией, которой здесь не хватало. По этим причинам Врангель пренебрег предупреждениями Британии и произвел 6 июня неожиданную вылазку на материк в районе побережья Азовского моря, в Северной Таврии. Операция прошла успешно, и отвоеванные приморские районы вскоре расширились до вполне обширных территорий, дававших обильную сельскохозяйственную продукцию. Чтобы добиться расположения населения, Врангель издал воззвание, в котором обещал защищать веру, обеспечить гражданские права и свободы, предоставить народу самому выбрать правительство. Одновременно с воззванием был опубликован приказ, которым большая часть земель, захваченных крестьянством в 1917–1918 гг., признавалась его собственностью, с оговоркой, что прежние владельцы получают обратно в собственность небольшие наделы, размер которых устанавливался законом348.
В июле и августе Врангель направил вторую военную экспедицию на Кубань, но там ему закрепиться не удалось.
Перспективы Врангеля в большой степени зависели от исхода советско-польской войны. Когда в сентябре после разгрома Красной Армии под Варшавой военные действия в Польше были приостановлены и стороны вступили в мирные переговоры, судьба Врангеля была решена. 20 октября Красная Армия начала наступление на Крым, напав на позиции белых на Перекопском перешейке: против 133 600 красных стояло всего 37220 белых349. Наступающих поддерживали партизанские части под командованием Махно, которые были посланы в атаку на самый укрепленный редут белых и ценой тяжелых потерь осуществили прорыв. Имеются сведения, что после сражения Троцкий приказал казнить 5000 оставшихся в живых махновцев. [Мороз И. // Аргументы и факты. 1990. № 37(518). С. 7. В отместку на следующий год Махно казнил всех коммунистов, какие только попадали к нему в руки на Украине. В августе 1921-го Махно был разбит частями Красной Армии под командованием Михаила Фрунзе, остатки его армии ушли в Румынию. Умер Махно во Франции в 1934 г.].
Удерживая Красную Армию на расстоянии, Врангель делал приготовления к эвакуации. Трудное отступление было осуществлено с показательной четкостью, войска дрались и отходили, не теряя строя. 14 ноября гражданская война формально закончилась: 83 000 военных и гражданских беженцев погрузились на 126 британских, российских и французских кораблей и отбыли в Константинополь. Врангель взошел на борт последним. Примерно 300 000 антибольшевиков были оставлены; многие офицеры были массовым образом расстреляны красными350.
Впоследствии многие и многие тысячи военнопленных были заключены в лагеря. В ноябре 1920 г. Ленин получил из отвечавшей за лагеря ЧК встревоженные донесения, в них говорилось, что только в Екатеринбурге 100 000 военнопленных и изгнанных из поселений казаков живут в «невероятных условиях». В харьковских лагерях содержалось 37 000 военнопленных из армии Врангеля. ЧК просила сделать что-то, чтобы улучшить условия этим людям. Ленинский ответ был: «В архив»351.
Донских казаков массами выгоняли из их усадеб. С целью заново заселить и реконструировать обезлюдевшие районы советское правительство провело в 1922-м переговоры с германским концерном Круппа, предлагая сдать ему в аренду целых 700 000 га пахотной земли в районе Новороссийска352. Однако, даже когда размеры снизили до 65000 га, немцы не решились пойти на сделку, и из переговоров ничего не вышло.
* * *
По причинам, изложенным в начале этой книги, победа Красной Армии была предрешена, особенно принимая во внимание ее бесконечное численное и техническое превосходство, а также преимущества ее геополитического положения. Относительная слабость белых еще усугублялась их неспособностью следовать логике гражданской войны и настойчивым отказом признать отделение нерусских территорий. Ими совершались и стратегические ошибки, самой дорогостоящей из них оказалась неспособность соединиться с Колчаком. Были допущены и другие серьезные ошибки и просчеты, например, отсутствие хорошо налаженного гражданского управления. Фатальным оказалось неумение и бессилие держать войска в строгом порядке. Учитывая эти обстоятельства, правомерно усомниться в том, что более умная политика или лучшее стратегическое планирование могли бы отвратить поражение белых. Если бы после смерти Корнилова не Деникин, а Врангель принял верховное командование, агония бы продлилась, но исход, вероятнее всего, оказался бы таким же. Слишком уж неблагоприятными для белых армий оказались «объективные» факторы. [См. также заключение кн.: Mawdsley E. The Russian Civil War. P. 272–290.].
Среди обстоятельств, оказавших влияние на итоги событий и могущих быть названными «объективными», хотя они имели не материальную, но культурную природу, следует особо отметить слабую развитость у русского населения чувства патриотизма. Белые вдохновлялись примером русского национального восстания против иноземных захватчиков, имевшего место в начале XVII столетия и положившего конец «Смутному времени». Они взывали не к классовым инстинктам, то есть не к чувствам обиды или алчности, но к чувству национальной гордости. Этот призыв нашел ответ у небольшой группы, состоявшей в основном из офицеров и студентов: ситуация общая и для Колчака, и для Деникина353. Ни русское крестьянство, ни нерусские меньшинства (к которым в данном случае следует отнести и казачество) не могли вдохновиться призывом освободить Россию. Царскому правительству не удалось создать у своих подданных чувства национального единства и общности интересов: призыв большевиков грабить, дезертировать из армии и отделяться от империи казался им более привлекательным. Когда закончилась гражданская война и большевики заторопились начать коммунистическое строительство, им пришлось в свою очередь взывать к патриотизму, и ответом им стало, конечно же, все то же безразличие. На него большевики отреагировали перманентным террором.
