Федеральный конституционный суд пожелал из этого сделать двоякий вывод: во-первых, требование об объединении и, во-вторых, утверждение о продолжении существования Германского Рейха. Оба вывода представляются мне чрезмерной интерпретацией.
В преамбуле основного закона никоим образом не написано, что какое бы то ни было будущее правительство Федеративной Республики обязано добиваться объединения Германии. Если бы авторы конституции хотели бы сказать это, то они бы это сказали. Однако в преамбуле основного закона имеется лишь весьма неясный призыв к немецкому народу «завершить» своё объединение и свободу.
Также в ней не написано: несмотря на всё, что мы теперь принуждены совершать, Германский Рейх продолжает своё существование. И это было бы сказано, если бы хотели сказать это. Напротив: в преамбуле даже написано в определённом смысле, что Рейх не продолжает существовать, поскольку он же должен будет быть заново основан («завершён») в неопределённом будущем путём свободного решения немецкого народа.
И собственно говоря, речь не идёт о «Германском Рейхе». Единство Германии должно быть достигнуто свободно; в какой государственной форме, не говорится. Интерпретация, что тем самым может иметься в виду только старый Германский Рейх, по моему мнению выходит за рамки собственно содержания преамбулы Конституции — и она сегодня ещё играет роль во внутренней германской политике. Что же отсюда можно извлечь — это то, что основатели Федеративной Республики в действительности основали на Западе Германии новое государство, и это несомненно.
Федеративная Республика была новым государством. Не только с географической точки зрения она не была основанным заново Германским Рейхом, она не была также фрагментарным остатком этого Рейха. Потому что она произошла из земель, которых частично никогда не существовало в Германском Рейхе; она была основана партиями, самой сильной из которых — ХДС/ХСС[23] — также не было в Германском Рейхе. И Федеративная Республика дала себе Конституцию, которая не была основана ни на Конституции прежнего Германского Рейха, ни Веймарской Республики, а являла собой совершенно новые черты. Это было действительно новое государство, которое возникло тогда.
И равным образом было новым государство, возникшее в советской зоне оккупации. Это не требует подробного обоснования, потому что это государство с самого начала не имело какого-либо сходства ни с одной из государственных форм Германского Рейха и также не утверждало, что оно является продолжателем Германского Рейха в какой-либо форме.
Это не предотвращало того, что оба новых германских государства, как одно, так и другое, субъективно ощущали себя центрами будущего восстановленного и полного германского национального государства и также отчётливо давали это понять. ГДР представляла тогда ту точку зрения, что западное государство является «раскольническим государством»; а Федеративная Республика выражала намерение посредством притягательного действия своего большего благосостояния и своей большей свободы постепенно перетянуть на свою сторону немцев из ГДР, и таким образом достичь своего рода воссоединения. Это вовсе не было нереалистичной мыслью, потому что ведь в действительности было большая миграция из ГДР на запад в Федеративную Республику: в годы с 1949 до 1961 ГДР потеряла миллионы людей. Однако это не нанесло ущерба её существованию как государства.
Тем не менее была промежуточная ситуация, в которой ещё раз в политической закулисной игре всплыла возможность воссоединения обоих германских государств. В марте 1952 года Сталин предложил трём западным державам ещё раз сделать обратимым раздельные основания государств. Германия посредством свободных выборов должна была быть воссоединена до границы по Одеру-Нейссе. Общегерманскому правительству следовало предложить мирный договор, по которому ему будет полагаться собственная армия; все оккупационные силы в течение одного года должны были бы уйти из своих зон, и — теперь самое главное — державы-победительницы должны были взять на себя обязательство не заключать с Германией никаких союзов, в то время как Германия со своей стороны должна была обязаться не искать таких союзов. Таким образом предложение означало: воссоединение в обмен на нейтрализацию.
Это предложение тем не менее дискутировалось на протяжении трёх лет, однажды — в Берлине в 1954 году — обсуждалось также министрами иностранных дел четырёх держав. Разумеется, с самого начала оно рассматривалось западными державами с большим недоверием, особенно Америкой. И что интересно, оно также было мгновенно отвергнуто тогдашним правительством ФРГ. Хотя против этой позиции правительства Аденауэра в Федеративной Республике была определённая национальная германская оппозиция, в основном в публицистическом секторе, но и она была лишь невыразительной. Следовало по меньшей мере «взвесить» предложение русских, примерно такой была суть позиции социал-демократической партии по этому вопросу. Однако эта точка зрения не прошла, и выборы 1953 и 1957 гг. с большим перевесом засвидетельствовали для Аденауэра, что первого бундесканцлера с его недоверчивой политикой в отношении Советского Союза поддерживает большинство населения, во всяком случае западных немцев — а возможно и восточных немцев. Даже если это было за счёт воссоединения.
Поскольку насчёт «мартовской ноты» 1952 года в Германии не было принято решения, это в последнюю очередь было делом союзников. И хотя западные державы под руководством Соединенных Штатов были готовы согласиться с воссоединением Германии, однако нейтрализация Германии — к которой ведь Сталин в основном и клонил дело — ни при каких обстоятельствах не была для них в повестке дня. И именно, насколько можно ретроспективно осознать, по понятным причинам.
Нейтрализация Германии означала бы, что НАТО на европейском континенте в качестве опорного пункта в основном сохранила бы только Францию. Это было бы и тогда едва ли терпимо, если бы Франция впоследствии при Де Голле не вышла из военной организации НАТО. При данных обстоятельствах однако нейтрализация Германии в длительной перспективе привела бы к уходу американцев из Европы, а это в свою очередь повлекло бы за собой господство Советского Союза на всём континенте, единственно вследствие его могущества.
В этом отношении, пожалуй, задним числом скажут — в том числе и если тогда придерживались другого мнения, как я — что политика Даллеса и Аденауэра отклонить предложение Сталина имела под собой веские основания. Однако, по хорошим или плохим основаниям, факт таков, что это советское предложение, предпочтительное для Москвы с силовой точки зрения и потому вероятно вполне искреннее, было отклонено. И Советы не настаивали на его осуществлении, а напротив, были явно готовы к тому, чтобы разделению Германии 1949 года отныне придать окончательный характер, а ГДР настолько прочно встроить в свою союзническую систему, как это уже намеревались сделать западные державы с Федеративной Республикой, а в 1955 году и сделали.
По этой причине 1955 год — это вторая важная дата в пост-истории Германии, истории исчезновения Германского Рейха. В 1949 году произошло основание обоих новых германских государств. В 1955 году разделение было сцементировано посредством их включения в противостоящие, очень прочные союзы и военные организации.
Однако и после 1955 года в Федеративной Республике ещё многие годы оставалась надежда на то, что произойдёт воссоединение, и именно в смысле ликвидации ГДР и её включения в Федеративную Республику. Единственным реальным основанием, которое ещё имела эта надежда, было положение Берлина, который всё еще был открытой зоной под управлением четырех держав и тем самым образовывал шлюз для движения населения из ГДР в Федеративную Республику, которое было в полном разгаре в течение всех пятидесятых. Разумеется, можно было предвидеть, что восточная сторона не будет долго мириться с таким положением дел.
Если бы действительно хотели строить свои надежды на Берлине, то тогда следовало бы на Западе своевременно подумать на ту тему, как рационально защитить это слабое место. Потому что то, что однажды оно будет подвергнуто нападению, можно было предвидеть. Это нападение произошло в период Берлинского кризиса с 1958 до 1961 года, и выявилось, что защита на Западе не планировалась. К этому добавилось вот ещё что: как раз в эти годы Берлинского кризиса между 1958 и 1961 гг. сложилось то, что с тех пор определяло отношения обеих великих держав и их блоков, а именно так называемый атомный пат. До тех пор существовало явное преимущество Америки в области оружия уничтожения нового типа. Тем временем русские ликвидировали отставание. Теперь и они обладали возможностью атаковать Америку посредством ракет с атомными боеголовками. Неожиданно обе державы, Америка и Россия, были парализованы этой новой ситуацией взаимной угрозы уничтожения. Они обе не могли больше позволить себе войну против друг друга. На этом фоне разыгрывалась проба сил вокруг Берлина, которая в 1961 году в конце концов нашла своё решение путём строительства Берлинской стены и происшедшим вследствие этого закрытием Берлинского шлюза для бегства.
