Саша был его сосед по лестничной площадке. И когда эта дрянь выясняла отношения со своей женой с помощью рук он вмешался. В течение месяца этот подонок нашёл у него дальних родственников в Канаде. Сашу убрали в стройбат. В 1986 году, уже, будучи начальником УНР, он приезжал ко мне в гости в Батуми. Саша страшно переживал, что его убрали из спецназа. Так этот негодяй испортил человеку всю жизнь.
Так вот вызывает меня это существо и начинает мне высказывать претензии. Правда, сначала он мне долго рассказывал, как он уверен во мне. Что я хороший коммунист и преданный государству офицер, и что у него нет ни каких сомнений по этому поводу. Затем он выложил претензии.
Первое, что я назвал лекцию парашей. На, что я ему ответил, что готов это повторить с любой трибуны. А лектора надо гнать из Глав. ПУР-а.
Второе, что я среди офицеров высказывал мысль, что «зелёные береты» лучше подготовлены, чем наши ребята. На, что я его спросил, будет ли он со мной спорить по поводу того, что профессионалы, прослужившие в спецчастях по 10–15 лет, лучше подготовлены, чем пацаны, отслужившие год, полтора. Подискутировав с ним минут десять, я понял, что просто с его помощью меня хотят поставить на место.
Я часто выступал на совещаниях, а особенно на партийных собраниях с критикой в адрес руководства бригады, было за что. А уцепиться им за меня было не за что, вот они и нашли предлог.
Я встал и напрямую к комбригу. Это был всё тот же человек, случайный не только в спецназе, но и в Армии вообще, это сугубо лично моё мнение. Я от него потребовал, что, так как я являюсь антисоветчиком, убрать меня из бригады, я и рапорт писал с просьбой убрать меня в пехоту.
Видя такой прессинг, я принял решение ехать в Ташкент в управление КГБ. Меня немедленно принял какой-то полковник. После того, когда я ему всё выложил, он мне сказал, что они прекрасно знают, что собой представляет наш особист. Что давно хотят от него избавиться. И, что такая возможность сейчас появилась, они переведут его служить в город Монино, в Подмосковье. Я, сделав удивленные глаза, сказал: «Меня так накажите. Со Средней Азии в Подмосковье, об этом только мечтать можно». На что полковник сказал, что по другому, к сожалению нельзя.
Спустя какое-то время особиста на самом деле поменяли. Вместо него прислали алкоголика с фигурой борца сумо и лицом цвета баклажана. Часто можно было наблюдать картину, как из ворот бригады выезжает мотоцикл, именно такой вид служебного транспорта был у особиста, а в люльке, откинувшись назад, похрапывает контрразведчик. Но зато он никого не доставал.
«Довольно гнуться над корытом, тебе дарованным судьбой, — есть счастье жить в бой открытом, я заслужил открытый бой».
В Афганистане уже полгода шла война. Но это была не та война, которая закончилась в 1945 году. Это была война совершенно нового типа. Большие группы мятежников, за полгода ведения боевых действий, в основном были или уничтожены или рассеяны. Они не могли противостоять Советским дивизиям и полкам в открытом бою. И противник перешёл к тактике партизанской войны. Здесь противник везде и негде. Войска, проявляя беспримерное мужество и самопожертвование, воевали так, как требовали уставы и как учили командиров в военных училищах и академиях, и несли неоправданные потери.
Наиболее полно новым реалиям отвечала тактика действий частей и подразделений специального назначения ГРУ. Ведь по сути, их тактика мало, чем отличалась от партизанской. Да к тому же одной из задач спецназа, была задача ведения антипартизанской войны. Так, что спецназ ГРУ уже был подготовлен к ведению таких боевых действий. Это хорошо было видно по эффективности отдельной роты спецназ 40 Армии, которая иногда имела результаты боевых действий даже выше, чем некоторые дивизии.
Высшим военным руководством страны было принято решение направить офицеров-инструкторов спецназа ГРУ в 103 воздушнодесантную дивизию, полки которой располагались в Кабуле, Почему в дивизию ВДВ? Да потому, что это было наиболее боеспособное соединение 40 Армии, части и подразделения дивизии практически постоянно находились в боях. К тому же подразделения ВДВ, в силу своей специфики, были наиболее приспособлены вести боевые действия мелкими подразделениями в отрыве от основных сил.
В первой половине июля 1980 года в нашу бригаду стали прибывать офицеры с других бригад. Из них комплектовались три группы для переподготовки подразделений 103 дивизии. От нашей бригады предложили ехать мне, и я конечно согласился. В группу входило пять офицеров, три командира отрядов, один связист, и один сапёр.
В каждом полку 103 дивизии для ведения боевых действий по тактике спецназа был выделен один батальон. Так, что получалось три батальона, и в каждый было направлено по одной нашей группе. Каждый командир отряда должен был работать с конкретной ротой, и обучить тактике спецназа хотя бы офицеров роты. Связист должен был обучить связистов батальона работать на наших спецрадиостанциях, а сапёр обучить работе со спецминами и спецзарядами.
14 июля 1980 года мы во главе с представителем ГРУ, подполковником Сазоновым, прибыли на аэродром Тузель, на окраине Ташкента. Перед посадкой в самолёт нам выдали загранпаспорта. И тут я обнаружил, что я Стодеревский Юрий Стефанович 1946 года рождения. Я сказал об ошибке представителю ГРУ, на что мне ответили, что переделать уже не успеют, и чтоб я запомнил свои новые метрические данные. Летели мы в самолёте ИЛ-76 одни, так, что он был практически пустой.
Слева на право: майор Ильин, майор Богдан, старший лейтенант Кондратьев, капитан Стодеревский.
По прилёту в Кабул нас отвезли в здание, в котором размещались высшие советские военноначальники.
С начало нас инструктировал начальник разведки Сухопутных Войск генерал полковник Гридасов, а затем Начальник Генерального Штаба генерал армии Ахромеев. Затем убыли знакомится с командиром дивизии. Получив все указания, мы убыли к своим батальонам.
Я со своей группой попал в 157 парашютно-десантный полк, он размещался в крепости, два других полка находились в районе Кабульского аэродрома.
В нашей группе были: командиры отрядов, майор Ильин с Кировоградской бригады, майор Богдан с Лагодехской бригады, я в звании капитана, сапёр старший лейтенант Кондратьев, лейтенант связист, кажется по фамилии Евдокимов, откуда он не помню. Коллектив подобрался хороший и знающий своё дело.
Встретили нас несколько холодно. Это и понятно. Дивизия уже полгода воюет, и тут являемся мы из Союза, не нюхавшие пороха, их учить. Но палок в колёса нам никто не ставил. А в ротах, вообще, у нас сложились прекрасные отношения с офицерами. К сожалению учёбы, такой как положено, у нас не получилось. Дело в том, что дня через три-четыре после её начала батальон бросили на выполнение боевой задачи, и его не было около десяти дней.
Когда батальон уходил, я спросил разрешения у Сазонова идти вместе с батальоном, естественно мне не разрешили. Кому нужна такая ответственность. Дурак, не надо было отпрашиваться, ушёл бы и никто бы меня уже бы не вернул. А так пришлось мучиться от безделья в крепости. Выходить никуда нельзя, и делать нечего.
Но я, правда, пару раз ездил в отдельную роту спецназ, она располагалась около штаба армии, он размещался в бывшем дворце Амина.
Ротным уже был старший лейтенант Боев, командиры групп Сомов, Григорий Иванов, бывший мой подчиненный, и Тишин, будущий генерал и начальник спецназа России.
В роте мне подарили форму афганских коммандос, и я выпросил у Боева, на время командировки, пистолет АО-44.
С офицерами батальона, второй справа командир батальона капитан Воронцов.
Это тот же пистолет Стечкина, но с приспособлением для ведения бесшумной стрельбы. Для непосвящённых объясняю, что этот пистолет хорош ещё тем, что его обойма, вмещала 20 патронов, и он мог стрелять очередями, почти как пистолет-пулемёт.
Жизнь в крепости текла своим чередом. Каждое утро подразделения полка бежали марш-бросок с полной выкладкой. Впереди, как правило, бежал начальник штаба полка. Бегали только внутри крепости, место было, тем более, что на территории крепости имелся стадион. Затем целый день шли занятия по боевой подготовке, солдат учили конкретно тому, что будет нужно завтра в бою.
Боевой дух и офицеров и солдат был очень высок. И это, не смотря на то, что было отвратительно с тыловым снабжением. Солдаты ходили в штопаном и латаном обмундировании. Идёт война, а нормы вещевого снабжения старые, для мирного времени. Ну а самое страшное то, что солдат, да и офицеров отвратительно кормили.
